Сергей Кара-Мурза - Хроника пикирующей России. 1992-1994 Страница 31

Иные по ориентации, но сходные по структуре явления наша страна уже пережила в 1905-1917 гг. И всем нам, и в первую очередь самой интеллигенции, надо вспомнить симптомы и диагноз ее болезней начала ХХ века и посмотреть, как обстоят дела сейчас. Рецидив одной тяжелой болезни сегодня не вызывает сомнения. Это — атрофия интеллектуальной совести, подавление ее интересами «прогрессивной идеи».

С.Л.Франк писал в сборнике «Вехи»: «Эта характерная особенность русского интеллигентского мышления — неразвитость в нем того, что Ницше называл интеллектуальной совестью, — настолько общеизвестна и очевидна, что разногласия может вызывать, собственно, не ее констатирование, а лишь ее оценка».

Для уточнения понятия стоит, пожалуй, обратиться к самому Ницше, который поэтически выразил эту мысль относительно европейцев: «Я постоянно прихожу к одному и тому же заключению и всякий раз наново противлюсь ему, я не хочу в него верить, хотя и осязаю его как бы руками: подавляющему большинству недостает интеллектуальной совести… Каждый смотрит на тебя чужими глазами и продолжает орудовать своими весами, называя это хорошим, а то плохим; ни у кого не проступит на лице краска стыда, когда ты дашь ему понять, что гири эти не полновесны — никто и не вознегодует на тебя: возможно, над твоим сомнением просто посмеются. Я хочу сказать: подавляющее большинство не считает постыдным верить в то или другое и жить сообразно этой вере, не отдавая себе заведомо отчета в последних и достовернейших доводах за и против, даже не утруждая себя поиском таких доводов».

Мы прекрасно помним, что старая идеологическая машина рефлексией насчет своей совести себя не утруждала. И как мы радовались после 1985 г., что наконец можем безбоязненно предложить общественному сознанию тот научный багаж, который был накоплен за многие годы и был явно необходим для осмысления наших противоречий. И как быстро рухнули эти надежды!

Я лично испытал это на себе очень быстро. Имея скромную, но устойчивую репутацию критика старой системы в моей области (научная политика), я был вначале желанным автором демократических изданий. Однажды меня попросили срочно, за два дня подготовить статью о положении дел в советской науке для журнала «Новое время». Статья понравилась, но руководство очень хотело, чтобы я слегка, «на две странички», похвалил академика Сахарова и поругал академика Федосеева как виновника бедственного положения нашей науки.

Для человека, воспитанного в научной лаборатории [это я], это было совершенно неприемлемо. И не потому, что я не сходился с журналом в оценке этих фигур — просто сугубо идеологическая установка редактора явно противоречила той реальности, о которой шла речь в статье, выполнить его желание было никак не возможно (я уж не говорю о том, что «застойные» идеологи вообще стеснялись обращаться к ученым с такими заказами — у них для этого был платный персонал). Статья не пошла, и бог с ней. Но мне было страшно жаль молодых редакторов, которые все это видели — они отказались от выбора свободы ради привлекательной сегодня политической идеи. А отказ этот неминуемо вел и к потере интеллектуальной совести.

Статья — пустяк, да и совесть журналисту, быть может, действительно противопоказана. Но чем дальше в перестройку, тем эта болезнь все глубже проникала в самые широкие слои интеллигенции. А поскольку «кухарок» даже от присутствия в органах власти наконец отстранили, душевное состояние интеллигентов приобрело роковое влияние на судьбу простого обывателя.

Вот принял Верховный Совет СССР закон о приватизации промышленных предприятий. До этого мне как эксперту был поручен анализ законопроекта, и я был приглашен на обсуждение в Комитете по реформе Верховного Совета СССР. В коротком выступлении я указал на совершенно неприемлемые, на мой взгляд, дефекты законопроекта, на те умело скрытые в нем лазейки, которые позволяют криминальным структурам и иностранцам получить контроль над промышленностью страны с ничтожными затратами. Возможно, я ошибался, но интеллектуально честный человек должен был бы или накричать на меня, объявив меня сумасшедшим — или потребовать развернутой аргументации. Ни того, ни другого не произошло. Реакция депутатов поразила меня даже на шестом году перестройки. Они «смотрели на меня чужими глазами и продолжали орудовать своими весами». Они и посмеялись-то над моими сомнениями втихомолку.

Разумеется, тема духовных болезней нашей интеллигенции велика, и она к ней придет, как и раньше, лишь когда почувствует плоды своих дел на своей собственной шкуре. Мало кто прислушается к тому, что говорится сейчас, но не говорить нельзя. Начнем с малого.

Одно из широких и многообразных проявлений интеллектуальной безнравственности нашей интеллигенции сейчас заключается в том, что в своем крестовом походе за рыночную экономику она апеллирует как раз к «антирыночным» струнам в психологии населения. Представляя уже полуразрушенное государство («административно-командную систему») тем монстром, который еще стоит на пути к светлому рыночному счастью, типичный демократический интеллигент стремится разжечь антигосударственные настроения. Но как? Указывая на изъяны в выполнении именно тех функций, которых вообще не будет у государства в рыночной экономике.

Как не вспомнить первый Съезд Народных депутатов СССР, где одним из антигосударственных таранов были жалобы представителей малых народов Севера. Ведь те депутаты и та пресса, которые использовали этот таран в своих интересах, прекрасно знают, что в будущем гражданском обществе и рыночной экономике, воздвигаемых на обломках нынешнего государства, эти малые народы просто исчезнут. Они будут переплавлены в «этническом тигле» начального и среднеразвитого капитализма, и здесь уж действительно «иного не дано», это — одна из множества социальных издержек, которые придется уплатить за рыночное благоденствие. Малые народы сохранились именно в традиционном обществе, в «административно-командной системе» царской России и СССР, и если уж критиковать эту систему за ее известную грубость и тупость, то уж никак не от лица предназначенных к исчезновению малых этносов.

Вот сообщают, что в Сургутском районе у хантов остался единственный лесной массив, а их оттуда стали выгонять подкупом, обрекая на исчезновение хантов как этноса. Председатель Сургутского райсовета Народный депутат СССР Ю.Неелов объясняет: «Если мы переходим на муниципалитеты, то должны думать не только о двух тысячах хантов, но и об остальных 70 тысячах жителей района. Тем более что к рыночной экономике ханты оказались не готовы. Кто их будет кормить?»

Здесь сказано все. Что губит хантов как этнос? Во-первых, демократическое правосознание: 70 тысяч человек-«атомов» важнее, чем две тысячи человек-«атомов». Во-вторых, переход от «тоталитарной» советской власти к современному гражданскому обществу: «если мы переходим на муниципалитеты», то о каких там этносах может идти речь! И, наконец, переход к рыночной экономике, при которой единым и абсолютным мерилом становится прибыль. Ханты «оказались не готовы к рыночной экономике»? Следовательно, должны исчезнуть с лица земли (как и множество других народов бывшего СССР и половина русского народа). При этом, разумеется, кто-то из хантов станет процветать при рынке, но уже как индивидуум. Или этого не знали народные депутаты, выходцы из малых народов, которые так рьяно участвовали в демократическом развале СССР? Книжки надо читать.

И никаких претензий к Ю.Неелову! Вы проголосовали за «возвращение в цивилизацию», за отказ от традиционного типа российской государственности — получайте следствия в полном объеме. Ю.Неелов точно выполняет демократически изъявленную волю населения (народов уже нет, и голоса они не имеют — при демократии по одному голосу имеет каждый индивид).

Выделю несколько проявлений этой утраты интеллектуальной совести.

Рассмотрим наш тезис подробнее на одном примере — интересной передаче авторского телевидения «Пресс-клуб» незадолго до путчя 1991 г., собравшей весь цвет демократической прессы. Обсуждался телефильм «Помирать не надо» (издевательская аллюзия к словам Чапаева). Фильм получил вторую премию и полное одобрение либералов. Главная идея всех трех сюжетов фильма — крайний антиэтатизм, представление государства как абсолютное зло, как «коллективного врага народа». Не будем обсуждать, насколько верна эта почти религиозная идея нашей демократической интеллигенции. Примем, что государство — зло. Здесь для нас важно, что три сюжета, сделанные одними и теми же авторами, несовместимы и между собой, и с фундаментальными постулатами либеральной демократии, а потому они в совокупности интеллектуально бессовестны.