Сергей Кургинян - Суть Времени 2013 № 22 (3 апреля 2013) Страница 3

Налицо один и тот же сакральный пакостный ритуал. Повеление бога надо исполнять. Богу надо служить. Во славу бога стреляют танки. Во славу бога жуют резинку. Во славу бога оказывают сексуальную услугу афроамерканцу — исполняя все тот же сакральный пакостный ритуал.

Ахеджакова призвала танки и в символическом смысле оказала им все ту же ритуально-пакостную услугу. Налицо символические соитие Ахеджаковой с пушками танков, расстреливающих Дом Советов на Краснопресненской набережной. Чем это соитие отличается от соития, описанного Эдуардом Лимоновым? Или от парасоития, описанного Максимом Леонидовым? Или от чмоканий Егора Гайдара?

Только не говорите мне, пожалуйста, что этот сакральный пакостный ритуал осуществляют лишь избранные, они же дельфины.

Трех дней не удержались бы дельфины у власти, если бы вместе с ними тот же сакральный пакостный ритуал не осуществляли очень и очень многие. Полноценный ответ на вопрос о том, ЧТО С НАМИ ПРОИСХОДИТ, невозможен без понимания того, что на определенном этапе осуществлялся именно сакральный пакостный ритуал. Глумливо названный покаянием.

Если тогда была совершена просто ошибка — политическая, социальная и иная… Что ж, тогда достаточно осознать ошибку и исправить ее. Но почему осознание пришло, а исправление нет? Потому что совершение сакрального пакостного ритуала обладает определенным воздействием на совершившего.

Совершивший попадает под власть ритуала. И для того, чтобы он из-под этой власти освободился, осознания ошибки недостаточно. Прошу прощения, но нужно не осознать ошибку, а искупить вину. Как говорят в таких случаях, почувствуйте разницу.

Так многие ли чувствуют эту разницу? Причем чувствуют по-настоящему? Вот ты, читатель, ее чувствуешь? Да или нет?

В конце нашего съезда, проходившего в Доме Союзов 9 февраля, зал, стоя, слушал музыку. По нему прокатывались волны особого единения. Музыка и это единение рождали тонкий огонь, проникавший туда, где сакральный пакостный ритуал сумел утвердить беспомощность и неверие.

Кто-то спросит: «А как этот ритуал мог утвердить во мне беспомощность и неверие, если я в ритуале не участвовал?» Если такой вопрос возникает, то метафизика произошедшего еще не освоена до конца. Потому что речь идет, повторяю, не об ошибках, а о сакральном пакостном ритуале. Лимонов, осуществляя то действие, которое он осуществлял, совершал ошибку? Неужели ты и впрямь так считаешь, читатель? Ведь ошибка — это то, что может быть просто осознано и исправлено. Лимонов, к примеру, осознал, что так вести себя с афроамериканцем неприлично и непатриотично — и стал вести себя иначе… Начав же вести себя иначе, он стал другим Лимоновым.

Фигушки!

Совершенное впилось в плоть и кровь, в тончайшую структуру того, что является личностью. То же самое — с Максимом Леонидовым и другими «ребятами».

Сакральный пакостный ритуал — штука страшная. Будучи совершенным, он порождает глубокое слияние тебя и пакости. Простое осознание ошибки только отмобилизует пакость. Потому что она поймет, что ты в каком-то смысле начинаешь выходить из-под ее влияния. Мобилизовавшись, пакость найдет тысячи способов удержать контроль над тобой.

Лишь корчась в тонком огне и вылезая наружу, она может тебя покинуть. Но для этого нужно не осознание ошибки. Нужен этот самый тонкий огонь. И нужно мужество для того, чтобы соединить с ним свое — отнюдь не только материальное — естество.

Сознавая опасность и трудность подобных индивидуальных и коллективных самотрансцендентаций (самоочищений, самоисцелений и так далее), я не рассчитывал на многое, призывая зал в конце съезда попытаться испытать хоть что-то. Но мне кажется, что что-то было испытано. И в каком-то смысле было сохранено. Испытанное и сохраненное само по себе не решит задачу. Ибо оно — лишь крупица того, что нужно. Но если добыта хотя бы одна крупица, то есть надежда на окончательный спасительный результат. В любом случае, речь идет не об осознании ошибки — а о спасении. И любая попытка иначе поставить вопрос не даст искомого результата. Другие люди окажутся в Думах и Законодательных собраниях, мэриях и министерствах. Но над этими другими людьми будет парить эгрегор того самого сакрального пакостного ритуала, который погубил нашу Родину.

Решившись на данное сочинение, которое, конечно, не является аналитикой в буквальном смысле этого слова, я отдавал себе отчет в том, что сплав буквальной аналитики, метафизики, сюжетов, посвященных политическим войнам, и элементов доктринального моделирования по определению не может быть устойчивым. Но я не знаю, чем можно заменить такой сплав. И я глубоко убежден, что читателю необходимо развернутое и небуквальное осмысление того опыта, который несет в себе стрела времени, устремленная от Поклонной к Колонному залу. Если мы не сумеем таким образом осмысливать свой опыт — нас не спасут никакие знания о кознях врага. А потому я продолжаю.

Если суть произошедшего состоит в том, что сакральный пакостный ритуал поселил пакость в тонкой структуре того, чем мы являемся, — то возникает необходимость ответить на несколько сопряженных вопросов. Почему этот сакральный пакостный ритуал удалось с такой успешностью осуществить именно у нас? Кто его осуществлял? Зачем?

Мои соратники исследуют и будут исследовать различные аспекты того, что породило большую метафизическую беду. Все, сказанное мною выше, вкратце сводится к следующему. Без метафизического освобождения, то есть без мистерии тонкого огня, которую я только что описал, не может быть никакого другого освобождения. Политического же — в первую очередь.

Много ли сказано мною или мало — не мне судить. Я точно знаю, что, во-первых, не сказав этого, давать какие-то другие ответы на вопрос, ЧТО С НАМИ ПРОИСХОДИТ, просто бессмысленно. И что, во-вторых, сказавши «а», надо говорить «б». Сказавши же только «а», ты принимаешь недостойно высокомерную позу. Мол, «главное уже сделано, а там хоть трава не расти. Путь к огню проложен… Идите и очищайтесь…» Становиться в эту позу в момент большой и абсолютно конкретной беды и глупо, и недостойно.

Поэтому я еще и еще раз напомню читателю про лестницу нисхождения.

Сначала теряется особый, невероятно сложный метафизический иммунитет, препятствующий успеху сакрального пакостного ритуала. Точнее, он даже не теряется. Его убивают. Причем невероятно изысканными и подлыми способами. Потом перестают ворожить (то бишь по-настоящему мотивировать) высокие идеалы. Потом исчезают подлинные стратегические цели, иначе называемые длинными. И все погружается в ситуативность, прагматику. Потом грязный пакостный дождь смывает разного рода краски, они же высокие ценности, нормы, позволяющие тебе отличать честное от бесчестного и так далее. Потом слова, наполненные глубоким содержанием, теряют это содержание, становятся словами-пустышками. Теряя содержательное слово, ты теряешь всю систему тонких связей с другими людьми. Построение плотных, когерентных структур, способных мобилизовывать на подлинные свершения (они же исторические проекты) и эти проекты осуществлять, становится невозможным. А поскольку без таких свершений-проектов спастись уже нельзя, то и спасение оказывается недостижимым. А погибель становится неотвратимой.

А значит, либо тонкий огонь, либо всяческая погибель? Не только погибель в высшем смысле этого слова, но и погибель буквальная? Так ведь? Может быть, поэтому враг бесится, когда мы говорим об Огне?

Итак, мы сказали «а», описав роль сакрального пакостного ритуала, убивающего высший метафизический иммунитет и населяющего пакостью тонкое человеческое естество.

Мы сказали «б», оговорив роль тонкого огня в освобождении от пакости и восстановлении высшего метафизического иммунитета.

Мы сказали «в», разобрав, как именно влияет на реальную жизнь людского сообщества потеря высшего метафизического иммунитета. Как, потеряв его, и сообщество, и его отдельные представители начинают двигаться по лестнице нисхождения.

Можно сказать и «г», назвав эту лестницу инволюцией и обратив внимание читателя на то, что враг подкрепляет каждую ступень нисхождения.

Что ему мало одной лишь потери вами высшего метафизического иммунитета.

Что он высмеивает идеалы, дабы вы случайно за них не схватились. Что он навязывает вам краткосрочные цели (а ну, как вы вернетесь к целям долгосрочным?).

Что он стирает грани, задействуя все возможности релятивизма, позитивизма и прагматизма (а ну, как вы эти грани каким-то чудом вновь ощутите с необходимой степенью внятности?).

Что он сознательно обессмысливает язык и разрушает коммуникации, именуя это индивидуализацией, социальной атомизацией и так далее.

А значит, все, что делает враг, нужно преодолевать. Выдвигая альтернативы. Тут мало рассчитывать на восстановление метафизического иммунитета. Хотя без такого восстановления ничто невозможно. Боритесь за восстановление идеалов, то есть против мрака безыдеальности, за право на долгосрочное планирование своей судьбы и так далее.