Гровер Ферр - 1937. Правосудие Сталина. Обжалованию не подлежит! Страница 22

На самом деле верно прямо противоположное. Дж. Гетти и О.В. Наумов лет 10 назад показали: П.П. Постышев был исключен из партии, затем арестован и по приговору суда казнен именно за незаконные массовые репрессии.[141] И это лишь вершина айсберга.

Для «массовых репрессий» нужна новая историческая концепция, краеугольным камнем которой должна стать реальность существования заговора партийной оппозиции и военных. Ежов вместе с группой первых секретарей (а возможно, и с кем-то еще) воспользовался возникшей паникой в своих интересах и по сфабрикованным обвинениям приступил к массовому уничтожению ни в чем не повинных советских граждан, число которых, возможно, насчитывает не одну сотню тысяч.

Со временем сталинское руководство стало подозревать первых секретарей, затем очередь дошла до Ежова. Наконец, как отмечает Юрий Жуков со ссылкой на подлинник документа, не без трудностей Сталин вынудил Ежова написать заявление об отставке. Прямым следствием смены руководства НКВД стало резкое снижение числа репрессированных: менее чем до 1 % от их численности в годы «ежовщины». Занявший пост наркома внутренних дел Л.П. Берия инициировал расследование преступных деяний Ежова, Фриновского и их сообщников по заговору в НКВД, затем осужденных и казненных по приговору суда, с одновременным пересмотром и «реабилитацией» лиц, невинно пострадавших от репрессий.

Из материалов Генеральной прокуратуры и Пленума Верховного суда СССР, из книг Викторова, Черушева, Петрова и Янсена явствует: все они извратили то, что о мартовском («бухаринском») процессе 1938 года написано у Фриновского. Последний действительно засвидетельствовал, как Ежов и его пособники в НКВД добывали и фабриковали показания подследственных. Во всех вышеназванных материалах и книгах подразумевается, что те же «методы» использовались и при подготовке процесса по делу правотроцкистского блока.

На самом деле в заявлении Фриновского о «бухаринском» процессе не сказано ничего похожего. Наоборот, другие ежовские фальсификации там противопоставлены следствию по делу Бухарина. Практически в каждом из процитированных ранее фрагментов приводится та часть документа, где говорится о конфиденциальных беседах Ежова с Бухариным, Рыковым и как минимум с еще одним из подсудимых — Булановым, чтобы в преддверии суда заверить каждого из них, что смертный приговор им вынесен не будет. Но из всех приведенных выше цитат выброшено замечание Фриновского, что с помощью таких обещаний Ежов стремился убедить подсудимых не называть его имени как одного из участников антисталинского заговора.

Вот что именно у Фриновского сказано о том, как Ежов и его подчиненные готовили очные ставки:

«Как подготавливались арестованные к очным ставкам и особенно к очным ставкам, которые проводились в присутствии членов правительства?

Арестованных готовили специально, вначале следователь, после начальник отдела. Подготовка заключалась в зачитке показаний, которые давал арестованный на лицо, с которым предстояла ставка, объясняли, как очная ставка будет проводиться, какие неожиданные вопросы могут быть поставлены арестованному и как он должен отвечать. По существу, происходил сговор и репетиция предстоящей очной ставки. После этого арестованного вызывал к себе ЕЖОВ или, делая вид, что он случайно заходил в комнату следователя, где сидел арестованный, и говорил с ним о предстоящей ставке, спрашивал, твердо ли он себя чувствует, подтвердит ли, и, между прочим, вставлял, что на очной ставке будут присутствовать члены правительства.

Обыкновенно ЕЖОВ перед такими очными ставками нервничал даже и после того, как разговаривал с арестованным. Были случаи, когда арестованный при разговоре с ЕЖОВЫМ делал заявление, что его показания неверны, он оклеветан.

В таких случаях ЕЖОВ уходил, а следователю или начальнику отдела давалось указание «восстановить» арестованного, так как очная ставка назначена. Как пример можно привести подготовку очной ставки УРИЦКОГО (начальник Разведупра) с БЕЛОВЫМ (командующий Белорусским военным округом). УРИЦКИЙ отказался от показаний на БЕЛОВА при допросе его ЕЖОВЫМ. Не став с ним ни о чем разговаривать, ЕЖОВ ушел, а спустя несколько минут УРИЦКИЙ через НИКОЛАЕВА извинился перед ЕЖОВЫМ и говорил, что он «смалодушничал».[142]

Совсем иначе Фриновский описывает подготовку «бухаринского» процесса:

«Подготовка процесса РЫКОВА, БУХАРИНА, КРЕСТИНСКОГО, ЯГОДЫ и других.

Активно участвуя в следствии вообще, ЕЖОВ от подготовки этого процесса самоустранился. Перед процессом состоялись очные ставки арестованных, допросы, уточнения, на которых ЕЖОВ не участвовал. Долго говорил он с ЯГОДОЙ, и разговор этот касался, главным образом, убеждения ЯГОДЫ в том, что его не расстреляют.

ЕЖОВ несколько раз беседовал с БУХАРИНЫМ и РЫКОВЫМ и тоже в порядке их успокоения заверял, что их ни в коем случае не расстреляют… Безусловно, тут ЕЖОВЫМ руководила необходимость прикрытия своих связей с арестованными лидерами правых, идущими на гласный процесс» (выделено нами. — Г.Ф., В.Б.).[143]

По мнению Фриновского, Ежов раздавал обещания, ибо хотел удержать Бухарина и других подсудимых от упоминания его имени как заговорщика.

Фриновский не говорит, что о целях своих бесед ему рассказал сам Ежов. Скорее, к такому выводу Фриновский пришел самостоятельно, поскольку ни Бухарин, ни Рыков, ни другие подсудимые на процессе не указали на Ежова как на одного из соучастников заговора.

В том же заявлении Фриновский дает понять, что Ягода и другие «правые» знали и о его, Фриновского, причастности к заговору, но в показаниях на суде не проронили о том ни слова:

«При проведении следствия по делу ЯГОДЫ и арестованных чекистов-заговорщиков, а также и других арестованных, особенно правых, установленный ЕЖОВЫМ порядок «корректировки» протоколов преследовал цель — сохранение кадров заговорщиков и предотвращение всякой возможности провала нашей причастности к антисоветскому заговору.

Можно привести десятки и сотни примеров, когда подследственные арестованные не выдавали лиц, связанных с ними по антисоветской работе.

Наиболее наглядными примерами являются заговорщики ЯГОДА, БУЛАНОВ, ЗАКОВСКИЙ, КРУЧИНКИН и др., которые, зная о моем участии в заговоре, показаний об этом не дали».[144]

Пора, наконец, исследовать значимость другого факта — обладания Бухариным, Рыковым, Ягодой сведений об участии Ежова в заговоре «правых» и об уничтожении им в ходе массовых репрессий огромного числа невинных людей под прикрытием фальшивых заверений о борьбе с внутренней контрреволюцией. Нельзя не сказать, что сама затронутая тема вынуждает нас отказаться от общепринятых и ранее общепризнанных концепций советской истории 1930-х годов.

Утверждение Фриновского, что Бухарину было известно, по крайней мере, о причастности Ежова к заговору «правых», подтверждается другими имеющимися в нашем распоряжении источниками. Одно из таких прямых доказательств зафиксировано в замечании Ежова на допросе 8 июля 1939 года:

«— В 1933 году Литвин по вашей рекомендации был назначен заведующим отделом кадров ЦК Компартии Украины. Это было сделано по заданию немецкой разведки?

Да, я получил такое задание от Артнау.

Какие поручения по шпионажу получал от вас Литвин?

Эти задания носили подрывной и вредительский характер. Я просил его назначать на руководящие должности людей, которые бы могли своими действиями вызвать недовольство населения Украины, которые бы стали заниматься вредительством, губить продовольствие и скот, срывать выполнение планов промышленностью. Это были скрытые «правые» и «левые» оппозиционеры, которые выполняли также задания Зиновьева, Бухарина, Рыкова и других врагов».[145]

Вряд ли в 1933 году Ежов имел какое-то представление о «заданиях Зиновьева, Бухарина, Рыкова и других врагов», если бы не знал об их руководящей роли в заговоре. Разумеется, и о самом заговоре ему ничего не стало бы известно, если бы сам он не был одним из заговорщиков.

Но по сравнению с Бухариным и Рыковым в 1933 году Ежов был куда менее заметной фигурой. Он занимал должность «зав. распределительным отд[елом]. ЦК ВКП(б) 14.11.30–10.03.34; члена Центр[альной] комиссии ВКП(б) по чистке партии 28.04.33–1934»,[146] и лишь на XVII съезде ВКП(б) (январь 1934) его избрали в Центральный Комитет и дали другие важные партийные поручения. Наркомат внутренних дел он возглавил и того позже — в сентябре 1936 года. Поэтому трудно себе представить, что в 1933 году Ежов знал о роли Бухарина и Рыкова в заговоре, а те оставались в полном неведении о нем как соучастнике.