Константин Полторанин - Этническая катастрофа. Россия без русских? Страница 21

Одной из самых любопытных сторон советской национальной политики была кампания создания национальных территорий. Система национальных советов, которая привела к четкой территориализации этнических групп, приняла окончательную форму в Украинской ССР к середине 1920-х и потом была постепенно распространена на весь Советский Союз. В результате, начиная от республик и до колхозов, Советская власть создала более 10 000 национальных территориальных единиц. Советские руководители считали, что каждая национальность должна получить хотя бы какое-то национальное территориальное образование. В результате появились и такие неожиданные территиориальные единицы, как Еврейская автономная область с центром в Биробиджане. Однако создание национальной территориальной единицы почти всегда предусматривало появление новых национальных меньшинств и в результате приводило к конфликтам на этнической почве, когда разговор заходил о распределении ресурсов и должностей.

Для демонстрации политики империи «положительной деятельности» Мартин отобрал два конкретных случая: Украинскую ССР и «Советский Восток», который в книге сводится преимущественно к Средней Азии и Кавказу. Выбор этих двух случаев связан с разделением на «западные» и «восточные» национальности, которые вводит Мартин. К «западным» относились развитые, с точки зрения большевиков, национальности (украинцы, русские, белорусы, поляки, немцы евреи, грузины и армяне), а к «восточным» — отсталые. Хотя изначально в отношении всех национальностей проводилась одинаковая политика коренизации, очень скоро советская национальная политика приобрела, как показывает Мартин, несколько разные формы. Так, на «Западе», где существовали достаточно развитые национальные движения, элиты и культуры, коренизация преимущественно свелась к выдвижению представителей меньшинств на важные должности и к поддержке изучения и использования местных языков. В то же время среди «восточных» национальностей, где местные элиты, а иногда даже письменная культура отсутствовали, основной упор делался на воспитание и формирование национальных элит, а также создание национальных культур и языков.

«Советский Восток» занимает второстепенное место в исследовании Мартина и служит прежде всего для того, чтобы подчеркнуть отмеченную разницу между коренизацией на «Востоке» и «Западе». Помимо этого важный феномен на «Востоке», проанализированный Мартином, — это кампания латинизации национальных языков, начавшаяся в середине 1920-х. Главным идеологом и движущей силой этой кампании стал старый азербайджанский революционер Самед Агамали-Оглы, который к 1924 году добился того, что латинский шрифт стал единственным официальным в Азербайджане. После этого Агамали-Оглы задался целью латинизировать и другие тюркские языки Советского Союза. В связи с этимон посетил больного Ленина, и, как сам потом утверждал, получил благословение вождя в виде цитаты: «Латинизация — это великая революция на Востоке».

Латинизация преследовала две цели. Среди национальностей, исповедовавших ислам, латинский шрифт должен был вытеснить арабский и, таким образом, подорвать позиции ислама и авторитет традиционных культурных лидеров. В более широком смысле латинский шрифт в данном случае считался символом интернациональной культуры и культурной революции на «Востоке» и противопоставлялся кириллице, которая ассоциировалась с православной миссионерской деятельностью и российским колониализмом.

Размах этой кампании, которая имела в том числе и определенный анти-русский элемент, со временем стал столь велик, что в конце 1920-х всерьез обсуждался вопрос перевода русского языка на латиницу. В частности, нарком просвещения Анатолий Васильевич Луначарский был ярым сторонником латинизации русского языка. Необходимо подчеркнуть, что кампания латинизации зародилась изначально как инициатива местных партийных активистов на Кавказе, и только потом была воспринята центральными властями и применена в широких масштабах.

Преимущественное внимание Мартин уделяет Украинской ССР, поскольку украинцы были наиболее крупной по числености национальностью после русских. Помимо этого для Мартина украинизация предстает как наиболее яркое проявление коренизации, а развитие ситуации в Украинской ССР играет ключевую роль в трансформации советской национальной политики к середине 1930-х годов.

Несмотря на все усилия центральных и республиканских (украинских) властей, как пытается показать Мартин, всесторонняя украинизация провалилась. На провал лингвистической украинизации, в свою очередь, повлияли как сопротивление русских и русскоязычных украинцев в партии и городах, так и приоритет экономической и социальной политики по сравнению с национальной.

Возможно, что и линвистическая украинизация имела бы больший успех, если бы она продолжала осуществляться с изначальной интенсивностью более продолжительное время. Тем не менее к середине 1930-х многим партийным деятелям уже было ясно, что коренизация потеряла свою неоспоримую главенствующую роль в советской национальной политике. На основе книги Терри Мартина можно выделить несколько основных факторов, которые в конечном итоге поставили под сомнение те соображения, от которых отталкивались изначально большевики при разработке политики коренизации.

Первые серьезные сомнения у партийных лидеров вызвали их столкновения с так называемыми национал-коммунистами, то есть активистами, которые считали, что путь к коммунизму и развитие национальных идентичностей могут быть тесно связанными. Применительно к советскому межвоенному периоду этими фигурами обычно (но не всегда) были бывшие представители марксистско-националистических движений, а также лево-ориентированные интеллектуалы и деятели культуры. Начало политики коренизации пробудило далеко идущие ожидания национал-коммунистов. Поэтому они не всегда были довольны темпами коренизации, ее размахом и направлением. Хотя изначально центральные власти вели себя достаточно толерантно к такого рода критике, и даже отчасти соглашались с ней, постепенно (приблизительно к рубежу 20-х и 30-х) такие яркие проявления национализма стали считаться неприемлемыми и опасными.

Например, уже в 1926 году украинский писатель-марксист Микола Хвылевый вызвал резкое негодование Сталина, когда на волне украинизации выступил с идеей ориентации украинского искусства не на Москву, а на западные образцы. В восприятии центральных властей такого рода случаи демонстрировали, что коренизация не справлялась со изначально возлагавшейся на нее задачей разоружения национализма и недопущения использования национальных форм для анти-советских с их точки зрения риторики и действий.

Официально политика коренизации никогда не была отменена, но фактически после 1932 года отошла на второй план, хотя коренизация не была полностью оставлена. Крупнейшие национальности сохранили за собой определенные возможности, предоставлявшиеся коренизацией, хотя и в других условиях (новое положение русских). Чтобы полнее понять суть этих изменений, необходимо обратиться к одной ключевых проблем книги Мартина, а именно к «русскому вопросу», роли и позиции русских в Советском Союзе.

Как показывает автор, с начала 1930-х положение русских в Советском Союзе начинает меняться. Они постепенно перестают быть национальностью, которая должна молча нести на себе трудности социалистического строительства и поддержки национального развития других национальностей, при этом, практически не заслуживая признания. Кроме того, «великорусский шовинизм» уже не ассоциируется с главной угрозой. На такую реабилитацию русских повлияло немало факторов: от внешних угроз, негативного восприятия национализма нерусских до необходимости централизации и опоры на преимущественно русскоязычный пролетариат во время преобразований первой пятилетки.

Определенную роль сыграло и постоянное давление внутри партии, как с точки зрения положения русских в национальных регионах, так и в вопросе их позиции в РСФСР, которая не была национальной территорией, а скорее тем, что осталось, когда все другие национальные территории были созданы. В какой-то мере изменения в советской национальной политике были совокупностью ситуативных реакций на различные события, тенденции и изменяющийся контекст.

Постепенно русские стали «первыми среди равных» и распространение получила идея «дружбы или братства народов». Хотя за крупными и достаточно развитыми национальностями сохранялись многие возможности, предоставлявшиеся коренизацией, теперь их развитие должно было происходить в тесном союзе с русскими, которые стали братьями, а не бывшими угнетателями и империалистами.

Последствия советской нацполитики