Наоми Кляйн - Заборы и окна: Хроники антиглобализационного движения Страница 36

Предстоят серьезные дебаты о стратегии и действиях, хотя и трудно понять, как такие дебаты смогут разворачиваться, не затормаживая движения, самой сильной стороной которого доныне была динамика. Анархистские группы, хотя они и фанатично заинтересованы в действиях, склонны противиться попыткам структурировать или централизовать движение. «Международный форум по глобализации» (The International Forum on Globalization) – мозговой трест североамериканской составляющей движения – недостаточно прозрачен при принятии решений и не подотчетен широкому составу организации, хотя самые видные его члены и отчитываются. Тем временем NGO, которым следовало бы сотрудничать друг с другом, вместо этого конкурируют за паблисити и финансирование. А традиционные организации, базирующиеся на членстве, вроде партий и профсоюзов, низведены на роли статистов в этих обширных паутинах активизма.

Возможно, настоящим уроком Порто Алегре стал вывод, что демократию и подотчетность необходимо сначала вырабатывать на более управляемых уровнях – в местных сообществах и коалициях, в рамках отдельных организаций. Без этого фундамента мало надежды на демократический процесс, когда десять тысяч активистов с сумасшедшим разбросом убеждений оказываются вместе в одном университетском кампусе. Одно стало ясно: если то «про», на которое эта многоликая коалиция может опереться, – это «про-демократия», то демократия в рамках самого движения должна сделаться высокоприоритетной задачей. «Призыв к мобилизации», прозвучавший в Порто Алегре, отчетливо провозгласил: «Мы бросаем вызов элите и ее недемократическому процессу, который символизируется Всемирным экономическим форумом в Давосе». И большинство делегатов соглашались, что не дело просто кричать: «Элитизм!» – из стеклянной теплицы или из стеклянной VIP-гостиной.

Несмотря на откровенно смутьянские эпизоды, Всемирный социальный форум закрылся на такой же эйфористичной ноте, на которой и открывался. Были приветственные клики и скандирование, и громче всего после сделанного оргкомитетом объявления, что Порто Алегре будет принимать у себя форум и в будущем году. Самолет из Порто Алегре в Сан-Паулу 30 января был заполнен делегатами, облаченными в брендовые шмотки конференции – футболки, бейсбольные фуражки – и с брендовыми чашками и сумками в руках. И на всех вещах утопический лозунг: «Другой мир возможен».

В этом не было ничего необычного – так, пожалуй, бывает после любой конференции – но мне бросилось в глаза: сидевшая через проход от меня пара все еще не отколола с груди именные аккредитовки форума. Как будто они хотели еще побыть в этом мире мечты, пусть несовершенном, прежде чем расстаться и пересаживаться на рейсы – в Ньюарк, Париж, Мехико, и опять погрузиться в суету клерков, сумок от Gucci из магазинов duty-free и биржевых новостей по CNN.

ВОССТАНИЕ В ЧЬЯПАСЕ

Месяц назад я получила электронное послание от Грега Руджеро, издателя Our Word Is Our Weapon («Наше слово – наше оружие»), собрания сочинений субкоманданте Маркоса, человека, являющегося голосом Запатистской армии национального освобождения в мексиканской провинции Чьяпас. Руджеро писал, что запатистские коммандос собираются идти караваном на Мехико и что это событие «эквивалентно маршу Мартина Лютера Кинга на Вашингтон». Я без конца перечитывала эту фразу. Отрывок из речи Кинга «У меня мечта» я слышала, наверное, десять тысяч раз, правда, большей частью в рекламе инвестиционных фондов или в кабельных новостях. Я росла после того, как история закончилась, и не могла вообразить, что могу увидеть Исторический (с большой буквы) момент, сопоставимый с тем.

Следующее, что я осознавала, – я висела на телефоне: бронировала билеты на самолет, отменяла встречи, приводя дикие оправдания, бормоча что-то о запатистах и Мартине Лютере Кинге. Плевать, что во всем этом было мало смысла. Я знала одно – я должна быть в Мехико 11 марта, когда Маркос и запатисты торжественно войдут в город.

Теперь пора признаться, что в Чьяпас я не попала. Я так и не совершила паломничества в джунгли Лакандона. Я ни разу не сидела в грязи и тумане Ла Реалидад. Я не просила, не умоляла, не упрашивала допустить меня к субкоманданте Маркосу, человеку в маске, безликому лицу Запатистской армии национального освобождения Мексики. Я знаю людей, которые это проделали. Множество. В 1994 году, летом, после запатистского восстания, рейды в Чьяпас были повальным увлечением североамериканских активистских кругов: друзья собирались вместе, доставали денег на подержанный микроавтобус, набивали его всякой всячиной, вели на юг в Сан Кристобаль де лас Касас и там оставляли. Тогда я не очень за этим следила. Тогда запатистская мания казалась подозрительно похожей на очередное правое дело для левых с комплексом вины, зараженных латиноамериканским фетишизмом: очередная марксистская повстанческая армия, очередной крутой лидер и – очередная возможность съездить на юг и купить цветастых тканей. Разве мы уже не слыхали подобных историй? Разве они не заканчивались плохо?

Но в этом запатистском марше есть что-то особенное. Во-первых, он не заканчивается в Сан Кристобаль де лас Касас; там он начинается, пересекает вдоль и поперек всю страну и только тогда прибывает в Мехико. Ведут караван, прозванный мексиканской прессой «запатур», двадцать четыре запатистских командира в полной форме и в масках (но без оружия), включая самого субкоманданте Маркоса. Поскольку для запатистского командования выезжать за пределы Чьяпаса – дело неслыханное (а на всем пути их ждут мстители, грозящие Маркосу смертоносными дуэлями), то запатур нуждается в плотной охране. Красный крест от этого задания отказался, так что защиту предоставляют несколько сот активистов из Италии, называющих себя «iYa Basta!» (то есть «С нас довольно!») – согласно энергичному выражению, использованному в запатистском объявлении войны. (В итоге охрану осуществляли местные организации.) Сотни студентов, мелких фермеров и активистов влились в шествие, и многие тысячи приветствовали его по пути. В отличие от тех ранних приезжих в Чьяпасе, эти говорят, что они здесь не из-за «солидарности» с запатистами, а потому, что они сами запатисты. Некоторые даже называют себя самим субкоманданте Маркосом: к полному недоумению расспрашивающих журналистов, они говорят: «Мы все Маркос».

Вероятно, только человек, никогда не снимающий маски и скрывающий свое настоящее имя, мог повести этот караван нонконформистов, бунтарей, одиноких волков и анархистов в этот двухнедельный поход. Это люди, научившиеся держаться подальше от харизматических лидеров с безразмерной, на все случаи лсизни идеологией. Это не партийные лоялисты; это члены группировок, гордящиеся своей автономией и отсутствием иерархии. А Маркос со своей черной шерстяной маской, пронзительным взглядом и трубкой похож на антилидера, скроенного специально для этого подозрительного, остро критического народа. Он не только отказывается открыть лицо, тем самым подрывая (но одновременно и усугубляя) собственную известность, но и история его – это история человека, пришедшего к лидерству не играя уверенными козырями, а преодолевая политические неопределенности, учась следовать за другими.

Мало что известно об истинной личности Маркоса, но самая часто повторяющаяся из сопутствующих ему легенд утверждает: городской интеллектуал-марксист и активист Маркос разыскивался властями, и появляться в городах ему было небезопасно. Исполненный революционной риторики и убежденности, он бежал в горы Чьяпаса на юго-востоке Мексики, чтобы там приобщить бедные туземные массы к делу вооруженной пролетарской революции против буржуазии. Он говорил, что пролетарии всех стран должны соединяться, а индейцы майя оставались безучастны. Они не пролетарии, и потом, земля – это не чья-то собственность, это сердце сообщества. Потерпев провал в качестве марксистского миссионера, Маркос погрузился в культуру майя. Чем больше он узнавал, тем меньше знал. Из этого процесса родилась армия нового типа, EZLN, Запатистская армия национального освобождения, которой управляли не элитные полевые командиры, а сами сообщества – через подпольные советы и открытые собрания. «Наша армия, – говорит Маркос, – сделалась вопиюще индейской». Это означает, что он был не командиром, изрыгающим приказы, но субкоманданте, проводником воли советов. Его первыми словами в этом новом образе были: «Через меня говорит воля Запатистской армии национального освобождения». Еще далее принижая свою роль, Маркос говорит тем, кто ищет с ним встречи, что он не лидер, что его черная маска – это зеркало, в которой каждый видит отражение собственных борений, что запатист – это каждый, кто борется с несправедливостью где бы то ни было, что «мы – это вы». Самое его знаменитое высказывание одному журналисту: «Маркос – голубой в Сан-Франциско, черный в Южной Африке, азиат в Европе, чикано в Сан-Исидро, анархист в Испании, палестинец в Израиле, индеец майя на улицах Сан Кристобаля, еврей в Германии, цыган в Польше, могавк в Квебеке, пацифист в Боснии, одинокая женщина в метро в 10 часов вечера, крестьянин без земли, член банды в трущобах, безработный рабочий, несчастный студент и, конечно, запатист в горах».