Михаил Делягин - Новая Россия. Какое будущее нам предстоит построить Страница 39

С другой стороны, в активную жизнь входит поколение «маленьких императоров» — избалованных единственных детей, над которыми как над единственным продолжением рода тряслись многочисленные родственники и которые привыкли совершенно искренне считать себя пупом Вселенной.

И венчается сложная, многомерная и в целом пугающая демографическая ситуация естественной сменой поколений в руководстве страны, на глазах становящейся мировым лидером: критическая значимая часть средних и высших позиций уже занята выпускниками западных по типу воспитания личности вузов. Это отнюдь не патриоты, которых мы привыкли видеть во главе Китая, а всего лишь пресловутые «эффективные менеджеры», которые стремятся к личным достижениям, а отнюдь не к общему благу. Поколения их предшественников по мере своих сил служили Китаю просто потому, что это Китай: новые же поколения руководителей, насколько можно судить, служат Китаю лишь потому, что это выгодно, и, по всей видимости, только до того времени, пока это остается таковым.

Уже преемник Си Цзиньпина будет, если ситуация по каким-то причинам не изменится кардинальным образом, принадлежать к их кругу.

А ведь замена лидеров, сражающихся за будущее своего народа, пусть даже и добросовестными, но всего лишь отличниками, жаждущими не результата для всех, а хороших отметок для себя, не просто снижает эффективность государственного управления. Как весьма убедительно показывает пример многих стран Европы и в особенности Израиля, подобная трансформация руководства по вполне объективным причинам делает его в целом контрпродуктивным и скорее всего служащим интересам не своей страны, а глобального бизнеса или обслуживающей его международной бюрократии.

И в сегодняшнем Китае, несмотря на всю его тысячелетнюю традицию организации государственного управления, эта угроза представляется уже совершенно реальной.

Объективные и в целом неумолимо нарастающие трудности юго-восточного соседа и вероятный крайне болезненный для него провал его глобального проекта исключительно важны для России прежде всего из-за нашей собственной чудовищной слабости. Трудно поверить, но в конце 40-х Маньчжурия была заселена так же редко, как и нынешнее Забайкалье. Дальнейшее принципиальное игнорирование объективных потребностей развития азиатской части России может в стратегической перспективе привести к ее утрате в силу естественных хозяйственных и демографических процессов, даже без сознательного вмешательства китайского государства.

Между тем стихийный китайский патриотизм, порождаемый очевидными успехами национального развития, на глазах укрепляется. В частности, китайское общество все более массово и все более энергично возмущается разворовыванием и разрушением богатейших ресурсов России отечественной бюрократией. Когда китайский патриотизм станет нельзя более кормить массовым ростом уровня и качества жизни в самом Китае, объективная проблема нарастания внутреннего напряжения может быть решена путем сбрасывания излишней агрессии вовне, в том числе и на нас. Принципиально важно, что такое решение проблемы (хоть и временное) может быть реализовано без какой бы то ни было формальной причастности к этому китайского государства.

Избежать этой опасности вожделенным для современного Запада конфликтом или хотя бы охлаждением отношений с Китаем (к требованию которых сводилась, например, уже полностью забытая сейчас из-за своей нелепости и неадекватности пресловутая перезагрузка американо-российских отношений) невозможно. Напротив, Россия должна всеми силами крепить стратегическое партнерство с Китаем, улучшать понимание друг друга и наращивать интеллектуальные контакты, чтобы взаимопомощь в вопросах стратегического прогнозирования и управления постепенно превратила бы наше партнерство в прочные союзнические отношения. При этом надо полностью отдавать себе отчет, что такое развитие событий может быть обеспечено лишь вопреки осознанной и твердой позиции китайского руководства, стремящегося ради независимости избегать любых союзов с кем бы то ни было.

Тесная координация с Китаем нужна еще и потому, что социально-экономическая модернизация России в случае своего успеха объективно ограничит китайский импорт: мы многое вновь станем производить сами, а от многого будем вынуждены отгородиться разнообразными внешнеторговыми барьерами. Это лишит многие китайские корпорации и массы небольших семейных предприятий привычной и ставшей уже необходимой для них прибыли. В целом это станет болезненным ударом по Китаю, который не приведет к опасному ухудшению наших отношений лишь в том случае, если к тому времени они будут по-настоящему близкими и прочными.

В настоящее время, как и на протяжении всего предшествующего периода китайских реформ, успехи китайского общества объективно, вне зависимости от чьих бы то ни было усилий, являются оглушительной пощечиной России. Ведь рыночное развитие Китая началось в условиях, практически по всем параметрам значительно худших, чем наши, и опиралось при этом прежде всего именно на нашу, советскую, модель как экономики, так и управления.

В то же время китайские трудности объективно представляют для нас серьезную, почти смертельную стратегическую угрозу.

Вместе с тем и Китай как сейчас, так и во всем обозримом будущем, без преувеличения, отчаянно нуждается в мощной и стабильной России как в партнере, на которого можно положиться, и как в стратегическом тыле (в историческом противостоянии с Западом). Однако следует со всей определенностью понимать, что, если последовательный и принципиальный отказ российской бюрократии от развития нашей страны и нашего общества не позволит нам выполнить эту функцию, мы превратимся не более чем в простой кусок еды на китайской тарелке.

Качественным фактором поддержания конкурентоспособности и жизнеспособности современного Китая являются особенности китайской культуры и истории, существенно облегчающие и упрощающие реализацию одного из непопуляризуемых, но при этом непременных условий успешного развития в современном мире — создания неформальной глобальной управляющей сети на основе преимущественно собственных ресурсов.

С одной стороны, даже если полностью игнорировать весьма знаменательный опыт средневековых китайских мореплаваний, «вскрытие» Китая колониальными державами в последней четверти XIX века, создав в нем колоссальные социальные проблемы, привело к массовой эмиграции китайцев. Ее интенсивность была такова, что вынудила, например, США ввести жесточайшие иммиграционные ограничения ради сохранения этнокультурного баланса американского общества (да и просто рабочих мест).

Способствовали эмиграции и длительная война с Японией, и продолжительная гражданская война, тем более что обе сопровождались чудовищными массовыми зверствами (вроде нанкинской резни или блокады Чаньчуня), и итоговая победа коммунистов. При этом с началом экономических реформ эмиграция практически не наказывалась (как из демографических, так и, насколько можно понять, из стратегических соображений): скажем, семья студента, уехавшего учиться за границу и не вернувшегося оттуда, не подвергалась сколь-нибудь значимым репрессиям.

Понятно, что длительный опыт жизни не просто «в рассеянии», но и в постоянной тесной связи с зарубежной диаспорой не просто существенно облегчает формирование транснациональных хозяйственных сетей, но во многом и предопределяет его. В этом отношении китайцы весьма близки евреям и армянам, а скорее всего, значительно превосходят их.

Даже само слово «эмигрант» на китайском языке означает не «отрезанный ломоть», как на нашем, а, напротив, — «мост на Родину». Таким образом, эмиграция изначально воспринимается китайской культурой (в том числе современной политической культурой управления) не как сборище потенциально опасных врагов или несчастных «изменников Родины», но как зарубежное продолжение Китая, как способ непосредственного распространения его влияния далеко за пределы страны.

С другой стороны, во многом благодаря наработанной за столетия культуре эмиграции китайское общество является сетевым по самой своей природе, что в полной мере выражается афоризмом, на наших глазах постепенно превращающимся в формулу государственного управления: «Китай не огражден государственными границами; Китай там, где живут китайцы».

Весьма существенно и то, что одной из исторически присущих Китаю форм самоуправления и самоорганизации являются тайные общества; эмиграция качественно усилила историческую традицию по их созданию и сделала многие из них транснациональными, а затем и глобальными.