Эль Мюрид - Ваххабизм В России. Теория и практика террора Страница 20

Второй путь — освоение территорий. И вновь — и США, и Россия проходили этот путь, и прошли его во многом удачно. Освоение Дикого Запада и Сибири с Дальним Востоком по своему масштабу были довольно близки, хотя существенно отличались между собой в плане отношения к коренному населению. В России коренное новых территорий население при всех издержках включалось в состав российского народа, для Америки была более характерна сегрегация с последующим истреблением коренного населения и его во многом насильственной ассимиляцией.

Оба эти пути имеют ряд существенных ограничений, не являются панацеей, но по крайней мере, обладают интеграционным потенциалом превращения разных народов с относительно гомогенную общность, объединяя её языком, общими традициями и этическими нормами. Идущие вне индустриализации и освоения территорий миграционные процессы, как показывает опыт современной Европы, Юга США, современной России ведут к возникновению гетерогенного общества, состоящего из не совмещающихся между собой культур, живущих обособленно на одной территории. Характерным следствием таких процессов является рост ксенофобии у всех национальных и культурных групп такого гетерогенного общества, создание специфических анклавов («Чайна-таунов» и мест компактного проживания не желающих не только интегрироваться, но даже адаптироваться в жизнь страны пребывания людей).

Пока развитие страны идет именно по пути гетерогенизации — пришельцы извне в силу различных причин, и в первую очередь в связи с качеством проводимой государственной политики, не интегрируются в наше общество. Растет социальная напряжённость, вызванная этим фактором. Причём враждебность нарастает с обеих сторон — мигранты, рассчитывая на укоренение в России, испытывают оптимистические надежды в начале своего пути «сюда», которые очень быстро разбиваются о тот факт, что им здесь не рады.

Социальная мобильность мигрантов зачастую носит устойчивый нисходящий характер — даже высокий уровень образования и профессиональные навыки оказываются невостребованными, люди вынуждены устраиваться на работу, не соответствующую ни их запросам, ни их реальным возможностям. Ограниченность движения по так называемым «социальным лифтам» даже для коренных жителей вынуждает мигрантов включать привычные способы внедрения в общество через этнические и клановые механизмы. Создаются устойчивые этнические группировки, автономно «протаскивающие» своих людей по вертикали и горизонтали, захватывая целые отрасли экономики города, региона, генерируя дополнительные социальные проблемы для коренного населения.

В России миграционные процессы идут по послевоенному европейскому пути. Пока они носят менее фатальный по последствиям характер, так как речь идёт о массовым наплыве людей из республик бывшего СССР, которые по крайней мере знакомы с русским языком — однако все остальные проблемы встают в полный рост. Линия разлома между коренным населением и этно-чужаками расширяется — и является причиной постепенного вытеснения русских из большинства российских регионов. Пока до косовского сценария мы еще не дошли — но то, что процессы идут в этом направлении, вполне очевидно.

Специфика модернизации нашей во многом неевропейской страны по европейскому образцу объективно ведет к чрезвычайно высоким издержкам, выражающихся в углублении демографического кризиса, наплыву мигрантов без объективных предпосылок для их интеграции, гетерогенизации общества, вытеснения русских из мест их проживания, сужение ареала обитания русских. Мы должны понимать, что евромодернизация и построение капитализма в России варварскими ускоренными методами в сегодняшних конкретных исторических условиях приведет либо к окончательному крушению России как цивилизации, либо к контрреформационным процессам отказа от «завоеваний» капитализма с неизбежной высокой платой за этот откат. «Русская весна» станет цивилизационной катастрофой значительно большего масштаба, чем «Арабская».

Безусловно, нет безвыходных ситуаций. В нашем случае — это понимание властью тупиковости выбранного пути и неизбежного крушения страны по одному из двух граничных сценариев. В случае контрреформации «сверху», переосмысления модернизационной модели, ориентирования ее на российские традиции и отказ от наиболее людоедских и неприемлемых этических норм, внедряемых в нашу психику, могут стать приемлемым выходом из ситуации. Замена модели потребления на модель творческого развития может стать альтернативой приближающимся катастрофическим явлениям.

Однако пока, глядя на действующую власть, стоит признать, что в ней практически нет потенциальных лидеров, способных осознать и тем более решить эти непростые задачи. Как обычно, мы будем идти по самому трудному и затратному пути.

Мигрантская среда, формируемая в значительной своей части выходцами из исламских республик бывшего СССР, поставленная в довольно враждебные условия в России, вынуждена обеспечивать свою безопасность и развитие не через интеграцию в российское общество, а через вынужденную самосегрегацию, отделения себя от коренного населения. Коренное население воспринимает мигрантов как нежелательных пришельцев и стремится оградить себя от враждебного нашествия. Мигранты в свою очередь объективно обеспечивают свои интересы через объединительные механизмы традиционного уклада, в которых религия занимает ведущее место. Именно здесь и находят свое место ваххабиты, разворачивая свою работу среди наименее социально защищенных групп мигрантов-мусульман.

Схема, по которой ведется работа с мигрантами-мусульманами, проста и полностью соответствует привычному для них укладу. Стихийно формирующися общины нуждаются в священнослужителях, и ваххабитские «молельные комнаты» становятся вполне приемлемой альтернативой местным мечетям. Через эти «молельные комнаты» пропускается значительное количество мигрантов-мусульман. Эти «комнаты» формируются по земляческому признаку, создаются подпольные или полуподпольные мечети для таджиков, узбеков, киргизов, казахов. В них ведется обработка и пропаганда — и именно эти «комнаты» становятся своеобразным фильтром и мобилизационной структурой ваххабитского подполья, имеющего возможность практически беспрепятственной работы с массами мигрантов.

Этническая закрытость таких общин делает полицейскую работу внутри них чрезвычайно сложной, а создание специальных этнических подразделений в правоохранительных органах затруднено нехваткой квалифицированных кадров, неизбежной коррумпированностью и чувством землячества. Именно поэтому работа правоохранительных органов на этом этапе борьбы с экстремистским подпольем не может быть эффективной по определению, и это не вина правоохранительных органов — они не способны решать несвойственные им задачи.

Кроме того, есть и сугубо организационная проблема, связанная с разделением между ведомствами борьбы с экстремизмом и терроризмом. Между этими понятиями есть существенная разница, и поэтому на первый взгляд вполне логично, что первым явлением занимается структура МВД, вторым — структура ФСБ. На практике оба эти явления тесно связаны между собой. Пастырь-имам, ведущий вербовочную работу, пропаганду, распространяющий идеи ваххабизма и соответствующую литературу, по формальным признакам ведет экстремистскую деятельность, однако он же может стоять и зачастую стоит в начале террористической цепочки. Борьба со всем комплексом проблем организационно разорвана между ведомствами, и существенная часть усилий вместо борьбы с ваххабитами тратится на межведомственные согласования и связи.

Объективные факторы внутренних угроз стабильности страны

Говоря об угрозе распространения радикальных идей в России, недостаточно использовать лишь качественные параметры, основанные на наших субъективных впечатлениях. Проблема в том, что огромный массив информации, доступный современному человеку, довольно сложно фильтровать на предмет достоверности.

Это позволяет манипулировать, иногда тонко, иногда грубо массовым и индивидуальным сознанием. Классический пример — информационная кампания перед реформой МВД. На обывателя в течение года обрушивался вал сообщений о бесчинствах и преступлениях милиционеров, организовывались микрокампании обеспокоенной общественности, после чего президент Медведев, сокрушенно разведя руками, пошел навстречу чаяниям народа. При этом чисто статистически в период кампании не наблюдалось никаких выбивающихся из привычной картины всплесков преступности со стороны правоохранителей — всё было как обычно. То есть, в этом тоже хорошего, конечно, мало, но откровенно проектный характер кампании просто-таки бросался в глаза.