Иосиф Сталин - Том 1 Страница 22

Почему они проявили такую бесхарактерность, почему эти вожди “меньшинства” оплевали самих себя, почему они отреклись от программной статьи в “Искре”, под которой они подписались, почему отреклись от своих же слов? Слыхано ли когда-либо о подобной фальши в социал-демократической партии?

Что же случилось за те несколько месяцев, которые прошли между вторым съездом и появлением статьи Плеханова?

Дело вот в чем. Из шести редакторов второй съезд избрал редакторами “Искры” только трех: Плеханова, Ленина и Мартова. Что касается Аксельрода, Старовера и Засулич — съезд поставил их на другие посты. Съезд, разумеется, имел на это право, и каждый обязан был подчиниться ему: съезд — это выразитель воли партии, высший орган партийки кто идет против его решений, тот попирает волю партии.

Но эти упрямые редакторы не подчинились воле партии, партийной дисциплине (партийная дисциплина это та же воля партии). Оказывается, партийная дисциплина выдумана для таких, как мы, простых работников! Они разгневались на съезд за то, что их не выбрали редакторами, отошли в сторону, увлекли за собой Мартова и составили оппозицию. Они объяснили партии бойкот, отказались от партийной работы и стали грозить партии: выберите нас в редакцию, в Центральный Комитет, в Совет партии, а то мы произведем раскол, И начался раскол. Этим они еще раз попрали волю партии.

Вот требования забастовавших редакторов:

“Восстанавливается старая редакция “Искры” (т. е. дайте нам в редакции три места).

В состав Центрального Комитета вводится определенное количество членов оппозиции (т. е. “меньшинства”).

В Совете партии два места предоставляются членам оппозиции и т. д. …

Мы ставим эти условия как единственно обеспечивающие партии возможность избежать конфликта, грозящего самому существованию партии” (т. е. удовлетворите нас, а не то мы произведем в партии крупный раскол).[83]

Что им ответила партия?

Представитель партии. Центральный Комитет, и другие товарищи заявили им: мы не можем пойти против партийного съезда, выборы — дело съезда, но мы все же попытаемся восстановить мир и согласие, хотя, по правде говоря, стыдно бороться из-за мест, вы из-за мест хотите расколоть партию и т. д.

Забастовавшие редакторы обиделись, им стало неловко, — в самом деле получалось, что затеяли борьбу из— за мест, — перетянули на свою сторону Плеханова[84] и начали свое героическое дело. Им необходимо было выискать какое-нибудь более “крепкое” “разногласие” между “большинством” и “меньшинством” и тем доказать, что они борются не из-за мест. Искали, искали и нашли такое место в книге Ленина, к которому, если его выхватить из текста и толковать оторванно, действительно можно придраться. Удачная идея, — подумали вожди “меньшинства”, — Ленин — руководитель “большинства”, очерним Ленина и тем склоним партию на свою сторону, И вот начались разглагольствования Плеханова, будто “Ленин и его последователи не марксисты”. Правда, еще вчера они защищали ту самую мысль из книги Ленина, на которую ополчились сегодня, но что поделаешь: оппортунист потому и называется оппортунистом, что принципиальность у него не в почете.

Вот почему они оплевывают самих себя, вот где кроется источник фальши. Но это не все.

Прошло некоторое время. Они увидели, что на их агитацию против “большинства” и Ленина никто не обращает внимания, кроме некоторых наивных людей, увидели, что “дела” идут плохо, и решили еще раз перекраситься. Тот же Плеханов, те же Мартов и Аксельрод 10 марта 1905 г. вынесли от имени Совета партии резолюцию, в которой, между прочим, говорится:

“Товарищи! (обращаются они к “большинству”)… Обе стороны (т. е. “большинство” и “меньшинство”) неоднократно выражали свое убеждение в том, что существующие тактические и организационные разногласия не такого характера, чтобы делать невозможной работу в пределах единой партийной организации”,[85] поэтому созовем, дескать, товарищеский суд (в составе Бебеля и других) и уладим наш небольшой спор.

Словом, партийные разногласия — лишь склока, в которой разберется товарищеский суд, а мы, дескать, единое целое.

Но как же так? Нас, “немарксистов”, зовут в партийные организации, мы-де единое целое и тому подобное… Что это значит? Это ведь измена партии с вашей стороны, вожди “меньшинства”! Разве можно “немарксистов” ставить во главе партии? Разве “немарксистам” место в социал-демократической партии? Или, быть может, и вы изменили марксизму и потому переменили фронт?

Но было бы наивно ждать ответа. Дело в том, что у этих замечательных вождей имеется по несколько “принципов” в кармане, и когда какой понадобится, тот они и извлекают. У них, как говорится, семь пятниц на неделе!..

Таковы вожди так называемого “меньшинства”.

Легко себе представить, каким должно быть охвостье таких вождей — тифлисское, так сказать, “меньшинство”… Беда еще в том, что хвост порою не слушается головы и перестает повиноваться. Вот, например, в то время, как вожди “меньшинства” считают возможным примирение и призывают партийных работников к согласию, тифлисское “меньшинстве” и его “Социал-Демократ” продолжают неистовствовать: между “большинством” и “меньшинством”, заявляют они, “борьба не на жизнь, а на смерть”,[86] и мы должны истребить друг друга! Кто в лес, кто по дрова.

“Меньшинство” жалуется на то, что мы их называем оппортунистами (беспринципными). Но как иначе назвать это, как не оппортунизмом, если они отрекаются от своих же слов, если они мечутся из стороны в сторону, если они вечно шатаются и колеблются? Возможно ли, чтобы настоящий социал-демократ то и дело менял свои убеждения? Ведь так часто не меняют и носовых платков.

Наши горе-марксисты упрямо твердят, что “меньшинство” имеет истинно пролетарский характер. Так ли это? А ну, посмотрим.

Каутский говорит, что “пролетарию легче проникнуться партийными принципами, он склонен к принципиальной политике, независимой от настроений минуты, от личных или местных интересов”.[87]

А “меньшинство”? Склонно ли и оно к такой политике, которая не зависит от минутных настроений и прочего? Напротив: оно постоянно колеблется, оно вечно шатается, оно ненавидит твердую принципиальную политику, оно предпочитает беспринципность, оно следует настроениям минуты. Факты нам уже известны.

Каутский говорит, что пролетарий любит партийную дисциплину: “Пролетарий — ничто, пока он остается изолированным индивидуумом. Всю свою силу, всю свою способность к прогрессу, все свои надежды и чаяния черпает он из организации…” Именно поэтому его не увлекают ни личная выгода, ни личная слава, он “исполняет свой долг на всяком посту, куда его поставят, добровольно подчиняясь дисциплине, проникающей все его чувство, все его мышление”.[88]

А “меньшинство”? Так же ли проникнуто оно дисциплиною? Напротив, оно презирает партийную дисциплину и высмеивает ее.[89] Первый пример нарушения партийной дисциплины подали вожди “меньшинства”. Вспомните Аксельрода, Засулич, Старовера, Мартова и других, которые не подчинились решению второго съезда.

“Совсем иначе обстоит дело с интеллигентом”, — продолжает Каутский. Он с большим трудом подчиняется партийной дисциплине, да и то по принуждению, а не по доброй воле. “Необходимость дисциплины признает он лишь для массы, а не для избранных душ. Себя же самого он, разумеется, причисляет к избранным душам… Идеальным образчиком интеллигента, который всецело проникся пролетарским настроением, который… работал на всяком посту, на который его назначали, подчинял себя всецело нашему великому делу и презирал то дряблое хныканье… какое мы слышим часто от интеллигентов… когда им случается остаться в меньшинстве, — идеальным образчиком такого интеллигента… был Либкнехт. Можно назвать здесь также и Маркса, который никогда не протискивался на первое место и образцовым образом подчинялся партийной дисциплине в Интернационале, где он не раз оставался в меньшинстве”.[90]

А “меньшинство”? Сказалось ли у него в чем-либо “пролетарское настроение”? Похоже ли его поведение на поведение Либкнехта и Маркса? Напротив: мы видели, что вожди “меньшинства” не подчинили своего “я” нашему святому делу, мы видели, что именно эти вожди предались “дряблому хныканью, когда остались в меньшинстве” на втором съезде, мы видели, что после съезда именно они плакались из-за “первых мест”, и именно из-за этих мест затеяли партийный раскол…

Это ли ваш “пролетарский характер”, почтенные меньшевики?

Тогда почему же в некоторых городах рабочие на нашей стороне? — спрашивают нас меньшевики.