Боб Вудворд - Признание шефа разведки Страница 3

В рассматриваемый Вудвордом период председателями комитета сената США по разведке были: Барри Голдуотер (1981–1985 гг.) и Дэвид Дюренбергер (1985–1986 гг.), соответственно их заместителями — Даниэль Мойнихан (1981–1984 гг.) и Патрик Лихи (1985–1986 гг.).

Пост государственного секретаря занимали: Александр Хейг (январь 1981 г. — июнь 1982 г.) и Джордж Шульц (июль 1982 г. — январь 1989 г.).

Помощниками государственного секретаря по межамериканским вопросам были: Томас Эндерс, Энтони Могли, Эллиот Абраме.

Пост советника президента по национальной безопасности занимали: Ричард Аллеи, Уильям Кларк, Роберт Макфаряейн, Джон М. Пойндекстер, Фрэнк Карлуччи.

ВСТУПЛЕНИЕ

Директора центральной разведки адмирала Стэнсфилда Тэрнера разбудил будильник. Он не любил вставать рано и в этот четверг, 20 ноября 1980 г., поставил будильник на максимально допустимое позднее время, на 7 часов утра.

Шел 383-й день как пятьдесят два американца были задержаны в качестве заложников. Пленники Тегерана в начале месяца пустили ко дну президентство Джимми Картера. Тэрнеру предстояло в этот день сделать вводный доклад по разведке новому президенту Рональду Рейгану.

В начале года на первом этаже дома Тэрнера было установлено на несколько недель круглосуточное дежурство охраны, после того как Федеральное бюро расследований обнаружило на окраине Вашингтона нескольких иранцев, упражнявшихся в стрельбе по мишеням из дальнобойных винтовок. Но сейчас охрану сняли и в доме все было спокойно.

Тэрнер, пятидесяти шести лет, четрехзвездный адмирал в отставке, находился в расцвете сил. Системный аналитик, «мыслитель» военно-морского флота, окончивший академию ВМС, он всегда старался заглядывать в будущее при рассмотрении крупных проблем. Но он был эмоционален, и сейчас, оказавшись между старым боссом и новым, его обуревали противоречивые чувства.

В первую очередь ему предстояло рассчитать или угадать, когда и как довести до нового президента по-настоящему секретные вопросы, в том числе о потенциально взрывоопасных и рискованных операциях и технике шпионажа. Это — самая что ни на есть квинтэссенция, осадок на дне бочонка, то, что не просочилось в прессу и не стало добычей советской разведки. Передача таких сведений должна произойти с глазу на глаз, без каких-либо свидетелей, пока Рейган не назначит людей, которым он намерен их доверить. Тэрнер не мог разглашать эти вещи в присутствии политических приспешников Рейгана, которые толклись на двух предыдущих брифингах и, как можно ожидать, будут и на сегодняшнем. В одной из наиболее секретных разведывательных операций, о которой Тэрнеру, возможно, придется доложить президенту, своими жизнями постоянно рискуют более сотни человек.

Тэрнеру предстояло также обратить внимание президента на философскую, хотя и в широком смысле этого понятия, проблему столь специфической области деятельности, как соотношение возможностей и риска в шпионаже и подрывных действиях. В этой области президент обещал что-то совсем новое.

Тэрнер хотел бы лучше думать о Рейгане. Он видел в нем какую-то легковесность, налет этакой независимой конгениальности, когда он отмахивался от него, стараясь, видимо, показать, что точно так же отмахивается и от мировых проблем, отделываясь смехом, какой-нибудь голливудской историей или шуткой с привкусом консервативного догматизма. Какой контраст с сугубо серьезными, пристрастными, почти безжалостными допросами, которым Тэрнера подвергал Картер.

Последним вопросом, который предстояло решить Тэрнеру, было его собственное будущее. Ему хотелось довести до Рейгана свою готовность, даже желание остаться на посту директора. Как утверждали Рейган и его республиканцы. Картер настолько закупорил Центральное разведывательное управление, что оно фактически лишилось возможности вести эффективный шпионаж. Республиканцы говорили, что Тэрнер отличался чрезмерной чувствительностью к кампании Картера в области прав человека, что он слишком влюблен в новейшую технологию подглядывания и подслушивания с помощью спутников и электроники, хотя, что и говорить, дело это чистое и сравнительно безопасное. Но уж очень пассивное, поэтому-то Тэрнер и не использует все шансы. В адрес ЦРУ часто звучало слово «ослабленное». Как полагал Тэрнер, он мог бы опровергнуть это, если бы вновь избранный президент выслушал его. При нем ЦРУ провело несколько операций, которые могли бы покончить со скептицизмом Рональда Рейгана.

Своим главным помощникам Тэрнер говорил: «Рейган не хочет политизировать ведомство и будет следить, чтобы мы были на правильном пути». А их смешили его попытки показать, что он еще директор. Его старый флотский друг Хэрб Хэтью, отставной капитан и начальник отдела ЦРУ по связям с общественностью, считал, что Тэрнеру надо пройти курс лечения реальностью. «Они ни в коем случае не оставят тебя, — говорил ему Хэтью, — ни в коем случае. Они устроили целую кампанию, чтобы выбить у тебя все козыри».

Но Тэрнер упорно держался за свой оптимизм. Иногда это давалось тяжело. Как-то перед самыми президентскими выборами он собрал пятнадцать своих помощников на семинар в Кэмп Пири, на «ферме» — секретном учебном центре ЦРУ в сельской местности штата Вирджиния. Полушутя он предложил провести предварительное тайное голосование. Результат был как ушат холодной воды на голову: за Картера 2, за Рейгана 13. Это почти точно отражало соотношение голосов за и против Рейгана в коллегии выборщиков: 489 на 44.

Утро после выборов было особенно скверным. Коридоры штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли словно были заполнены радостью. Сотрудники, конечно, не высовывались из окон с ликующими криками, но многие восприняли победу Рейгана как парижане День освобождения.

Приняв душ, Тэрнер оделся и присел на несколько минут почитать газеты. Для начала он выбрал еженедельную проповедь «Крисчен сайенс». Он знал, что если не выделит для этого немного времени сейчас, то позже, в течение дня, его уже не будет. Он любил считать себя приобщенным к интеллектуальной ветви христианства — разум и дух превыше всего.

Проповедь на ближайшее воскресенье гласила: «… и со всей силой души твоей скажи своему ближнему, чтобы он пробудился. Отврати взор его от ложной очевидности его ощущений… Смотри в глубь себя…» Тэрнер подумал, что если говорить о нем, то это довольно странный призыв к руководителю самой большой и наиболее изощренной разведывательной службы в мире. Но ведь он сам был свидетелем, какой силой обладают подобные поучения. Его мать пережила 20-е годы, а отец, потеряв на бирже все деньги, покончил с собой. Позднее, когда единственный брат Тэрнера погиб в автомобильной катастрофе, он весь ушел в религию, чтобы как-то противостоять этой неожиданной трагедии и связанной с нею боли. Тогда Тэрнер уверовал, что «Ниспосланные испытания — это подтверждение заботы божьей.

Времени уже не осталось, он поднялся, сознавая, что пренебрегает уроком проповеди, и быстрым шагом (помощники называли его походку «таранящей скоростью») направился вниз на завтрак. Густые седые волосы, слегка развевающиеся от ходьбы, и манеры члена респектабельного «Ротари клуба» делали Тэрнера совсем непохожим на директора ЦРУ.

За завтраком он выпил сок и стакан кипяченой воды с лимоном. Христианское учение не признавало каких-то стимуляторов, поэтому кофе он не пил. Впрочем, Тэрнер не любил сам вкус кофе, даже с мороженым.

На глаза ему попалась «Вашингтон пост». «Как сообщают, Кейси на пути к креслу директора ЦРУ». Тэрнер схватил газету. Он абсолютно ничего не слыхал о таком варианте. Кейси. Да ведь это же Уильям Дж. Кейси, шестидесятисемилетний руководитель избирательной кампании Рейгана. Тэрнер подумал, что такой выбор был бы шагом назад, глубокой ошибкой. Ричард Никсон назначил руководителя своей кампании в 1968 г. Джона Н. Митчела министром юстиции. Значит, в этом году политической контрибуцией предвыборной войны становится ЦРУ?

Тэрнер читал дальше: «Кейси работал в Управлении стратегических служб (УСС) — организационном предшественнике ЦРУ — во время второй мировой войны». Ну и что, подумал Тэрнер, это же все равно что назначить старого адмирала времен второй мировой войны командующим нынешними военно-морскими силами. УСС, в глазах Тэрнера, было ветхой, устаревшей конструкцией. Пережитки УСС, некоторые его методы и взгляды еще существовали в ЦРУ, но доставляли крупные неприятности Тэрнеру. Люди той поры в ведомстве были оперативниками, они образовывали какое-то братство ветеранов, своего рода управление внутри управления. В стычках с Белым домом или конгрессом они, случалось, получали подзатыльники, как это было в середине 70-х гг. при расследовании деятельности ЦРУ. Но «старики» (их еще называли «ковбоями») выходили сухими из воды, потому что в них нуждались. Каждому президенту, каждому ДЦР — директору центральной разведки — были нужны эти верные старые оперативники, делающие самую черную работу. Они составляли клуб, который никогда не собирался. Были лошадками, всегда готовыми впрячься в осуществление любой секретной акции. Эти люди могли процветать только в среде, где даже награды и поощрения являлись секретом. Они представляли собой и силу и слабость ЦРУ. В «Вашингтон пост» говорилось, что Кейси в последние шесть месяцев второй мировой войны отвечал за заброску шпионов в немецкие армейские тылы. Это было тридцать пять лет назад.