Александр Панарин - Политология. Западная и Восточная традиции: Учебник для вузов Страница 36

Человек приходит в мир не в роли экстраверта, пассивно регистрирующего события и факты внешнего мира и приспосабливающегося к ним, а в роли существа, предъявляющего свой счет к миру, свой спрос на качество Современности, отбирающего и бракующего ее проявления и встраивающего их в логику морали и культуры. И чем прочнее этот внутренний стержень личности (будь то отдельный индивидуум или целый народ), тем выше его шансы на достойный диалог с миром, на творческую самореализацию, а не пассивное приспособленчество. Поэтому программу культурного разоружения перед индустриальным, постиндустриальным, рыночным и любым другим обществом нужно признать опасной деформацией, переворачивающей нормальную логику взаимоотношений между ценностно-смысловой и орудийно-инструментальной подсистемами общества. Эта программа мистифицирует нас и разоблачить эту мистификацию можно лишь тогда, когда мы разгадаем, какие силы пытаются монополизировать и «приватизировать» Современность, т. е. выдать свои частные цели и интересы за императивы самой Современности.

Наряду с социологическим и культурологическим подходами к выявлению истоков принципа «открытого общества» надо не упустить из виду и еще один подход – геополитический. Чем больше времени проходит с того дня, как принцип «открытого общества» был принят в качестве руководящей политико-идеологической доктрины в России, тем более эвристически ценным становится геополитический анализ корней этой доктрины. Геополитический анализ позволяет лучше идентифицировать позицию той страны, которая сегодня с такой настойчивостью отстаивает и пропагандирует данный принцип, предавая анафеме его противников.

Немецкий географ и политический мыслитель Ф. Ратцель предложил особую картину, особое видение мира, связанное с противоборством Моря и Континента. Метафора «Континент» означает консервативное, защищающееся, обороняющееся начало, выдвигающее свои запруды и плотины перед агрессией «морской стихии», грозящей затопить селения, нивы и пастбища Континента. Западную, атлантическую цивилизацию (напомним, что вплоть до 1945 года Германия не считала себя страной, входящей в эту цивилизацию) немецкий мыслитель считает морской, основанной «пиратами моря». Морская цивилизация отличается особой пространственной динамикой, связанной с морской торговлей, географическими открытиями, колониальными захватами. Поскольку морские перевозки со времен изобретения первых весельных, затем парусных судов и до настоящего времени являются самыми экономичными и рентабельными, то но критерию пространственной мобильности морские государства и цивилизации существенно опережают континентальные.

Континент живет более основательной и замкнутой жизнью, ход которой периодически прерывается неожиданным появлением морских пришельцев. Морские державы не могут жить без экспансии вовне: их собственная территория является не столько пространством жизни, сколько плацдармом. Чужой берег, куда причаливают «пираты моря», также рассматривается ими не как законная и устойчивая граница, а как плацдарм, который предстоит расширить, углубляясь внутрь чужой территории. Поэтому географическое мышление морских держав склонно непрерывно расширять понятие «береговой полосы» (кромки), постепенно зачисляя в нее и те земли, которые континентальные владельцы привыкли считать относящимися к сердцу Континента.

Словом, здесь работает метафора «размываемого морем берега» или отступающей суши. Само собой разумеется, что вся эта экспансия «морской стихии» получает соответствующее идеологическое прикрытие. Ее носители проецируют свою экспансию в материальном пространстве на пространство сознания, всячески дискредитируя все то содержание культуры, в котором находят отражение защитные реакции Континента. Это происходит на идеологическом, политическом и правовом уровне. Морские державы требуют свободы судоходства и, соответственно, свободных проливов и морей; они требуют «открытости» портов и границ, ослабления таможенных барьеров, отмены пошлин и т. п. Таким образом, принцип «открытого общества» отражает определенный архетип Моря, враждебный архетипу Континента, отстаивающего свои твердыни.

Геополитическая теория Континента, разработанная в Германии, в свое время ведшей длительную борьбу с атлантическими державами – Англией, Францией, а затем и США, учит нас видеть во всех разновидностях либеральной идеологии превращенную форму морского экспансионизма. В свою очередь, англо-американская геополитическая школа (Н. Спайкмен, X. Макиндер, А. Мэхен и др.) разрабатывает методологию и технологию эффективного наступления на Континент: замыкания его в морское кольцо, последовательного дробления и вовлечения все новых кусков расколотого евро-азиатского монолита в сферу действия океанической атлантической системы.

С этой точки зрения, последовательный распад сначала Варшавского пакта, затем Советского Союза с последующим уходом его бывших западных республик «в Европу», наконец, возможный раскол самой РФ на «внутреннюю Атлантику» (Петербург – Новгород) и «закоснелый в азиатстве» Континент – все это может анализироваться в контексте геополитической «логики Моря» в его противоборстве с Континентом. Насыщенная неожиданными переменами и зигзагами история последних 30–40 лет снабдила нас беспрецедентным опытом. Дело в том, что столь быстрое чередование двух мировых фаз –континентальной и морской – вряд ли выпадало на долю других поколений.

После второй мировой войны в лице Советского Союза имело место бурное наступление сил Континента на силы Моря. В условиях такого наступления коммунистические «континенталисты» выдвинули концепцию «ограниченного суверенитета» и устарелости всякого «буржуазного национализма» перед лицом пролетарского интернационализма. От имени такого интернационализма была подавлена «Пражская весна», инициаторы которой желали опереться на национальный суверенитет и объявили о строительстве социализма «с человеческим лицом и национальной спецификой». Запад протестовал против советского вторжения в Прагу в августе 1968-го, решительно осуждая брежневскую концепцию «ограниченного суверенитета». И вот, всего 20–30 лет спустя, когда фаза континентального наступления на Атлантику сменилась фазой бурного океанического контрнаступления на евро-азиатский континент, Запад берет на вооружение концепцию ограниченного суверенитета и объявляет такие ценности, как национализм, патриотизм, служение отечеству, защита границ, вредными и опасными химерами.

Новая теория «глобального мира» учит, что национальный суверенитет безнадежно устарел, в первую очередь в экономической области, где национальное государство теряет всякий контроль, уступая позиции транснациональному капиталу, мировым банкам, МВФ и т. п. Всякие попытки защитить свою экономику и культуру от агрессии беззастенчивой и алчной «внешней среды» – а точнее, от экспансионизма консолидированной атлантической системы, осуждаются как ретроградный традиционализм, несовместимый с прогрессом, с новым мировым порядком, с законами современного развития. Страны и континенты, подверженные беспрецедентному давлению в рамках однополярного мира, лишенного сдержек и противовесов биполярности, призываются к тому, чтобы окончательно открыться, не сопротивляться и не защищаться. Глобализация преподносится как некий одновариантный и безальтернативный процесс, в котором имеет голос лишь одна сторона, олицетворяющая передовую Современность – Запад.

Надо сказать, своекорыстное злоупотребление лозунгом «открытого общества» хорошо известно на примере отношений Англии и Континента в первой половине XIX века, когда первая выступала в качестве промышленной «мастерской мира». Поскольку англичане знали, что в условиях свободного обмена их развитая промышленность способна разорить любую другую, они выступали в качестве последовательных фритридеров – сторонников свободной торговли. Уже тогда были изобретены многие из тех идеологических аргументов, которые используются сегодня в защиту «открытого общества» и ликвидации всех и всяческих защитных барьеров, квот, границ.

Выделенные выше три аспекта «открытого общества» – социологический, культурологический, геополитический – открывают нам соответствующие технологии, посредством которых данный принцип реализуется в политических практиках.

Давайте посмотрим, кого может привлечь лозунг «открытого общества» в социологическом смысле – как открытие шлюзов для накопленной в обществе предпринимательской энергии, сдерживаемой бюрократическими и иными препонами. Ясно, что речь идет о таких социальных группах, которые либо уже накопили определенный социальный и экономический капитал, но встречают препятствия для его реализации в устаревших учреждениях и нормах, либо о таких, для которых принцип демократической открытости имеет ценностную, идеологическую притягательность.