Василий Галин - Интервенция и Гражданская война Страница 23

1Робинс Раймонд – бизнесмен, адвокат, политик, руководитель американского Красного Креста в России в 1917-1918 гг.

К. Кибл так комментировал английскую политику того времени: «Правительство Ленина рассматривалось как не более чем мимолетная стадия политического развития России». Первым делом предстояло выяснить: «Если большевики полны решимости заключить мир, можно ли было повлиять на условия мира, чтобы свести к минимуму ухудшение дел союзников? Если большевистская власть была еще не полной, могли ли русские офицеры, известные враждебностью к большевикам, быть побуждены способом денежной и вещественной помощи к продолжению борьбы?»318 Именно поэтому, как писал Локкарт: «Инструкции у меня были самые неопределенные. Я нес ответственность за установление отношений. Я не должен был иметь никаких полномочий». «Однако, кроме того,- пишет К. Кибл,- при назначении Локкарта ему были поставлены две основные задачи: мешать ходу переговоров и собирать информацию о мощи и перспективах большевистского правительства»319.

Локкарт работал профессионально, и, как пишет Кибл, отношения между Локкартом и Троцким были настолько близки, что «мало кто из послов ее величества в Советском Союзе имел счастье установить»320. По сообщению Локкарта, Ленин понимал общность российских и союзнических интересов перед лицом германской угрозы. Но Ленин опасался союзнической интервенции, «убежденный, что их настоящая цель – уничтожение системы Советской власти», он хотел получить гарантии будущего признания321. 2 февраля 1918 г. Локкарт сообщал: «В настоящее время большевистское правительство не одобряет идею разрыва отношений с Англией. Доказательством этого является его нежелание сделать достоянием гласности наши интриги в этой стране, о которых ему хорошо известно»322. Американский представитель Джадсон также сразу после революции телеграфировал: «Троцкий заверил, что иностранцев будут охранять»323. В начале марта английские войска высадились в Мурманске, но большевики и после этого пытались найти путь для мирного диалога. Локкарт в марте 1918 г. докладывал в Лондон: «Вы не можете ожидать от большевиков теплых слов в отношении британских капиталистов. Они и без того еще удивительно вежливы с нами»324.

Черчилль писал: «28 марта Троцкий сообщил Локкарту, что он не возражает против вступления в Россию японских сил для противодействия германскому натиску, если только в этом выступлении будут участвовать другие союзники и дадут со своей стороны некоторые гарантии. Он просил, чтобы Великобритания назначила британскую военную комиссию для реорганизации русского Черноморского флота и выделила британского офицера для контроля за русскими железными дорогами. Как говорили, даже Ленин не возражал против иностранного вмешательства, имеющего целью борьбу с немцами, если союзники дадут гарантии, что они не будут вмешиваться во внутренние дела России»325. 7 апреля Черчилль в секретном послании военному кабинету предлагал уговорить Россию возвратиться в строй воюющих держав… Предложив сохранить «плоды революции», можно восстановить пугающую немцев войну на два фронта. «Давайте не забывать, что Ленин и Троцкий сражаются с веревками вокруг шеи. Альтернативой пребывания власти для них является лишь могила. Дадим им шанс консолидировать их власть, немного защитим их от мести контрреволюции, и они не отвергнут такую помощь»326.

Ленин поддерживал переговоры Троцкого: «Я (Троцкий) высказался за принятие предложения (Антанты), разумеется, при условии полной независимости нашей внешней политики. Бухарин настаивал на недопустимости входить в какие бы то ни было соглашения с империалистами. Ленин поддержал меня со всей решительностью: «уполномочить товарища Троцкого принять помощь разбойников французского капитала против немецких разбойников»327. 5 марта, накануне VII съезда партии, принявшего ленинскую формулировку Брестского мира, Троцкий, минуя Ленина, направил союзникам ноту, в которой говорилось: «В случае, если Всероссийский съезд советов откажется ратифицировать мирный договор с Германией или если германское правительство, нарушив мирный договор, возобновит наступление, может ли Советское правительство рассчитывать на поддержку США, Великобритании и Франции в своей борьбе против Германии? Какого характера помощь может быть оказана в ближайшем будущем и на каких условиях?»328 Большевики требовали от союзников не обещаний, а конкретных действий, подтверждающих их лозунги «защиты демократии» – признания, конкретной материальной и военной помощи для продолжения войны.

Но тот же «Локкарт настаивал на том, что сотрудничество союзных держав с Лениным должно базироваться не на любви, а на расчете»329. Очевидно, что такого же принципа придерживались и большевики в отношении Англии. Троцкий заявлял, «что взаимоотношения (с союзниками) можно построить на послевоенных взаимных коммерческих интересах, а не на «платонических симпатиях к русскому народу, в которых меня хотят убедить американские империалисты»330. Для «союзников», привыкших к самопожертвованию России, такая ее позиция была внове. Поняв, что традиционная «дешевая империалистическая политика» не дает результата, в начале лета 1918 г. Локкарт, как до него и Бьюкенен, пришел к выводу, что «единственная помощь, которую мы можем получить от России,- это та помощь, которую мы выбьем из нее силой при помощи наших собственных войск». Вчерашний адвокат договоренности с большевиками стал летом 1918 г. апологетом интервенции: «Союзная интервенция будет иметь своим результатом контрреволюцию, имеющую большие шансы на успех. Определенные партии готовы поддержать нас в том случае, если мы будем действовать быстро. Если же мы не выступим немедленно, они неизбежно обратятся к Германии»331. «В любом случае,- писал Локкарт,- необходимо с величайшей возможной поспешностью продвигать интервенцию»332.

Аналогичные переговоры Троцкий вел и с французами. «Генерал Лавернь говорил, что французское правительство считается теперь с фактом заключения Брестского мира и хочет лишь оказать нам вполне бескорыстную поддержку при строительстве армии»333. Но уже «после подписания Советами 19 февраля Брест-Литовского мира Нуланс нашел, что нельзя больше «рассчитывать на советскую армию для восстановления Восточного фронта… Во имя наших интересов и нашей чести, всякое сотрудничество французских офицеров в качестве инструкторов красных войск должно быть отныне воспрещено». В этой связи Деникин с издевкой пишет о своих союзниках: «Честь» находилась в такой зависимости от «интересов», что после 19 февраля она приобретала иное внутреннее содержание, чем до 19-го…»334 Локкарт шел дальше; в конце мая он информировал Лондон: «Большевистское правительство скоро падет, приглашения к интервенции от него не дождаться, момент для интервенции подходящий. Интервенция – единственное средство защиты британских интересов в России»305. Об этих интересах сообщал и Блисс: «Мне кажется, есть свидетельства стремления наших союзников, чтобы Соединенные Штаты сами провели экспедиции туда, где после войны только у них возникнут какие-то особые интересы. Соединенные Штаты должны максимально сберечь свою армию от потерь и при этом преследовать единственную цель – победу над Германией, не связываясь с теми союзниками, у кого множество прочих целей»336.

У американцев относительно большевистской России боролись три линии. Первую озвучивали глава военной миссии Джадсон и руководители миссии Красного Креста, которые полагали, что большевики, взяв власть, перестали быть немецкими шпионами и превратились в оборонцев, а их полупризнание поможет восстановить фронт. Генконсул Саммерс, напротив, призывал однозначно и публично отказать Советам в признании. В итоге победила третья точка зрения – посла Фрэнсиса, предлагавшего не делать ничего в ожидании неизбежного со дня на день падения большевистского режима337. Однако уже 23 февраля 1918 г. Фрэнсис писал своему сыну о целях своего пребывания в России: «Сепаратный мир явится тяжелым ударом по союзникам, но если какая-либо часть России откажется признать право большевистского правительства заключать такой мир, я постараюсь установить контакт с нею и помочь восстанию. Если будет организована какая-либо сила для борьбы с Германией, я окажу ей поддержку и буду рекомендовать правительству помочь ей»338.

2 мая 1918 года Фрэнсис телеграфировал в Госдеп: «По моему мнению, пришло время для союзнической интервенции. Я полагал, что Советское правительство само попросит об этом, и осторожно начал действовать в этом направлении: во-первых, оставшись здесь с одобрения Госдепартамента, в то время как другие миссии были отправлены; во-вторых, поощряя развитие дружеских деловых отношений с большевиками и позволив Робинсу остаться в Москве с этой целью; в-третьих, заняв позицию против японской интервенции; в-четвертых, предложив помощь союзников в создании новой армии, поскольку я уже говорил вам о своей уверенности, что в дальнейшем смогу влиять на эту армию; я просил также своих французских и итальянских коллег позволить подобное сотрудничество их военным представителям. Этот план, однако, не был приведен в исполнение, так как была получена ваша телеграмма, запрещающая его осуществление до тех пор, пока не будет выяснено, с какой целью организуется новая армия… Я полностью сознаю всю важность своей рекомендации о необходимости интервенции, которую даю сейчас…»339