Юрий Жуков - Сталин: тайны власти. Страница 29

Столь откровенно возвеличивая ТОЛЬКО русский народ, прославляя, делая пока единственным образцом для подражания, символом неминуемых грядущих побед ТОЛЬКО русских полководцев, да притом исключительно дореволюционной эпохи, Сталин ступил на весьма зыбкую почву. Он оказался за гранью дозволенного марксизмом, официальной, никем не отмененной, не подправленной идеологической доктрины партии, два десятилетия кряду порочившей именно этих князей, спасителей царизма, строителей империи. Сталин стал рьяным проповедником именно того, что так недавно сам же объявлял самым страшным злом, — великодержавного шовинизма, а вскоре пошел еще дальше, приступив к формированию национальных частей в составе Красной Армии.

Начало положила просьба ЦК Компартии Латвии, рассмотренная и одобренная ГКО еще 3 августа, о создании латышской стрелковой дивизии[10]. Но тогда далеко не ординарное решение являлось скорее попыткой возродить героический, романтический дух революции, светлую память о самой надежной опоре советской власти — латышских красных стрелках. Последовавшие же вслед за тем действия аналогичного характера объяснялись совершенно иными, более прозаическими причинами.

Уже по собственной инициативе 13 ноября ГКО приступило к формированию значительных по количеству и численности личного состава национальных войсковых соединений: башкирских — двух кавдивизий, туркменских — двух кавдивизий и двух отдельных стрелковых бригад, узбекских — пяти кавдивизий и девяти отдельных стрелковых бригад, таджикских — одной кавдивизий, казахских — двух кавдивизий и двух отдельных стрелковых бригад, калмыцких — двух кавдивизий, киргизских — трех кавдивизий, чечено-ингушских — двух кавполков, кабардино-балкарских — двух кавполков, а 18 декабря — еще литовской и эстонской стрелковых дивизий[11].

Здесь невольно бросается в глаза ярко выраженная особенность при создании национальных формирований — среди них отсутствовали белорусские, украинские, закавказские части. И именно это обстоятельство раскрывает подлинную причину данного решения. Отдельные, из призывников некоторых союзных и автономных республик, воинские части комплектовались в тех случаях, когда новобранцы не владели русским языком, не могли быть поэтому влиты в любые соединения Красной Армии. А времени для ликбеза, обучения, как в 1940 году, даже ускоренного, просто не было. Не было времени для обучения полуграмотных призывников и владению техникой.

Тогда же Сталин использовал сложившееся положение и для того, чтобы развить и усилить потаенную сущность постановлений от 25 октября, дополнив их еще двумя, вроде бы незначительными, имевшими частный характер. 6 ноября, в очередной раз ревизуя решения XVIII съезда, высший орган ВКП(б) объявил о воссоздании политотделов в МТС и совхозах, мотивируя это условиями военного времени. Месяц спустя, 10 декабря, по тем же причинам была введена должность секретаря по торговле и общественному питанию в горкомах, обкомах, крайкомах и ЦК компартий союзных республик[12]. Тем самым незаметно образовалась параллельная общей система обособленных партийных структур, подчиненных исключительно одному из членов ПБ, курировавшему соответствующее ведомство. Сталину — в НКО и НКВМФ, Андрееву — в Наркомземе и Наркомсовхозе, Микояну — в Наркомвнешторге и Наркомторге, Кагановичу — в НКПС, Наркомморфлоте, Наркомречфлоте. Все это еще более сузило и без того уже несколько ограниченную сферу контроля и ответственности Маленкова, в значительной степени уменьшило его реальные властные полномочия.

Но за «аппаратными играми» не забыл Сталин и главного, того, что было его последним шансом, — необходимости разработать и осуществить широкомасштабное, обязательно успешное контрнаступление по всему фронту и коренным образом изменить ход войны. Для этого было намечено три главных направления стратегических ударов: в районе Тихвина — для снятия или хотя бы прорыва блокады Ленинграда; Ростова-на-Дону — для освобождения Донбасса, выхода к Перекопу и далее в Крым, чтобы деблокировать мужественно сопротивлявшийся Севастополь; Москвы — для спасения столицы.

Тщательно разработанные в Генштабе операции начались 10 ноября под Тихвином, 17 ноября — под Ростовом, 5 декабря под Москвой. Однако, несмотря на их успешное начало, поставленной цели ни на севере, ни на юге достичь не удалось. Полный и несомненный успех сопутствовал только в Московской битве силам Калининского, Западного и правого крыла Юго-Западного фронтов под командованием И.С. Конева, Г. К. Жукова и С. К. Тимошенко (18 декабря его заменил Ф.Я. Костенко).

9 декабря они освободили Рогачев, 11-го — Истру, 12-го — Солнечногорск, 15-го — Клин, 16-го — Калинин, 20 декабря — Волоколамск, отогнав врага на 100-250 км от столицы. Московская битва стала первым крупным поражением германской армии начиная с 1 сентября 1939 г., развеявшим миф о непобедимости вермахта. Она стала и первым настоящим успехом Красной Армии за полгода войны, оказала решительное воздействие на морально-политический дух советского народа, вернула веру в мощь Красной Армии, веру в вождя. И Сталин поспешил воспользоваться идеально сложившейся для него конъюнктурой.

Еще в самый разгар сражений, 14 декабря, когда исход битвы был далеко не ясен, последовало решение ГКО о разминировании столицы[13], 15 декабря, но уже ПБ, — о разрешении «т. Андрееву вместе с аппаратом ЦК ВКП(б), находящимся в Куйбышеве, к 25 декабря 1941 г. переехать в Москву»[14]. Под Новый год в столицу вернулся не только весь состав эвакуированных управлений кадров и пропаганды, но и Вознесенский, что должно было свидетельствовать о завершении его экстраординарной миссии. После этого Сталин и получил наконец возможность проявить прежнее самовластие и указать лидерам ГКО их настоящее место.

С этой целью был нанесен хитрый удар, прямо не осуждавший кого-либо из лидеров ГКО, но вместе с тем до некоторой степени дискредитировавший их работу в области оборонной промышленности, ставивший ее результативность под сомнение. 14 декабря ГКО приняло весьма расплывчатое, странное по содержанию постановление, именованное еще более абстрактно — «Вопросы НКАП»[15]. В нем отмечалось:

«Ввиду того, что нарком авиапромышленности стал работать в последнее время из рук вон плохо, провалил все планы производства и выдачи самолетов и моторов и подвел таким образом страну и Красную Армию, Государственный комитет обороны постановляет: 1. Поставить Наркомат авиапромышленности под контроль членов Государственного комитета обороны тт. Берия и Маленкова, обязав этих товарищей принять все необходимые срочные меры для развертывания производства самолетов… 2. Обязать наркома авиапромышленности и его заместителей беспрекословно выполнять все указания тт. Берия и Маленкова…»

В чем же таился скрытый смысл документа, в чем заключалась прямо не высказанная угроза? Да в том, что Берия и Маленков и без того уже отвечали за работу НКАП, контролировали выполнение им планов военного времени. Поэтому даже простая констатация того, что нарком А.И. Шахурин не только «провалил» утвержденные планы, но и «подвел» страну и армию, должна была стать недвусмысленным предупреждением Лаврентию Павловичу и Георгию Максимилиановичу. Указанием — вновь появился человек, который всегда сумеет найти недостатки, просчеты и даже ошибки, сможет сурово спросить за них, принять в случае необходимости крайние меры. Завуалированность же решения, его внешняя мягкость, некая неопределенность были вынужденными, обусловленными слишком огромным несоответствием результатов работы Берия, Маленкова, с одной стороны, и старых сталинских соратников, Ворошилова и Кагановича, — с другой.

Только спустя месяц после того, как Ворошилова отозвали из Ленинграда, сняли с должности главкома Северо-Западного направления за слишком очевидный, полный провал порученного дела, ему сумели подыскать такую должность, на которой он не смог бы причинить особого ущерба делу. 9 ноября его назначили уполномоченным ГКО по проверке и контролю работы военных советов формировавшихся армий — 10-й, 26-й, 60-й и 61-й. Но так как и тут Климент Ефремович не сумел принести ощутимой пользы, ему поручили контролировать формирование дивизий и бригад в пяти тыловых военных округах — «Московском, Приволжском, Уральском, Южноуральском и Среднеазиатском»[16].

Несколько иначе поступили с Кагановичем. Принимая во внимание весьма опасную неразбериху, сложившуюся на всех магистралях, 25 декабря ГКО постановил: «Для разгрузки транзитных и всяких иных застрявших надолго грузов на железных дорогах образовать комитет в составе: Микоян (председатель), Косыгин, Каганович, Вознесенский, Хрулев». Тем же актом Совет по эвакуации теперь уже за ненадобностью ликвидировали, а его аппарат передали новому комитету[17].