Павел Губарев - Факел Новороссии Страница 27

Несмотря на непрекращающиеся попытки оказать на меня морально-психологическое давление, хочу заявить: я не сдаюсь! Я продолжаю верить в нашу победу! Я и моя семья готовы идти до конца!

Павел Губарев…»

Катерина из Ростова управляла процессом через социальные сети. Как я благодарен евразийцам, которые ее там обустроили! Катю приютил Александр Проселков, который потом сложит свою голову на Донбассе. Именно Катерине мы обязаны тем, что продолжалась организация работы актива, что он сплачивался в борьбе под знаменем Народного ополчения Донбасса. Мы обязаны этим и ей, и Сергею Цыплакову, и Мирославу Руденко, и Евгению Орлову, и тезке Павлу (фамилию опускаю). Мы обязаны этим и другим лидерам Русской весны, продолжавшим принципиальную борьбу с киевской хунтой и местными олигархическими группами. Мы обязаны этим всему народу Донбасса, который показал, что никто нас не поставит на колени.

Республика провозглашена! Облегчение моей участи

Когда 7 апреля меня вызвал начальник СИЗО и стал осторожно расспрашивать, я понял, что в Донецке произошло нечто неординарное. Позже из СМИ я узнал об объявлении Донецкой Народной Республики.

7 апреля 2014 года наши одержали первую крупную победу. Областную госадминистрацию в Донецке взяли штурмом. Взвился в небо флаг народной республики. Теперь у сторонников ДНР было оружие: мои соратники взяли оружейку областного управления СБУ. Все были воодушевлены и думали, что Россия вот-вот примет Донбасс в свои пределы. Так же, как и Крым. Ведь и в Донбассе живут русские люди, не желающие подчиняться новым бандеровцам и «европеизаторам». Таковы были настроения народа Донбасса тогда, весной 2014 года.

В этот же день меня перевели в другую камеру. У меня появился сокамерник Аркадий, а также старенький телевизор «Аива», газеты, книги, передачки и другие радости тюремной жизни. Аркаша был каким-то зиц-председателем одной из фирм одного из приближенных к Януковичу бизнесменов, Курченко, и сидел явно за чужие грехи. Может, он был и подсадным: не знаю. Я с ним особенно не откровенничал. Скорее всего, все-таки он был подсадкой, ибо его под такую стражу брать не должны были. Ну, тырил через его фирму Курченко деньги «Нафтогаза» — но не зиц-председателя же брать за это! Не та у него статья была. Но да оставим его в стороне нашего повествования.

Я понял, что мной будут пытаться манипулировать и выпытывать информацию. Поэтому я решил и впредь не сотрудничать со следствием. Из СМИ я узнал, что произошло в Донецке. Из телевизионных репортажей понял, что мои соратники по Народному ополчению Донбасса продолжают борьбу. Приятно было увидеть по телевизору своих соратников по борьбе. Узнал в штурмующих, что показали по ТВ, Мирослава Руденко, Рому Соколенко и многих других из нашего Народного ополчения. Сперва-то в тюрьме думал, что это работали «зеленые человечки», что Россия послала отряд. Но нет, потом узнал — сами сработали. Правда, сколько наших потом погибнет на войне!

В начале апреля киевское СИЗО СБУ было уже заполнено полностью. Двадцать пять камер по два человека. Аресты продолжались, о чем радостно рапортовали по лживому украинскому телевидению. Однако несмотря на ложь, на лицах выступающих на различных политических ток-шоу легко читались паника и непонимание реальной ситуации на Донбассе.

Тогда же впервые услышал о легендарном ныне Стрелке — Игоре Стрелкове. Украинское телевидение из кожи вон лезло, чтобы найти доказательства «российской агрессии», тех самых «вежливых зеленых человечков». Поминали и мою супругу, приводили ее телефонные разговоры с соратниками. Мол, рука Москвы! А Катя просто с активистами разговаривала. Видел я и «разоблачительную» передачу обо мне и о Кате. Естественно, три короба лжи и перевираний. Кулаки оставалось только сжимать: смотришь на этот шабаш — и ничего сделать не можешь…

В моей душе появилось самое главное чувство, которое бывает в заключении: чувство надежды. Избиения и моральные издевательства прекратились, стало легче. Появились ручка и блокнот, я стал записывать.

Для меня это означало огромное облегчение тюремного режима. Даже в изоляторе я чувствовал, какое потрясение испытывает хунта. Смотреть украинские телеканалы трудно (это еще та шиза), но, фильтруя информацию от пропаганды, все равно получаешь картину происходящего и делаешь выводы.

Со мной сразу же стали говорить мягче. Стали склонять к тому, чтобы я шел на переговоры, становясь ее стороной. Меня пробовали «умягчить». Сделать так, чтобы я уговарил своих ребят в Донбассе отдавать оружие в обмен на те или иные уступки. Войны-то ведь в Киеве тогда боялись, команды на нее из США явно не поступило. Помню, как они просили меня повлиять на Народное ополчение Донбасса. Мол, пускай твои ребята отдадут хотя бы пистолеты.

Выглядело это так: приехал со мной разговаривать в тюрьму сам начальник Главного следственного управления Василий Вовк. Завел разговор: дескать, твои бойцы захватили в Донецке оружие. Взяли оружейный парк местного отделения СБУ. (С этим оружием позже они примкнули к Стрелкову.) Может, часть «зброи» они могут отдать? Мы ведь, сказал Вовк, переговоры хотим вести, но не понимаем — с кем? Давай через тебя их поведем. Покажи, что ты — не абы кто, а субъект переговоров.

Разговор этот состоялся в кабинете начальника СИЗО. С глазу на глаз. Восьмого или девятого апреля — точно не помню.

— Ну, и как я буду вести переговоры из тюрьмы? — поинтересовался я у генерала Вовка.

Тот протянул мне мобильный телефон, а из трубки голос:

— Паша, это Арсен Горловский, — я знал кто это, хотя и не был знаком с ним. Бандит. Человек, близкий к Ринату Ахметову и другим представителям криминальной олигархии Донбасса. Разговор был такой: мои соратники отдают часть оружия, а меня за это отпускают на свободу. И я могу вести переговоры с Киевом. Я думал недолго. Созвонился со своими. Говорил с Сергеем Цыплаковым. Узнал о взятии эсбеушного ружпарка, как говорится, из первых рук. Благо, трофеи брали мои ребята (Народное ополчение Донбасса).

Ну, у ребят оружия уже хватало. В арсенале донецкого СБУ взяли всего 47 автоматов и 55 пистолетов. А мне нужно было выбраться из тюрьмы. Излагаю Цыплакову идею: если отдать часть пистолетов, вы меня вытащите отсюда. Сергей собрал ребят и обсудил идею. В общем, решили идти на обмен.

И решили даже эксперимент провести. Согласился: лады, отдадим мы вам пять пистолетов. Мои соратники в Донецке закопали их в одном укромном месте. Я, естественно, сказал о тайнике Вовку. А ребята в Донецке следили за схроном: кто придет откапывать «макаровы»? Схрон нашли, пистолеты забрали.

Но на свободу мне тогда выйти не удалось. Буквально на следующий день силовое крыло Народного ополчения и Игорь Стрелков со своей группой захватили половину области. Мы тогда дали команду всему наработанному активу в городах Донетчины присоединяться к Стрелкову! Передал своим: ребята, я за свободой не гонюсь, сейчас надо брать города и территории, промедление смерти подобно. Действуйте исходя из обстановки. Дело важнее, чем моя личная судьба.

И пошли захваты в городах Донецкой области.

Вот как об этом вспоминает сам Игорь Стрелков.

«…До захвата ОВД (Славянска 12 апреля 2014 г. — Ред.) в нашем распоряжении было 62 автомата АК-74 (52 + 10, которые протащили через границу для вооружения местных), 52 ПМ (по числу бойцов „крымской роты“) + около десятка охотничьих нарезных стволов и полтора-два десятка всяких гладкоствольных ружей-обрезов — у местного ополчения. Далее ополчение пополнило арсенал за счет разоружения части разведроты 25-й аэромобильной бригады, а спустя сутки — и колонны, заехавшей в Краматорск: в общей сложности около 70 стволов автоматического оружия (автоматы и ручные пулеметы), около 15 РПГ-22 и РПГ-26 плюс 6 бронемашин („Нона“, 1– БМД-1, 1– БМД-2, 3 — БТРД), захвачены были также ПЗРК „Стрела“ (6 пусковых устройств и не помню сколько точно ракет — ими были сбиты вертолеты во время первой атаки на Славянск 2 мая) и ПТУРСы „Фагот“ (3 штуки, именно первым пуском „Фагота“ был уничтожен взлетавший вертолет на военном аэродроме в Краматорске)…»[12]

Я же продолжал сидеть за решеткой. Но мне стали доступны книги. Их каталог можно было изучить в камере и сделать заказ. В тюремной библиотеке обнаружился Джек Лондон. Ох, как же я люблю Джека Лондона! Рассказы о настоящих мужчинах, какими они должны быть в моем представлении. Бесстрашными, ответственными, стойкими ко всем невзгодам и ударам внешнего мира. Я перечитал все, что было. Образы суровых и амбициозных золотоискателей, уходящих на Север, превозмогавших себя в нечеловеческих трудностях. Способность Лондона передавать в своих рассказах величайшее напряжение воли к жизни была мне очень кстати. Творчество Лондона в тюрьме очень спасало, оно питало волю к жизни, помогало собраться с силами и приспособиться к новым условиям, чтобы жить, жить, жить…