Павел Губарев - Факел Новороссии Страница 30

Забегая вперед, скажу, что Александр Проселков положил за Новороссию свою душу. Он приехал на Донбасс уже в мае 2014 года, стал моим советником, всегда и везде был со мной рядом. По возвращении в очередной раз из Ростова в Донецк на машину, в которой ехал Проселков, было совершено нападение. Александр погиб от пяти сквозных ран. Александр был глубоко порядочным, умным и деловым человеком. Как же мне не хватает его! Покойся с миром, друг. Царствие Небесное.

А весной 2014 года люди поднимались и выходили на митинги. 9 марта — новая манифестация. Над толпой поднимается флаг России. И 10 марта Народное ополчение Донбасса проводило в Донецке акции протеста под лозунгом: «Свободу Павлу Губареву!» Каждый раз удавалось собирать по пять и более тысяч человек на площади Ленина.

Нельзя было допустить хаоса и потери управления всем делом. 10 марта 2014 года состоялось совещание командиров, где они приняли, увы, ошибочное (как позже выяснилось) решение — строить организацию без жесткой вертикальной иерархии. Руководство должно было осуществляться советом городских и районных командиров ополчения. Причиной этого решения стало серьезное давление на вожаков ополчения, уже заявленных как заместители Павла Губарева. Для проведения агитации нужно было оставаться на легальном положении, а значит, все ключевые фигуры становились уязвимы для СБУ. Если же структуру делать сетевой, без четкой иерархии, то эсбеушникам труднее определиться, кого хватать. Так, Сергею Цыплакову несколько месяцев удавалось скрывать свою роль в движении и не привлекать к себе внимание «компетентных структур». Без Цыплакова же рушились организация и связь.

Но, к сожалению, такая структура при недостаточно подготовленных командирах оказалась нежизнеспособной и затормозила развитие организации. Теория о неуязвимости сетевых структур оказалась хороша на бумаге, однако в жизни требовалось твердое центральное руководство.

— Как мы тогда со всем смогли справиться? Наверное, Бог помог, — рассказывает Катерина. — Я не боялась остаться ни с чем и с детишками на руках. Я-то своих детей прокормлю, даже если Паша остался бы в тюрьме… Еще и его прокормлю…

Да, сознаюсь: когда все только начиналось, сперва говорила супругу: «Давай дома пересидим, не лезь во все это, прошу тебя». Он меня не послушал, как всегда, впрочем. А потом пришлось включаться в его борьбу. Чтобы у него была опора в моем лице. Чтобы рядом был человек, который не спросит: «На фиг ты это делаешь? Ты посмотри: это же преступление!». Чтобы наоборот было: «Паша, вперед! Я с тобой».

Мы лихорадочно искали людей. Нельзя было потерять свой актив, дать его перехвататать «органам».

Действительно, за окном стоял еще март 2014-го. Из Москвы звучали слова по поводу защиты русских на Украине. Но тему Донбасса высшая власть в Москве пока дипломатически обходила. Никакой гарантии того, что с нами поступят так, как с Крымом, у нас просто не было. Никакие тайные посланцы спецслужб России к нам не прибывали, никаких инструкций не давали. Да и силовая операция по подавлению Донбасса еще не началась: «временный президент» Турчинов объявит ее только 7 апреля 2014-го. Мы действительно не могли предвидеть, как поступит РФ. Может, мы вообще окажемся предоставленными сами себе? И мне, Павлу Губареву, придется лет на десять отправиться на зону?

В это смутное межвременье, когда еще и ДНР-то не существовало, возникали какие-то эфемерные альянсы, какие-то недолго жившие координационные комитеты. Необходимость действовать, а не говорить, опасность попасть за решетку проверяла каждого на прочность. Тогда и становилось видно, кто на что годен. Я и сам через это прошел. Когда с тобой встречаются сотни, если не тысячи людей. На каждого рассеивалось внимание. У них на лбу не написано — честный, порядочный, ответственный, готовый действовать в любых условиях, даже самых экстремальных. И смотришь: человек вроде нормальный, а оказывается — пустой и трусливый. На другого смотришь — какой-то он ненормальный, странный. А он оказывается бойцом, со стержнем. Я поэтому доверял только тем, кого знал близко. Вот и Катерина, и мои соратники столкнулись с той же проблемой.

Мирослав Руденко вспоминает:

— С 8 по 10 марта прошли митинги под лозунгом: «Свободу Павлу Губареву». У меня тогда еще как раз сын родился. Двинулись мы в те дни «грабить» опечатанную квартиру Губарева. Зашли.

— Забрали документы на машину и на дом… Фотографии какие-то, жесткий диск с компа и еще что-то, что Катерина дала. — подхватывает Серега Цыплаков. — Еще Губарева чемодан взяли, дорожный. Там было собрано на случай войны еще в январе 2014 года: тушенка, крупы, предметы гигиены…

Я действительно все это закупал еще в начале февраля. Предчувствовал грядущую гуманитарную катастрофу. Ребята тогда все, что нужно, вынесли из моей квартиры. Один из наших ребят-активистов, позывной Конфетик, всем этим добрый месяц питался.

Катерина рассказывает, как приходилось вести борьбу практически без всего. Встречаться приходилось в «Макдоналдсе», в суши-баре.

— Тогда мы в первый раз, кстати, увиделись с ныне знаменитым Алексеем Мозговым, — продолжает Сергей Цыплаков. — Выступал он у нас на одном из митингов. Предложил: давайте помогу вам делать настоящее ополчение. Дескать, бойцы найдутся, нужен лидер. С того времени мы и начали с ним координироваться, помогали друг другу. Было это где-то уже в конце марта 2014-го…

Когда пишутся эти строки, Алексея Мозгового уже нет в живых. Он погиб от рук профессиональных убийц-диверсантов. Это произошло 23 мая около 18 часов у села Михайловка. Мы познакомились с ним лично уже после тюрьмы. Алексей — один из первых людей, кто добыл оружие и проявил волю сражаться до победного конца. Это был глубоко порядочный человек, честный, искренний, прямолинейный, слегка грубоватый. Мы хорошо взаимодействовали. Несколько раз он обращался за помощью, мы помогали ему, давали людей из Мобилизационного управления, специалистов по настройке оружия. Несколько раз встречались в штабе, обнимались при встрече. Настоящий человек, казак, поэт…

Мы будем помнить тебя, Алексей Борисович! Пусть земля тебе будет пухом, Леха!

Первая кровь: 13 марта и позже

Первым серьезным испытанием стали события в Донецке 13 марта 2014 года. До референдума о вхождении Крыма в состав РФ оставалось три дня. В Одессе на Куликовом поле еще действовал бессрочный митинг сторонников мирного создания Новороссии из причерноморских регионов в составе федеративной Украины. Еще были живы те, кто погибнет мученической смертью 2 мая. А в Донецке «майданутые» решили собрать свою манифестацию за единство Украины. Они лезли в самое пекло — ибо «европейцам» требовалась священная жертва, первые убитые с их стороны.

Несколько десятков «самооборонцев Майдана» вечером 13-го митинговали на площади Ленина. К тому времени местная милиция не собиралась защищать жовто-блакитных: она прекрасно помнила, как «майдауны» закидывали их коллег бутылками с зажигательной смесью. Митинг окончился предсказуемо: против «майдаунов» на площадь пришло множество людей из Донецка и городов области. Милиция не стала препятствовать нападению донбассовцев на «майдаунов».

Как писал вражеский украинский сайт «Обозреватель», «милиция Донецка не просто не защитила участников проукраинского митинга, но создала все условия для расправы и безнаказанности. Силы были не просто неравны — около 500 жителей Ростова и свезенных из депрессивных районов Донецкой области уголовников против 50 самооборонцев Евромайдана. Милиционеры помогли загнать украинских патриотов в ловушку, где их методично убивала пророссийская толпа.

Погибли двое. Личность одного из них так и осталась не установленной — мертвого человека на трамвайных рельсах видели после бойни, но кто он — мы так и не узнаем. Возможно, если бы не публичность второй жертвы — студента Димы Чернявского, официальной статистике удалось бы скрыть и это убийство. Трое получили травмы черепа, около 40 человек — травмы разной степени тяжести.

Местная милиция ставила наших парней на колени в отместку за события в Киеве. На сайте МВД вскоре появились в рубрике „разыскиваются“ подозреваемые в организации массовых беспорядков. Ими, по версии местной милиции, были жертвы. Среди фотографий разыскиваемых было и фото убитого на этом митинге „свободовца“ Димы Чернявского.

Убийц никто не останавливал и не задерживал. Зато в ночь после бойни донецкие милиционеры задерживали и допрашивали с пристрастием украинских патриотов с раскроенными головами…»[14]

Но это — взгляд с «той» стороны. А на деле первые убитые «майдауны» стали поводом для репрессий против Народного ополчения Донбасса, против русских организаций. Лидеров ополчения обвинили в убийствах и насилии. Начались преследования активистов, аресты. Некоторых из наших схватили, но отпустили под обязательство не участвовать в политических мероприятиях. Сергею Цыплакову пришлось трое суток скрываться у друзей.