Карл Каутский - Экономическое учение Карла Маркса Страница 21

Потребительная стоимость, рыночная цена, цена производства — таковы категории, выдвигаемые в качестве «стоимости» теориями, отличными от теории трудовой стоимости. Это либо такие категории, которые, как потребительная стоимость, связаны с меновой стоимостью лишь в том смысле, что представляют её предпосылку, но не определяющее её основание; либо такие, которые исходят из меновой стоимости, — как, например, цена производства или рыночная цена. Эти последние не объясняют менового отношения, а, наоборот, предполагают его объяснённым для того, чтобы они сами могли быть объяснены.

Теории эти довольствуются тем, что принимают представления покупателей и продавцов, капиталистов о своих коммерческих операциях за действительную основу этих операций. Эти теоретики воображают, что дают научное объяснение явления, если они собирают и повторяют мысли практиков о нём. Но для этого не нужно науки. Последняя должна вскрывать самые глубокие основы общественных явлений и отношений, которые зачастую вовсе не доходят до сознания участников или доходят лишь в неполном, а часто и в совершенно искажённом виде.

Из вышеназванных теорий стоимости ближе всего подходит к истине та, которая ищет основу стоимости в издержках производства. Но она терпит крушение на вопросе о средней прибыли. Ни одна теория стоимости, кроме теории трудовой стоимости, не может объяснить, чем определяется величина средней прибыли, почему она составляет при определённых условиях, скажем, 10%, а не 100 или 1 000%. Другие теории удовлетворяются тем, что либо оправдывают, либо объясняют психологически присвоение прибыли. Но ни глубокомысленнейшая философия права, ни тончайшая психология не могут объяснить, откуда прибыль происходит, как она создаётся.

Для понимания общественных отношений теория прибыли имеет величайшее значение. Однако мы здесь всё-таки не можем ею больше заниматься, так как должны вернуться к теории прибавочной стоимости. Теория прибыли есть теория распределения добычи — прибавочной стоимости — между различными слоями господствующих классов. Именно промышленный или сельскохозяйственный капиталист заставляет производить прибавочную стоимость, но он не в состоянии удержать её целиком.

Ему приходится не только уступать часть прибавочной стоимости другим капиталистам, вложившим свои капиталы в отрасли производства с более высоким органическим составом капитала, в том случае, если он вкладывает свой капитал в отрасль производства с низким органическим составом капитала. Этого процесса уравнения он не замечает и нисколько им не интересуется. Но он замечает очень хорошо, что ему приходится уплатить часть своей прибыли денежному капиталисту, у которого он взял деньги взаймы, в качестве процентов на капитал; часть — отдать купцу в виде торговой прибыли; наконец, если у него сельскохозяйственное предприятие, то ему приходится уступить часть прибавочной стоимости в качестве земельной ренты землевладельцу, если он арендатор; если же он сам землевладелец, — уплатить процент за капитал, который он затратил на покупку своего имения.

Однако, как бы ни были важны все эти отношения, нас интересует здесь прежде всего отношение между капиталистом и рабочим. Притом — не между отдельным капиталистом и отдельным рабочим, а между классом капиталистов и рабочим классом. А для исследования этого отношения теория прибыли не нужна, — она скорее способна затемнить его, так как объясняет зависимость величины прибыли от ряда обстоятельств, которые не имеют ничего общего с отношением между капиталом и трудом.

Однако какой бы вид ни приобретала прибыль отдельного капиталиста, её величина в конечном счёте зависит от величины прибавочной стоимости, т. е. от степени эксплуатации наёмных рабочих. Это относится прежде всего к совокупности капиталистов, так как вся сумма прибыли равнозначаща всей сумме прибавочной стоимости.

Не на основании законов прибыли, а на основании законов прибавочной стоимости учимся мы пониманию классовых противоречий и классовой борьбы между капиталом и трудом, а также и пониманию своеобразия капиталистического способа производства.[13]

Итак, в дальнейшем мы снова будем говорить лишь о стоимости и прибавочной стоимости, исходя из того предположения, что цена равна стоимости, а прибыль — прибавочной стоимости. Мы должны будем здесь оставить в стороне среднюю норму прибыли и цены производства, подобно тому как при вычислении закона падения оставляют в стороне сопротивление воздуха.

Конечно, на практике должны быть приняты во внимание и те моменты, которые здесь оставлены без рассмотрения.

Глава пятая

Рабочий день

Необходимое и прибавочное рабочее время вместе составляют рабочий день.

Необходимое рабочее время при данных условиях — определённой высоте производительности труда, потребностей рабочего класса и пр. — составляет определённую величину. В нашем примере мы принимаем эту величину равной 6 часам. Разумеется, рабочий день ни при каком способе производства не может быть короче необходимого времени. А при капиталистическом способе производства он должен быть длиннее этого последнего. Чем длиннее прибавочное рабочее время, тем больше — при прочих равных условиях — норма прибавочной стоимости. Поэтому стремления капиталиста клонятся к тому, чтобы как можно больше растянуть рабочий день. Охотнее всего он заставил бы рабочего трудиться непрерывно в течение 24 часов в сутки.[14]

К величайшему его огорчению, этого нельзя практиковать в течение сколько-нибудь длительного времени. Рабочий истомится вконец, если ему не будет предоставлен некоторый перерыв для отдыха, сна, обеда. Но капиталист заботится по крайней мере о том, чтобы максимально сократить эти перерывы и в течение всего остального времени иметь рабочего в своём полном распоряжении.

Рабочую силу невозможно, однако, отделить от рабочего. Поэтому всё то время, в течение которого капиталисту принадлежит потребительная стоимость рабочей силы, ему принадлежит также и личность рабочего. Каждая минута рабочего времени, которую рабочий тратит на себя, кажется капиталисту кражей его собственного капитала.[15]

Но именно потому, что рабочая сила и рабочий нераздельно связаны друг с другом, интересы последнего требуют возможно большего сокращения рабочего времени. В продолжение процесса производства он является лишь частью капитала. При капиталистическом способе производства он тогда лишь становится человеком, когда перестаёт работать. Однако помимо такого морального мотива существует также и материальный мотив в пользу сокращения рабочего дня.

Капитал стремится к тому, чтобы получить больше, чем ему следует по правилам товарного обмена. Когда капиталист покупает дневное рабочее время по его стоимости, то ему принадлежит его потребительная стоимость только на один день. Иными словами, он в праве пользоваться рабочей силой в течение дня лишь настолько, чтобы это не повредило её восстановлению.

Если кто-нибудь покупает урожай с яблони и при этом, желая выжать побольше прибыли, не только срывает с дерева яблоки, но и срубает сучья, чтобы использовать их на дрова, то он нарушает заключённый им договор: на следующий год дерево уже не сможет принести столько плодов, как прежде. Точно так же обстоит дело и в том случае, когда капиталист заставляет рабочего работать чрезмерно долго: это возможно лишь за счёт работоспособности рабочего и продолжительности его жизни.

Если в результате чрезмерной работы период трудоспособности рабочего сокращается с 40 до 20 лет, то это означает не что иное, как то, что капитал в продолжение одного дня потреблял в среднем потребительную стоимость двух рабочих дней. Он оплачивал рабочему его рабочую силу за один день и брал рабочую силу двух дней. Капиталист проповедует рабочему бережливость и аккуратность и в то же время принуждает его расточать своё единственное достояние — свою рабочую силу[16]

Здесь речь идёт о капиталисте не как о частном лице, а как о представителе капиталистического способа производства, выполняющем заповеди последнего, — безразлично, побуждает ли его к этому личная жадность или конкуренция.

Перед нами встаёт тут противоположность между интересами рабочего класса и класса капиталистов. Первый пытается по мере возможности сократить рабочий день, последний — удлинить его. Результатом этой противоположности интересов обоих классов является борьба, продолжающаяся и поныне, но начавшаяся столетия тому назад и имеющая величайшее историческое значение. В этой борьбе трудящиеся пролетарии познали солидарность своих интересов. Она была основной побудительной причиной к конституированию рабочих в класс, к развитию рабочего движения как политического движения. И эта политическая борьба имела своим следствием политический же результат — государственное регулирование продолжительности рабочего дня, законодательное ограничение рабочего дня.