Роза Люксембург - О социализме и русской революции Страница 26

3. Когда речь зашла о Бернштейне, он сказал мне: «Вы хорошо его вздули в «Leipziger Volkszeitung», это доставило мне большую радость». […]

Интересная новость, которую я обещала тебе, это то, что полиция вот уже несколько недель наблюдает за мной. В последние дни два шпика день и ночь сидели у портье и следовали за мной по пятам. Портье — бывший товарищ и по секрету все мне сообщил. Когда все это показалось мне слишком дурацким, я просто-напросто пошла в полицию, к господину лейтенанту, и выложила карты на стол. Я сказала, что если это не прекратится, то пойду к [полицей-президенту] Виндхайму и устрою скандал. Господин лейтенант, разумеется, сделал вид, что не имеет ни малейшего понятия об этом, но на следующий день шпики действительно исчезли. Меринг советует мне, если они появятся вновь, дать об этом заметку в «Vorwarts», тогда они сразу уползут в нору. Что послужило причиной, одному дьяволу известно; у меня есть основание предполагать, что меня с кем-то спутали: или они приняли меня за кого-то другого, или кого-то другого — за меня. Тем не менее я на всякий случай стала осторожной, сожгла письма, зарегистрировалась в полиции и просмотрела свои бумаги. Вероятно, все уйдет в песок. […]

ЛЕО ИОГИХЕСУ

[Берлин, 12 декабря 1898 г. ] Понедельник, вечер

[…] Но прежде всего о том, что касается «серии» [статей]. Я пришла к тому же выводу, что и ты: вопрос о Бернштейне и должен быть тем крупным произведением, которое я должна написать. Слава богу, К. К. [Карл Каутский], как он мне категорически и даже с удивлением заявил, не имеет намерения в качестве возражения написать брошюру (только в «Neue Zeit»). Впрочем, такое намерение есть у Парвуса, но его как конкурента я не боюсь. Таким образом, я хочу эту «серию» построить как возражение Эдэ [Бернштейну], но не сейчас, а сразу после выхода его книги. И это по следующим причинам: 1. Ощущение, которое я испытывала в Дрездене, здесь усилилось еще больше, а именно, что К. К. предложением Бернштейну написать брошюру действительно удалось усыпить всеобщий интерес и отложить дело до появления этой брошюры. Факт, что все ждут этой книги и считают нынешние дискуссии, поскольку они прямо касаются бернштейновских теорий, даже чем-то «бестактным». (Не могу уже вспомнить, кто именно мне это сказал.) В настоящее время царит атмосфера вялости и выжидания, и, только когда появится творение Эдэ, все будут ждать дискуссии и скрупулезно взвешивать каждое слово…

Ты как хочешь, а я все-таки не могу себе представить, что если выскажусь теперь по всем темам, по которым так или иначе затем пойдет дискуссия, то сумею потом снова сказать что-нибудь столь же впечатляющее. […]

Потому-то мне вообще не стоит сейчас растрачивать мой порох, а потом, после того как выступит К. К., пережевывать уже затасканные аргументы. Короче, я считаю, что статьи как серию надо печатать только после брошюры Эдэ и притом так, чтобы они смогли тогда сразу выйти в виде брошюры. […]

Итак, сейчас я работаю над серией. Лучше всего уже сейчас обработала «Английские очки», тема которых важнее, чем кажется на первый взгляд. Хочу по возможности разработать ее и шире и глубже. Но что касается двух тем, над которыми работаю одновременно: «Бланкизм» и «Что делать при эвентуальной революции?», то мне пока почти ничего в голову не пришло. Может, у тебя есть какие-нибудь мысли на сей счет? Впрочем, наверняка справлюсь с этим сама, если не сегодня, так завтра. Над теорией стоимости я тоже работаю. […]

Итак, теперь на первом месте — Бернштейн. […]

ЛЕО ИОГИХЕСУ

[Берлин, 2 марта 1899 г.]

[…] Твои критические замечания (собственно, одно главное) о моей полемике меня чрезвычайно обрадовали, ибо я снова убедилась, что вполне могу положиться на свой собственный критический дух. Когда я уже отправила мою реплику*, то сказала себе: ты, кошечка, зарвалась, загнула не в тот переулок; вместо того чтобы снова заняться оппортунизмом, я позволила себе увлечься моей любимой политэкономией и забралась в дебри теории. Открываю твое письмо и читаю слово в слово то же самое. […]

Сегодня у меня побывал Шёнланк, чтобы сообщить мне о «впечатлениях». Прежде всего он (уже после реплики) говорил с Августом [Бебелем]. Слова А[вгуста]: «Статьи блестящи, я подписываюсь под каждым их словом, тон благороден и безупречен; то, что фракция утаила свое решение, это, конечно, чушь: дело должно разбираться на съезде партии. Но…» Об этом «но», которое касается не меня, а его самого, скажу позже. Тут его осенила уловка: «Я этих статей не читал, но говорят, Люксембург требует, чтобы Шиппеля вышвырнули [из партии]. В любом случае я стою на ее точке зрения».

Кроме того, он был у Аронса: «Статьи отличные. Ведь, собственно говоря, Роза хочет, чтобы Ш[иппеля] вышвырнули? Она права. Берлинцы читают статьи весьма рьяно, н [ом] ер [а] выложены во всех крупных партийных пивных».

Но вернемся еще раз к Бебелю: он упомянул и статьи К. К. [Карла Каутского], но не нашел для них ни единого слова похвалы, считая, что они «слишком длинны».

Признаком успеха следует считать, last not least (Последнее, но не менее важное — англ.), и то, что буржуазная пресса подняла крик: «Freisinnige Zeitung», ссылаясь на статьи, называет меня «известной скандалисткой партии» и принимает сторону Шиппеля. Вырезку из «Kreuz-Zeitung» прилагаю. Это оба ведущих органа, материалы которых перепечатываются как всей «свободомыслящей», так и всей реакционной прессой. […]

ЛЕО ИОГИХЕСУ

[Берлин, 4 марта 1899 г.]

Суббота, вечер

[…] Письмо К. К. [Карла Каутского], которое я послала тебе, еще раз укрепляет меня в моем убеждении, что в этот момент мне надо быть здесь, на самом «поле битвы»; следует воспользоваться протянутой рукой К. К. и Бебеля (который наверняка стоит за ним), встречаться с ними почаще, пока железо горячо. Я собираюсь устроить у К. К. или у меня дома примирение Меринга с Шёнланком. При этой оказии вся «левая» […] сможет сойтись вместе и столковаться. Потом, видимо, будет необходимо во время полемики с Берншт[ейном] договориться с К. К., может быть, поделить работу и т. д. Ты, конечно, сочтешь все это правильным.

Кстати, не смеешься ли ты в душе? Я мирю Меринга с Шёнланком по просьбе К. К.! Чудные времена! И все это — после нескольких статей. Как же жалко обстоят дела в этой партии, если такой верхогляд и новичок, как я, может играть в ней роль… Говорю это совершенно серьезно. […]

ЛЕО ИОГИХЕСУ

[Берлин], 6 марта [1899 г.

Что же случилось в этом году, когда на меня все сыплется, как из рога изобилия? Представь себе, я получила в подарок* от Шёнланков 14 томов Гёте в великолепном переплете! Вместе с твоими это сразу целая библиотека, и моей хозяйке придется дать мне еще новую полку в добавление к двум, которые я уже имею! Как меня обрадовал твой выбор, ты, вероятно, едва ли можешь себе представить. Ведь Родбертус мой любимый писатель-экономист, которого я могу перечитывать сотни раз просто ради духовного удовольствия. Ну а еще словарь — это превосходит все мои самые дерзкие пожелания! У меня возникло впечатление, будто я получила не книгу, а некую собственность, что-то вроде домовладения или земельного участка. Знаешь ли, когда мы все соединим, у нас образуется вполне приличная библиотека, и нам придется, если только мы вместе устроимся по-человечески, купить для книг застекленный шкаф.

Мой золотой, дорогой, как ты обрадовал меня твоим письмом: я его шесть раз прочитала от начала до конца. […]

Неужели ты думаешь, что я не вижу и не ценю, что ты в ответ на «звуки боевые» тотчас спешишь мне помочь, подстегиваешь меня к работе, забывая все мои упреки и «упущения»!.. Ты и представить себе не можешь, с какой радостью и с какой тоской я ожидаю теперь любое твое письмо: я знаю, что каждое несет мне силу и радость, поддержку и бодрость.

Но больше всего обрадовал меня тот абзац в твоем письме, в котором ты пишешь, что оба мы еще молоды и сможем еще наладить нашу личную жизнь… О дорогой, золотой, если бы только ты сдержал это обещание!!! Собственная маленькая квартирка, кое-какая своя мебель, своя библиотека; спокойная и регулярная работа, совместные прогулки, иногда опера, маленький, очень маленький круг знакомых, которых иногда приглашают поужинать, каждое лето поездка на месяц в деревню, но совсем без всякой работы!.. (И, может быть, еще и такой маленький, совсем малюсенький ребеночек? Неужели это никогда не будет мне дозволено? Никогда? Знаешь ли, дорогой, что вчера внезапно нашло на меня во время прогулки в Тиргартене? Я совсем не преувеличиваю! Внезапно под ногами у меня завертелось дитя в восхитительной одежке, лет трех-четырех, с тонкими светлыми волосами и стало меня разглядывать. Словно громом поразила меня мысль схватить этого малыша, стремительно убежать домой и оставить его себе как своего собственного. Ах, дорогой, неужели у меня никогда не будет ребенка?!) […]