Анатолий Лукьянов - Август 91-го. Был ли заговор? Страница 21

По существу, исходные позиции этих документов и были поддержаны на референдуме 17 марта 1991 г., который высказался к тому же за сохранение нашей федерации именно как «Союза Советских Социалистических Республик», то есть за то, чтобы оставить неизменными как социалистический характер, так и советскую форму нашего государства. Поэтому, подводя итоги референдума, Верховный Совет СССР признал необходимым привести проект Союзного договора в полное соответствие с решением референдума, доработав проект с участием представителей всех союзных и автономных республик.

Однако такой вариант решения был воспринят в республиках далеко не однозначно. Страсти вокруг судьбы Союза не утихали. Более того, они становились просто взрывоопасными. Война законов стала бедствием, подрывающим единый правопорядок в стране. На глазах рвались налаженные народно-хозяйственные связи. Разгорались очаги межнациональных конфликтов.

Все это подтолкнуло М. Горбачева к мысли пойти на прямой контакт с руководителями девяти республик. Встретившись с ними 23 апреля 1991 г. в Ново-Огареве, он предложил подписать совместное Заявление о безотлагательных мерах по стабилизации обстановки в стране и преодолении кризиса. В принятом Заявлении было признано необходимым восстановить конституционный порядок и неукоснительное соблюдение союзных законов. Как первоочередная была поставлена задача заключения нового Союзного договора с учетом итогов всесоюзного референдума. Было решено не позднее шести месяцев после подписания этого договора принять на Съезде народных депутатов СССР новую Конституцию Союза. Так начался «Ново-Огаревский процесс».

Перелистывая сегодня записи ново-огаревских встреч, в которых мне пришлось участвовать, вспоминаю, как трудно они проходили. И неслучайно. Позиции участников во многом были противоположны. Если, скажем, предложения Белоруссии и Казахстана были близки к сохранению и обновлению советской федерации, то представители Украины, Киргизии и некоторых других республик отстаивали идеи «Содружества» типа Европейского сообщества. Руководство РСФСР не соглашалось с предложениями о сохранении единого союзного гражданства, со многими аспектами разграничения полномочий Союза и республик. Серьезные расхождения были между Азербайджаном и Арменией, республиками Средней Азии. Особые позиции занимали представители автономных республик, требуя для себя статуса учредителей нового Союза.

Руководивший ново-огаревскими встречами Горбачев избрал довольно своеобразную тактику. Предоставив мне возможность защищать идею и интересы Союза, сам он старался играть роль беспристрастного арбитра, то присоединяясь к доводам союзного парламента и итогам референдума, то идя навстречу республикам. Скажу прямо, защищать в такой обстановке единство нашего федеративного государства было далеко не просто. В нескольких случаях я вынужден был прибегать к записи своего особого мнения. Так, в частности, особое мнение пришлось написать прямо на тексте проекта договора в связи с поддержанным Горбачевым предложением именовать нашу страну «Союзом суверенных государств». Ведь и тогда уже было ясно, что «Союз государств» и «Союзное государство»— понятия совершенно разные. Если первое означало слабую и зыбкую конфедеративную структуру, то второе было синонимом федерации, обладающей, как и ее составные части, собственным суверенитетом.

Особенно трудно было отстаивать союзные интересы при обсуждении вопроса о поступлении налоговых платежей непосредственно в бюджет Союза (то есть о двухканальной системе формирования союзного бюджета). Поддерживая эту систему, Горбачев говорил тогда: «Если нет федеральных налогов, нет и Союза. Ни одной федерации нет без федеральных налогов». При этом он ссылался даже на то, что одной из причин, вызвавших гражданскую войну в Северной Америке, была именно проблема федеральных налогов.

Однако и по этим, и по многим другим вопросам представители ряда республик выдвигали все новые и новые требования, ведущие к размыванию формулировок Договора и означавшие постепенное ослабление и разрушение федеративной структуры нашего государства. Сравнение проектов Союзного договора, разрабатывавшихся перед референдумом, с проектами, подготовленными в ходе ново-огаревских встреч, дает возможность убедиться в том, как шаг за шагом шло отступление от тех принципов, которые были сформулированы IV съездом народных депутатов СССР и однозначно поддержаны народом на всесоюзном референдуме.

Естественно, может возникнуть подозрение, не является ли этот мой вывод субъективным мнением человека, который с сугубо консервативных, «имперских» позиций старался во что бы то ни стало сохранить «изживший себя Союз ССР». Но вот передо мною заключения по ново-огаревскому проекту Союзного договора трех больших групп независимых экспертов-юристов, историков, экономистов и политологов. Вчитайтесь в них.

Первая группа экспертов делает вывод: «Анализ текста договора приводит к тому, что Союз не будет обладать суверенитетом в той степени, которая необходима для нормального функционирования государства и в силу этого не является федеративным государством. Нормы практически всего текста договора свидетельствуют о конфедерации, которую авторы проекта, не желая противоречить открыто результатам референдума, стремятся выдать за федерацию».

«Проект договора создает условия для стимулирования центробежных тенденций в Союзе, действие которых может выйти из-под контроля тех, кто возьмет на себя обязательства по договору. Весь текст проекта позволяет усомниться в искренности желания авторов способствовать сохранению и обновлению Союза. Проект договора свидетельствует о конфедеративном характере будущего Союза, тогда как 17 марта 1991 г. большинство народа высказалось за сохранение и обновление Союза Советских Социалистических Республик как федерации равноправных суверенных республик» — таков вывод второй группы экспертов.

Третья группа экспертов делает еще более решительное заявление: «Признав федерацию, договор на деле создает не конфедерацию, а просто клуб государств. Он прямым путем ведет к уничтожению СССР. В нем заложены все основы для завтрашних валют, армий, таможен и пр. Проводя эту линию тайно, неявно, он вдвойне опасен, поскольку размывает все понятия в такой мере, что возникает государственный монстр».

Добавлю только, что каких-либо других экспертных заключений, хотя бы в малейшей степени поддерживающих ново-огаревский проект, в нашем распоряжении не было. И Горбачев об этом прекрасно знал.

Вот почему 12 июля 1991 года Верховный Совет СССР принял постановление, в котором, поддержав в основном проект Союзного договора, счел возможным подписать его только после серьезной доработки и согласования между республиками с участием образованной на сессии Верховного Совета полномочной союзной делегации. Ей было поручено исходить из ряда принципиальных позиций и прежде всего из учета итогов всесоюзного референдума. Отдельно была поставлена задача «предусмотреть в проекте Союзного договора наличие в СССР единого экономического пространства, единой банковской системы и закрепления за Союзом ССР собственности, необходимой для его нормального функционирования как федеративного государства, в том числе денежными средствами, непосредственно поступающими в союзный бюджет на основе законодательства СССР». Одновременно было подчеркнуто, что «окончательный текст Союзного договора, соответствующий принципам обновленного демократического государства, имеется в виду подписать на Съезде народных депутатов СССР».

Однако, как показала последняя встреча в Ново-Огареве, эти вполне обоснованные требования союзного парламента вновь натолкнулись на непонимание и сопротивление значительной части участников переговоров.

Последний вариант проекта Договора о ССГ оказался еще более опасным для сохранения союзных основ нашего государства. Спасти положение могло только дополнительное рассмотрение проекта в Верховном Совете СССР и в парламентах республик, что и намечалось сделать осенью 1991 года.

Таким образом, могу с убежденностью сказать, что у проекта Союзного договора было как бы два лица. Перед референдумом он обладал значительным созидательным потенциалом, который в случае приведения проекта в точное соответствие с итогами референдума создавал базу для сохранения и обновления Союза ССР.

В ходе же ново-огаревских встреч этот проект в результате многочисленных уступок и компромиссов превратился в инструмент разрушения, который, вопреки ясно выраженной воле народа, мог привести только к одному — фактической ликвидации Советского союзного государства.

Мне часто задают вопросы о моем заявлении по Союзному договору от 16 августа 1991 года. Спор идет даже о том, когда оно было написано. Прокуратура, например, пыталась доказать, что заявление было написано позднее, специально для поддержки ГКЧП. Дело в том, что споры вокруг Союзного договора шли не только на встречах руководителей республик в Ново-Огареве, но и лично у меня с президентом Союза. И не один раз.