Уолтер Лакер - Черная сотня. Происхождение русского фашизма Страница 3

Вашингтон — Лондон, январь 1994 г.

ВВЕДЕНИЕ

Бурная история России вновь вступает в период смуты[7]. Беспокойным временам не видно конца, и исход их вряд ли предсказуем. Среди немногих прогнозируемых явлений одно просматривается отчетливо: на сцену возвращаются националистические движения, твердо верящие в то, что Россию может спасти сильное авторитарное правительство, которое восстановит закон и порядок и будет проводить консервативную политику. В настоящей книге рассматриваются происхождение этих движений, источники их силы и внутренние противоречия, а также возможные последствия для России и всего мира.

В целом политика России становится более «национальной», и эта тенденция будет продолжаться. Таково неизбежное следствие распада Советского Союза. Многие миллионы русских оказались за пределами новой России; в то же время сепаратистски настроенные этнические группы внутри России, например татары, настаивают на автономии, а то и на полной независимости. Если совсем отпустить поводья, эта тенденция поставит под вопрос само выживание Российской республики. Проблемы могут быть решены или, по меньшей мере, смягчены и ослаблены, если восторжествуют умеренность и здравый смысл. Но во времена кризисов этого всегда не хватает, а поскольку во всех нерусских республиках, среди всех нерусских народов преобладают сильные националистические настроения, сцена для столкновений оказывается вполне подготовленной. Эпоха национальных конфликтен, закончившаяся в Европе в 1945 году, возрождается в Восточной Европе и бывшем Советском Союзе.

Многие годы внимание людей, изучающих Россию, было сосредоточено на левых движениях. Думается, тому были веские причины: в 1917 году правые потерпели сокрушительное поражение и затем распространение их идей ограничивалось небольшими сектантскими группами среди русских диссидентов и еще более узкими кругами среди диссидентов советских. Политического значения правые не имели, в идеологическом отношении они не могли предложить ничего привлекательного. Зачем в таких обстоятельствах растрачивать внимание на манифесты небольших групп эксцентричных личностей, не имевших, как считалось, никакого будущего? Конечно, такое впечатление не было верным. Хотя национализм и идеи правой ушли на дно, они вовсе не были мертвы. С тех пор как Сталин по необходимости выбрал путь «построения социализма в одной отдельно взятой стране», Советский Союз становился все более национал-социалистическим. Коммунисты на словах вдохновенно призывали к интернационализму, но Россия, как отмечали многие наблюдатели, становилась такой же националистической, какой она была при царях. Уже в начале 20-х годов не было недостатка в пророках (главным образом, среди эмигрантов), предсказывавших, что советский режим будет становиться все более националистическим и русско-традиционалистским и что его левое крыло со временем зачахнет. Такие мысли высказывала группа «Смена вех» (Берлин, Париж). Некоторые идеологи этой группы позже вернулись в Россию и в большинстве погибли. Тенденцию они уловили правильно, но ошиблись в сроках. В чем-то они были настоящими пророками, однако многие их суждения были совершенно неверными. Моя первая статья по русской истории была посвящена «Смене вех», и, изучая этот феномен, я убедился, что уловить новую тенденцию в идеологии и политике не очень трудно. Однако в реальном мире некоторые тенденции так и не достигают зрелости, во всяком случае, зреют очень долго, ибо всегда есть тормозящие факторы. Понадобилось величайшее политическое потрясение нашего времени — падение коммунизма и Советского Союза, чтобы русская правая смогла вернуться на арену истории. Пока существовал советский режим, самое большее, на что мог рассчитывать русский националист, это нечто подобное национал-большивизму, который и сегодня имеет немало сторонников (нельзя недооценивать сильной коммунистической составляющей в идеологии новой русской правой). Лишь после распада официальной советской идеологии появилась возможность открытого распространения традиционных правых идей и лозунгов. Можно возразить, что различие между официальным дореформенным антисионизмом и нынешним антисемитизмом не слишком велико. Каждый знал, что «антисионизм» — всего лишь кодовое слово, подлинный смысл которого был ясен даже самым неискушенным. Или другой пример. «Русофобия» — ныне один из основных паролей русских правых; однако сама концепция существовала еще до 1987 года под различными названиями, одним из них, в частности, было «антисоветизм». В этих аргументах есть доля правды, но верно также, что до эпохи гласности лобовая атака против официальной идеологии была невозможна: немыслимо было восхвалять монархизм или белую армию эпохи гражданской войны. Крушение советского коммунизма создало идеологический и политический вакуум, а природа в России не терпит пустоты больше, чем где-либо в мире. Некоторые увидели в крушении диктатуры уникальный шанс вернуть России свободу, увидели в этом проявление общемирового процесса — движение в сторону демократических институтов, о чем мечтали поколения русской интеллигенции. Но этому противостоит множество обстоятельств. Демократические традиции не имеют глубоких корней в русской истории. Кроме того, распад советского режима с неизбежностью вел к тяжелому кризису — политическому, социальному и экономическому. Такие эпохи не благоприятствуют укреплению демократических институтов. Поэтому у правых националистических сил есть неплохие шансы в борьбе за душу России и за ее политическое будущее.

В этой книге исследуются именно русская крайняя правая и крайние русские националисты. Однако агрессивный шовинизм и ксенофобию можно встретить во всех бывших советских республиках. Поэтому перспективы демократии в большинстве республик, даже в самых развитых», нельзя расценивать высоко, и уж конечно, демократия там — не дело близкого будущего. Помех было бы меньше, если бы удалось найти модель сосуществонания и мирного сотрудничества бывших республик. Но ее нет. и в результате повсюду обостряется напряженность межнациональных конфликтов. Если демократии суждено потерпеть в России поражение, то список ответственных за это будет длинен: в него можно будет включить и царей, и коммунистических правителей страны — и те, и другие не смогли своевременно превратить империю в содружество свободных народов. В список могильщиков демократии можно будет включить и сепаратистов, которые пользуются вновь обретенной свободой не для примирения и компромиссов, а для нападок друг на друга и на Россию и которые в мгновение ока превратились из угнетенных в угнетателей.

Попытаемся изложить вкратце идеи русских националистов. Правые доказывают, что намного предпочтительнее было бы постепенное, медленное преобразование Советского Союза. Цена, уплаченная за демонтаж прежней системы — утрата всех нерусских республик, включая Украину, — оказалась слишком высокой. Из-за слабости центра три века русской истории пошли прахом за несколько августовских дней 1991 года. Для спасения того, что осталось, необходимо духовное и политическое возрождение и возвращение к национальным и религиозным ценностям русского народа. Принятие ценностей Запада и копирование западных институтов не имеет смысла. Россия всегда шла своим путем; чуждые политические системы непригодны для России. Это относится и к парламентской демократии, ибо, как пишет Солженицын, вражда партий искажает волю народа.

В это беспокойное время страна нуждается не только в твердой руке, но и в системе национальных и религиозных верований, которые поддержат ее в предстоящие тяжелые годы, а то и десятилетия. Эти верования существуют, их надо лишь поднять из руин и вновь ввести в сознание народа. Единственная альтернатива этому — нигилизм, дальнейший упадок, погружение в анархию, а возможно, и полное исчезновение русского народа.

Таковы в общих чертах аргументы «русской партии» против «западников» [8]. Эту точку зрения разделяют — по крайней мере, до известной степени — и некоторые либералы, которые соглашаются, что нигде в мире еще не было ситуации, чтобы тоталитаризм трансформировался в демократию (за исключением разве что тех случаев, когда страна терпела полное военное поражение и подпадала под иностранную оккупацию). Нужен переходный период, при котором обществом будет руководить сильная авторитарная центральная власть. Чем хуже становилось положение, тем убедительнее выглядели лозунги «русской партии». Однако ее доводы были противоречивы и непоследовательны. Русские националисты всегда заявляли, что прежний (коммунистический) строй был режимом «национального нигилизма», а это несправедливо по отношению к Сталину и его наследникам, чей антикосмополитический пыл до сих пор остается непревзойденным. В частности, коммунистический режим заявлял, что все важные изобретения сделаны русскими. Начиная с 30-х годов традиционные герои русской истории, от Александра Невского до генералов XIX века, стали объектами благоговейного почитания. После разоблачения коммунизма Дмитрий Донской, ведший русских в Куликовской битве (1380), и Сергий Радонежский — игумен Троице-Сергиева монастыря, благословивший Дмитрия и его воинов в канун битвы, также стали национальными героями. Разумеется, акценты сильно изменились, но вряд ли это можно назвать духовной революцией. Непосредственные трудности, стоящие перед Россией, носят в основном экономический и социальный характер. Но у национализма pur sang [9] нет своего социально-экономического учения. Русские националисты весьма красноречивы, когда выражают свое недовольство капитализмом или жалуются на него, однако они не выдвинули никакой альтернативы — только общие банальные рассуждения на тему национальных интересов и национальной солидарности.