Сергей Кара-Мурза - Хроника пикирующей России. 1992-1994 Страница 29

Главным оружием перестройки была идея исторической вины — государства, партии, народа. В конкретной вине разберутся историки, а нам важно понять, как удалось с помощью этой идеи ввергнуть в саморазрушительную вакханалию нынешние поколения наших народов! Ведь абсурдно разрушать свой дом из-за того, что дедушка был в чем-то виноват. Но стоило власти, через свою лакейскую прессу, побить себя немного в грудь, а затем крикнуть: «Ломай, ребята, свой барак! Заживем красиво!» — и все в благодарном экстазе бросились ломать, да еще среди зимы. И уже замерзая, продолжают верить. Чтобы понять это, нужен психолог масштаба Достоевского. Попробуйте убедить испанцев начать гонения на католическую церковь из-за того, что слишком крутой была Инквизиция — тебя сочтут сумасшедшим.

Но сейчас уже не просто по черепу бьют и не просто дом ломают. Колотят молотком по той бомбе, в которую превратилось наше общество. В глобальном масштабе воспроизводится скрытое «Я» Б.Н.Ельцина. Вот его «Исповедь на заданную тему». Он рассказывает, как потерял два пальца: «Я взялся проникнуть в церковь (там находился склад военных). Ночью пролез через три полосы колючей проволоки, и пока часовой находился на другой стороне, пропилил решетку в окне, забрался внутрь, взял две гранаты РГД-33 с запалами и, к счастью, благополучно (часовой стрелял бы без предупреждения) выбрался обратно. Уехали километров за 60 в лес, решили гранаты разобрать. Ребят все же догадался уговорить отойти метров за 100: бил молотком, стоя на коленях, а гранату положил на камень. А вот запал не вынул, не знал. Взрыв… и пальцев нет. Ребят не тронуло».

Возможно, этот рассказ надо понимать как аллегорию. Уж слишком много странностей: трудно перепилить решетку, пока часовой обходит церковь, гранаты не хранятся с запалами, взорвавшаяся в руках граната отрывает только два пальца и т.д. Но главное — мышление читателя, на которое ориентируется автор. Ведь он изображает себя поразительно безжалостным — любой подросток во время войны понимал, что означает для часового перепиленная решетка и похищение боеприпасов. Еще важнее, что мы видим подростка — взрослого по тем тяжелым временам, — который, положив на камень гранату, бьет по ней молотком! Не распиливает тем же напильником, а бьет молотком. На какой эффект мог рассчитывать пусть и безрассудно храбрый, но здравомыслящий человек? И если он в отрочестве бьет молотком по гранате, то каких действий можно ждать от него, если он станет президентом? Отсюда и вытекает характеристика читателей: умный политик Ельцин предложил им как раз такой образ, который должен был бы привести в ужас разумного человека — но восхитить и привлечь тех, кто мечтал лишь о сокрушении «начиненной взрывчаткой» советской империи. Но сегодня «ребят» подальше не отвели.

Так давайте сами осмысливать наше общество. Оно еще не взорвалось, а только горит. Огонь остановить можно, а взрыв переживут немногие. Общество, как металл, хорошо видно не изломе — как сегодня. И очень обо многом говорит анализ излома важной структуры — КПСС. Этот анализ ведет Конституционный суд, сам о том не думая. Считаю, что получаемое там знание важнее самого решения суда. Потому-то так бесстыдно искажает его телевидение.

Со странным политическим садизмом Ельцин объявил о запрете КПСС именно 7 ноября, в день праздника, который дорог и коммунистам, и большинству народа. Историки и психоаналитики отметят этот факт. Для нас же важно, чем оправдывалось внесудебное запрещение явно оппозиционной партии: КПСС, дескать, была не общественной организацией, а государственной структурой. И демократы-интеллигенты это приняли, в то же время все семь лет твердя, что СССР был идеократическим государством. Но, господа, это же несовместимые утверждения!

Но давайте по порядку. Демократ произносит слова «идеократическое государство» с ужасом — как же можно было в нем жить! То ли дело США или Япония! Но ведь и это — типичные общества, контролируемые жесткой идеей. США весьма либеральны к человеку — покуда он безусловно признает их право быль лидером и судьей всего мира и декларирует свой абсолютный патриотизм (Буш пытался дискредитировать Клинтона перед выборами, сообщив страшную тайну: он в 70-х годах посетил СССР!). Японца ведет идея особого духа Страны восходящего солнца. Журнал «Форчун» приводит слова обозревателя «Асахи»: «Мы можем носить джинсы, но мы остаемся самураями, носящими мечи. Для нас Япония — это земной шар. Поездка в Англию все равно что полет на Марс. США — это Юпитер». Мы уж не говорим о более очевидном случае — Китае. Идеократия СССР, при всей ее помпезности, была во многих аспектах очень мягкой и терпимой. Чем же была в ней КПСС?

КПСС не похожа на типичные партии Запада, но она только потому и могла эффективно выполнять свою роль, что была внегосударственной силой. Вспомним, чем была Россия, а затем СССР. Российская империя и, после попытки ее революционной модернизации, СССР были яркими примерами традиционного общества — в противовес т.н. современному обществу Запада. Этот вопрос глубоко изучен и русскими, и западными философами, такими как Маркузе и Хабермас (А.H. Яковлев хвастал, что критиковал Маркузе, не читая его, а следовало почитать). Традиционное общество построено таким образом, что все его должна пронизывать негосударственная организация, являющаяся носителем и выразителем обязательной для всех подсистем общества идеи, не подвергающейся обсуждению. Такая идея и производная от нее этика может быть сформулирована на языке религии (и роль «пронизывающей» организации играет церковь, как в средневековой Европе или сегодня в Иране), на языке философии (как в древнем Китае) или на языке идеологии, как в СССР. КПСС при этом может рассматриваться как аналог церкви. Н.Бердяев, страстно отрицая социализм, писал в «Философии неравенства» (1923): «Социалистическое государство не есть секулярное государство, это — сакральное государство… Оно походит на авторитарное теократическое государство… Социализм исповедует мессианскую веру. Хранителями мессианской «идеи» пролетариата является особенная иерархия — коммунистическая партия, крайне централизованная и обладающая диктаторской властью».

Если бы КПСС была госструктурой, она не могла бы «пронизывать» общество и быть носителем «абсолютной» идеологии. Можно как угодно проклинать этот тип общества (хотя это и глупо), но это — хорошо изученная реальность. Кстати, характер КПСС как принципиально негосударственной организации вытекает и из кибернетики. Изучая управление крупными системами (госструктурами или корпорациями) Ст.Бир показал, что они устойчиво функционируют лишь если имеется «внешнее дополнение», говорящее на ином языке, чем эти системы, причем на языке высшего порядка. Иными словами, в систему должна «проникать» организация с совершенно иным «генотипом», следующая иным, не подчиненным данной системе критериям, с иными понятиями. Именно эти функции в государстве СССР выполняла КПСС. Специалистам по системному анализу еще в 70-х годах это было прекрасно известно и принималось как очевидность. КПСС была не частью «государственной машины», а внешним дополнением к ней — общественной организацией, говорящей на ином, чем государство, языке.

Когда в традиционных обществах терпит кризис или изымается их «этическая» (идеологическая) сердцевина, последствия бывают катастрофическими. Пример — Реформация в Германии, в ходе которой сначала сожгли 50 тыс. «ведьм», а затем уничтожили 2/3 крестьян и бюргеров. И страшным смыслом наполняются сегодня слова А.Н.Яковлева, сказанные им недавно в Ватикане: «Этика и Реформация, идущие по нашей земле, неразделимы». Мы знаем, какая этика идет по нашей земле, а теперь уже понимаем и смысл Реформации.

Другим примером катастрофического кризиса идеократического государства была революция 1917 г., когда либералы наконец «одним пинком раздавили гадину» — самодержавие с православием. Россия в кровавых травмах была собрана под знаменем другой идеократии — большевизма. В последние 50 лет она быстро эволюционировала в сторону самобытного гражданского общества, но «гадину» снова решили раздавить. И на фоне уже переживаемой катастрофы цинизмом или недомыслием является поддержанное демократами обвинение, будто КПСС «разжигала социальную и межнациональную рознь».

Как ни проклинай СССР, но именно в этом аспекте он представлял систему с отрицательной обратной связью по отношению к конфликтам. Это значит, что при обострении противоречия автоматически включались экономические, идеологические и даже репрессивные механизмы, которые разрешали или подавляли конфликт, «успокаивая» систему. Это делалось независимо от воли и личных качеств отдельных людей — так была устроена система, в которой ключевую роль играла именно КПСС. Это заложено в ее идеологической системе, возводящей в догму «единство» и запрещающей конфликты, и в ее организационной системе, «пронизывающей» все потенциально конфликтующие стороны. Такая система консервативна — но не конфликтивна.