Джозеф Стиглиц - Ревущие девяностые. Семена развала Страница 20

Полезно было бы провести мысленный эксперимент: что произошло бы, если бы мы осуществили гораздо более умеренное сокращение дефицита? Экономическая наука не может проводить экспериментов в реальном формате, мы не сможем переиграть историю и поэтому никогда не сможем считать наши выводы достоверными. Однако мы вправе делать заявления такого рода, как, например, «мы исходим из предположения, что дела могли пойти по-другому, и если на самом деле исход оказался неудачным — поставить вопрос, могли ли бы мы действовать иначе?».

Мы должны начать с общего урока, который обычно упускается из виду в разгар экономического спада. Он заключается в том, что каждый спад когда-нибудь кончается. Экономическая политика вносит свои коррективы; она может как сократить время спада, так и продлить его, сделать спад менее или более глубоким. Она может продлить фазу роста. Но экономические флуктуации сопровождают капитализм с самого его возникновения; каждый подъем заканчивается спадом и каждая рецессия сменяется оживлением.

Из этого следует, что мы можем быть уверены в том, что если бы масштаб нашего сокращения дефицита был меньше, в конце концов все-таки пришли бы к оживлению. Мы просто остановимся на наблюдении, что дефицит был сокращен и началось оживление экономики, делая отсюда вывод, что сокращение дефицита явилось причиной оживления. Сокращение дефицита ускорило снижение процентных ставок, что способствовало рекапитализации банков. Но процентные ставки так или иначе должны были снизиться. Они начали снижение даже до вступления Клинтона в должность. Силы, укрощающие инфляцию, — более слабые профсоюзы, усилившаяся международная конкуренция, возросшая производительность — уже вступили в игру, и снижение инфляции сыграло свою роль наряду с сокращением дефицита в падении долгосрочных процентных ставок.

Те же самые силы привели бы к подъему, которым были отмечены девяностые годы. Может быть, подъем начался бы немного позднее, хотя, возможно, было и более раннее его начало. Но в ретроспективе несколько более умеренный подъем опять-таки мог бы пойти на пользу экономике в долговременной перспективе.

Единственный контраргумент связан с мистическим словом «доверие», рассмотренным нами ранее. Если бы не был сокращен дефицит, распространилось бы беспокойство, что Соединенные Штаты могут превратиться в подобие банановой республики, где неуправляемыми являются и дефицит, и государственные расходы. Будет ли бизнесмен в здравом уме инвестировать в такую страну? — был ходовой аргумент. Я нахожу этот аргумент неубедительным. Одной из самых богатых и быстрорастущих областей в мире является Северная Италия — часть страны, государственный долг которой составляет более 100 процентов ВВП.

В то время как разные люди питают свое доверие из различных источников — кого-то беспокоит бюджетный дефицит, кто-то встревожен высокими налогами, взимаемыми для сокращения дефицита, а кто-то озабочен возможностью социальной дестабилизации, часто возникающей при недоинвестировании в социальные расходы — ничто не внушает доверия так, как экономический рост. Если дефицит оказывает стимулирующее воздействие на экономику, как утверждают экономисты традиционного толка, тогда дефициты — умеренного масштаба и структурированные таким образом, что рассасываются по мере оздоровления экономики, — являются лучшим средством восстановления доверия.

Технологические инновации — компьютерная революция — и процесс глобализации, изменения в экономике, начавшиеся до вступления Клинтона в должность и мало зависящие от сокращения дефицита, уже делали инвестирование в Америке привлекательным. Это были реальные изменения в экономике, которые в сочетании с ограничениями на рост заработной платы, обеспечили возможность высоких прибылей и высокой рентабельности, и сделали это именно они, а не мистическое понятие доверия.

Если этот аргумент убедителен, если реальные сдвиги в экономике, совершенствование технологий, открытие рынков в процессе глобализации были настоящими движущими силами оживления, то дефицит так или иначе был бы значительно сокращен, даже если Клинтон не так торопился с сокращением расходов.

Допустим, например, что Клинтон использовал бы дополнительные фонды для финансирования инвестиций в НИОКР, технологии, инфраструктуру и образование. С учетом высокой отдачи от этих инвестиций, ВВП в 2000 г. был бы больше, и потенциал экономического роста был бы тоже больше.

Конечно, и наш государственный долг при этом был бы больше, но больше были бы и государственные активы. Проблема состоит в том, что в рамках нашего бухгалтерского учета признаются наши обязательства (наш долг), но не наши активы. Если отдача от этих жизненно важных инвестиций действительно так велика, как показывают расчеты, то сокращение этих инвестиций, которого потребовало сокращение дефицита, сделало нашу страну беднее. Мудрые инвесторы признали бы, что в конечном счете нам придется расплачиваться за наш дефицит инфраструктуры так же, как нам пришлось бы в конечном счете возвращать любые наши заимствования. Они признали бы, что в любом случае, когда придет день расчетов, налоги все равно придется повысить. Но если эти инвестиции дали бы отдачу сверх той низкой процентной ставки, под которую государство сделало эти заимствования, и государство могло бы оприходовать эту отдачу, налоги на остальную часть экономики могли быть реально снижены.

Было очень много инвестиционных возможностей в государственном секторе с очень высокой экономической и социальной отдачей, которые мы упустили. В предыдущей главе я уже отмечал, что мы сейчас проживаем заделы в фундаментальной науке, являющиеся плодами инвестиций прошлых лет. В течение двух десятилетий Соединенные Штаты Америки недоинвестируют в инфраструктуру, вплоть до того, что стали разрушаться службы управления воздушным сообщением, наши мосты и наши дороги. В конечном счете это недоинвестирование в государственном секторе нанесет удар по доходности инвестиций в частном секторе. Так, мы недоинвестировали в центральные части наших городов. Но когда Совет экономических консультантов предложил очень умеренную программу восстановления обветшавших школьных зданий в центрах наших городов, Министерство финансов с его защищенностью на сокращении дефицита, выступило против нашего предложения. Такое состояние школ способствует сохранению тех проблем, от которых страдают центры наших городов и которые находят выражение в высоком уровне преступности, что, в свою очередь, снижает привлекательность инвестиций — получается порочный круг, который уже вывел Америку в мировые лидеры (среди стран с нашим уровнем душевого дохода) по таким показателям, которыми не стоит гордиться, — например, самому высокому числу отбывающих тюремные сроки в западном мире, так же как и по самому высокому уровню детской смертности.

Мы подвергались соблазну поддаться близорукости финансовых рынков. И мы ему поддались. Ряд бюджетных махинаций обнаружится в ближайшие несколько лет. Мы приватизировали ЮЭС Инричмент корпорейшн (USEC), обогащавшую уран (низкообогащенный уран используется в ядерных реакторах, из высокообогащенного урана делают атомные бомбы), и тем самым поставили под угрозу нашу национальную безопасность. Издержки эти трудно оценимы[31]. Но если рассматривать дело на гораздо более приземленном уровне, то получается, что эта продажа улучшила состояние федерального бюджета лишь на короткое время. Включая в бюджет поступления от продажи, мы не заметили, что USEC приносила порядка 120 млн долларов ежегодно, и этот поток иссяк после приватизации. Долговременное состояние бюджета Соединенных Штатов Америки фактически ухудшалось. Но близорукие методы расчетов, принятые на финансовых рынках, видимо, не включают подобных калькуляций. Ответственные за приватизацию лица учитывали получаемые суммы по номиналу и в соответствии с догмой сокращение дефицита. Они чувствовали все большее удовлетворение, когда текущий баланс все более улучшался — не обращая внимания на то, что это означает для будущего{26}.

Но даже если так называемые финансовые эксперты не в состоянии понять недостатки системы бухгалтерского учета и достаточно близоруки, чтобы игнорировать провалы в нашем образовании, фундаментальной науке или в материальной инфраструктуре, нам не следует быть такими же недальновидными и неумными. В долговременной перспективе истина обнаружит себя.

Из всего этого следуют три простых урока. Первые два созвучны с тематикой, к которой мы будем многократно возвращаться: неудовлетворительная система бухгалтерского учета приводит к поступлению плохой информации и, соответственно, к плохим экономическим решениям; так называемые мудрецы финансовых рынков отличаются примечательной близорукостью; слишком сильно полагаться на них означает подвергать себя опасности. Третий урок состоит в том, что сокращение дефицита в обычных условиях не решает проблему кратковременного экономического спада; скорее оно может повредить даже долговременному экономическому росту. Ситуация 1992 г. была необычной; в обычных условиях сокращение дефицита не может обеспечить экономическое оживление.