Виктор Кожемяко - Политические убийства. Жертвы и заказчики Страница 31

Помню и я тот суд. Холодный голос Шахрая и его застылый, стеклянный взгляд; вкрадчивые, елейные, но пропитанные ядом интонации скандального адвоката Макарова и печать глубокого фарисейства на расплывшемся лице… Ах, эти лица! Как много сказали бы они даже неискушенному физиономисту. И как прекрасно, вдохновенно было лицо Мартемьянова, сколь уверенно и твердо, чисто и убежденно звучал его голос, когда отстаивал он в суде честь своей партии…

На лицо его я обратил внимание еще раньше – сразу же, когда мы познакомились. Был конец августа 1991-го. Против коммунистов развязана оголтелая травля. Надо защищаться и защищать.

В полулегальных условиях собрался на первое заседание общественный комитет «В защиту прав коммунистов». Он вырастет потом в одноименное объединение. А пока нас всего несколько человек, в том числе – юристы. Понятно: организация-то правозащитная, нужно хорошо знать законы, чтобы опираться на них.

Пришли люди знающие и мужественные – доктора наук Борис Курашвили, Виктор Вишняков, Борис Хангельдыев, кандидат наук Юрий Слободкин. Вот профессор Иван Павлович Осадчий представляет и этого застенчивого человека, пристроившегося где-то у краешка стола:

– Валентин Семенович Мартемьянов, доктор юридических наук, профессор Московского юридического института.

Он встает, неловко кланяется. И я вижу: в лице этом как-то органично соединились твердость и мягкость. Воля и доброта. А глаза светятся умом и затаенной печалью…

Что ж, лицо не соврало. Он действительно оказался таким. Очень добрым в товарищеском общении, но исключительно волевым, твердым, когда речь шла об отстаивании принципов и убеждений.

Это он – первым среди юристов – прямо заявил тогда со страницы «Правды», только что вышедшей из-под запрета: то, что произошло в августе, – это антиконституционный переворот.

Так же прямо он старался говорить правду всегда. И до августа 91-го, и после. Чем бы ему это ни грозило.

Вы, наверное, заметили, как много у нас появилось за последние годы правдолюбцев «применительно к обстоятельствам». Заговоривших что-то против прежних власть имущих, когда это стало не только безопасно, а даже выгодно. Раньше говорили совсем иное. Психология проста: они – всегда за тех, кто сегодня сильнее…

Мартемьянов же, как рассказывали мне, работая еще совсем молодым в прокуратуре Москвы, не побоялся выступить против всесильного начальства. Отстаивая Правду и Закон. И был уволен. И чуть не вылетел из партии. Но – не отступил.

Думаю, такой факт (а были и позже аналогичные ситуации) поможет вам лучше понять этого человека.

* * *

Едем уже на кладбище, и я опять обращаюсь к Купцову:

– А какие у вас были последние встречи с Валентином Семеновичем?

– В конце сентября на дачу меня пригласил. Ну, дача – это сильно сказано. Домик небольшой, дощатый, сам он и строил с друзьями. Между прочим, в Рязанской области, недалеко от родины любимого им Есенина. Хорошо было. Мы вдвоем, осень золотая. Пел он много, особенно из есенинского своего цикла. У него ведь написано шестнадцать романсов и песен на есенинские слова…

А когда обратно ехали, «жигуленок» его совсем забарахлил. Старый, изношен до предела. Ничего, говорит, вот получу гонорар за учебник – новые «жигули» куплю. Только что вышел из печати написанный им учебник «Хозяйственное право», в двух книгах. Я говорю: поди, гонорара-то нынешнего и не хватит на машину. Засмеялся: «Тогда на своих двоих поезжу».

Последние заботы наши совместные такие. Ходили в Арбитражный суд – по поводу партийного имущества. Валентин Семенович был там вместе со мной официальным представителем партии. Все документы он в основном готовил. И очень переживал, что, несмотря на всю нашу юридическую правоту, суд опять же принял политическое решение.

Немало было у него забот и в Государственной думе. Делился своими соображениями насчет проекта нового Гражданского кодекса. Не раз по поводу него выступал. Критиковал очень резко: нет здесь понятия коллективной собственности, заложена возможность продажи земли. И, конечно, приватизация не давала ему покоя. Как специалист по хозяйственному праву, можно сказать, мирового класса, он лучше других понимал грабительский смысл и механизм того, что творят демореформаторы. И все силы свои – как депутат, как ученый, как коммунист – прилагал, чтобы остановить этот грабеж…

* * *

Приведу выдержки из его выступлений в «Правде» незадолго до убийства.

«Если на первой стадии законность и легитимность приватизации как-то прикрывались «фиговым листком» именного чека и хотя бы в этом как-то отражалось согласие собственника на продажу его имущества, то сегодня, на втором этапе, когда полностью отсутствует какое-либо ясно выраженное согласие миллионов собственников на эту приватизацию, в чем все-таки вы видите правовую опору для того, чтобы признать легитимной скупку ничтожным количеством так называемых реальных собственников добра у многих миллионов ваших сограждан, в чем вы видите согласие этих миллионов на то, чтобы их добро распродавалось и уходило в чужие руки?»

«Стратегическую» собственность, смею вас заверить, новый класс заставит уважать, обмануть он себя не даст. В режиме приоритета частных интересов он сумеет и приумножить ее, защитить всеми экономическими и политическими рычагами. А что выиграет от компрадорско-буржуазного режима с его «упорядоченным» гражданским оборотом тот, кто продает только рабочую силу?»

«Законодательная власть создала наиболее благоприятные условия для тех, кто имеет крупную собственность, солидный капитал, и не прибавила ничего тем, кто живет своим трудом, а скорее наоборот».

Последнее было опубликовано в связи с новым Гражданским кодексом 3 ноября 1994 года, когда рука убийцы уже нанесла ему смертельный удар…

Сколько известных, знаменитых, даже очень знаменитых погибло до Мартемьянова и после него! Погибло и несколько депутатов Думы. Но как явственно тянет от многих смертей запахом денег! «Люди гибнут за металл…» И это стремление преступников заручиться депутатской неприкосновенностью, и эти наглядные свидетельства, что преступность и власть у нас уже под одной крышей, и эти хоть редко, но прорывающиеся компетентные признания, что преступность в нашем сегодняшнем обществе не победить, поскольку корни ее прорастают не вниз, а вверх…

Когда сообщения о заказных убийствах банкиров, депутатов, шоуменов и журналистов идут одно за другим, катятся непрерывной и нарастающей волной, все сливается в глазах. В восприятии общества насильственная смерть как бы уравнивает всех – все становятся мучениками.

Однако мне обидно, с кем в этом ряду зачастую оказывается уравненным Мартемьянов. Потому что он – другой.

Да, люди гибнут за металл, но люди гибнут и за Родину. Гибнут за справедливость. Человек чести и личного бескорыстия, он хотел, чтобы у нас были справедливые законы и чтобы они всеми выполнялись. В первую очередь – властью.

Конечно же, в глазах «благоразумных» он выглядел странным. Конечно же, «благоразумные» задавались – вслух или молча – вопросом: зачем? Зачем ему, преуспевающему профессору, эта защита прав коммунистов? Эти опасные выступления на процессе над запрещенной Компартией – в защиту ее? Эта активность в Думе – и опять во фракции опальных коммунистов?

«Благоразумные» не поймут. Озабоченные больше всего личным покоем и благополучием, они тотчас, побросав свои партбилеты, которые вовсю использовались ими ранее, поспешили в услужение новой власти. И вошли в нее, и приспособили к ней свой профессионализм, и захватили народную собственность.

Он же, истинный коммунист, оставшийся верным благородной коммунистической идее, думал не о себе и своем благе. С трибуны высшего законодательного органа и в оппозиционной прессе всей силой высокого профессионализма отстаивал справедливость Закона, права людей труда. Не митинговой крикливостью, а именно, профессиональной компетентностью.

* * *

Я уже писал: если бы все оболваненные тотальной антикоммунистической пропагандой последних лет узнали, каков он был, коммунист Валентин Мартемьянов!

Ведь коммунистов нынче и в самом деле изображают чуть ли не с дьявольскими рогами. Ленин – бандит. Ленинцы – люмпены, фашисты. Движущая сила революции – зависть.

А может, все-таки чувство справедливости двигало и движет истинными коммунистами? Конечно, всяческая накипь, комначальники, пекшиеся только о шкуре своей, основательно навредили благородной идее. Да не о них же речь.

Не удалось мне установить, кому завидовал профессор Мартемьянов. А вот несправедливость так называемого перераспределения государственной (точнее – народной) собственности, когда одним – все, а другим – ничего, вызывала у него страстный протест.

Не о себе он радел – о народе. Громко звучит? Но это – правда. За это его и убили.