Юрий Жуков - Сталин: тайны власти. Страница 4

В тот же день полпреды СССР в Лондоне — И.М. Майский, в Париже — Я.З. Суриц и в Вашингтоне —А.А. Трояновский передали по поручению Наркомата иностранных дел (НКИД) заявление Литвинова правительствам тех стран, при которых они были аккредитованы, с пояснением — оно является официальным выражением точки зрения руководства СССР. Правительство Великобритании в ответе, датированном 24 марта, указало, что оно возражает против «конференции, на которой присутствовали бы только некоторые европейские державы и которая имела бы задачей… организовать объединенную акцию против агрессии». А далее проясняло сущность своей политики невмешательства и «умиротворения». Принятие, мол, «согласованных действий против агрессии не обязательно окажет, по мнению правительства Его Величества, благоприятное воздействие на перспективы европейского мира»[6]. Ответ, поступивший из Франции, практически ничем не отличался от британского. Администрация же Рузвельта, еще твердо исповедовавшая принципы изоляционизма, вообще не отреагировала на советское предложение. Невольно создавалось впечатление, что великие державы сознательно не желали трезво оценить складывающуюся ситуацию, чреватую вооруженным конфликтом, понять, что в тот момент окончательно решалась судьба Версальской системы — итога Первой мировой войны. Ведь действия Германии неизбежно должны были подтолкнуть к аналогичным поступкам все проигравшие страны, утратившие часть своих территорий, — Венгрию, Болгарию, а может быть, и Турцию и вызвать ответную реакцию со стороны участников коалиции победителей — Польши, Югославии, Румынии. При этом становилось более чем очевидным, что следующей жертвой агрессии окажется Чехословакия, что Великобритания и Франция в своих корыстных интересах будут продолжать подталкивать Германию на восток, а значит, все ближе и ближе к границам СССР. Об том свидетельствовал не только отказ Лондона и Парижа даже от обсуждения проблем коллективной безопасности, но и демонстративное, в условиях нарастающего кризиса, подписание Великобританией 14 апреля соглашения с Италией. В соответствии с ним британское правительство признавало захват Римом Эфиопии, его право открыто помогать мятежному Франко в Испании в «обмен» на невмешательство в европейские дела. Ну а какова цена подобного «невмешательства», уже более чем наглядно показала позиция Муссолини по отношению к судьбе Австрии.

И все же советское руководство продолжало призывать западные демократии спасти Чехословакию. В конце апреля ПБ приняло решение довести до сведения Праги твердое стремление СССР оказать дружественной стране всю возможную, в том числе и военную, помощь. О том незамедлительно был проинформирован посол Чехословакии в Москве Фирлингер. Более того, о готовности Советского Союза выполнить свои договорные обязательства 26 апреля открыто объявил М.И. Калинин и добавил, весьма многозначительно адресуясь уже только к пражскому руководству: «Разумеется, пакт не запрещает каждой из сторон прийти на помощь, не дожидаясь Франции»[7].

Выступление Калинина, случайно совпав по времени, стало и своеобразным ответом на требование марионеточного «фюрера» судето-немецкой партии Генлейна предоставить Судетской области полную автономию, высказанное им 24 апреля в Карловых Варах. Единственным препятствием, мешавшим СССР предпринять односторонние действия по оказанию помощи Праге и заставлявшим его упорно добиваться поддержки прежде всего Франции, являлся географический фактор — отсутствие в то время общей границы с Чехословакией, широкая полоса территории Польши, пролегавшая меж ними.

Отношение к судьбам мира в Европе резко проявилось в мае. 9 мая Генлейн заявил о прекращении переговоров с пражским правительством об автономии и вслед за тем вылетел сначала в Лондон, а потом и в Берхтесгаден, к Гитлеру. 19 мая одна из лейпцигских газет неожиданно оповестила мир о том, что части вермахта сосредоточиваются у чешской границы, а на следующий день правительство Чехословакии на экстренном заседании приняло решение о проведении частичной мобилизации. В тот же день послы Великобритании и Франции в Берлине и Праге стали настойчиво убеждать обе стороны проявить максимальную осторожность, и не более. Однако об их истинной позиции свидетельствовала информация, переданная послом Германии в Лондоне фон Дирксеном своему руководству Он сообщил, что во время встречи с ним министр иностранных дел Великобритании Галифакс дипломатично, осторожно, но весьма многозначительно заметил: «В случае европейского конфликта трудно сказать, будет ли вовлечена в него Англия»[8].

Советская же позиция оставалась диаметрально противоположной, 23 мая Литвинов, используя как предлог встречу со своими избирателями на одном из ленинградских заводов, отметил, что руководство СССР твердо гарантирует все свои прежние обязательства и не собирается оказывать на Прагу давление, подобное тому, которое оказали Великобритания и Франция, а 25 мая предложил Парижу незамедлительно созвать совещание представителей генеральных штабов трех стран для обсуждения вопросов конкретной помощи Чехословакии[9]. В тот же день, следуя совету Лондона, Гитлер поспешил сделать весьма характерное для него, лукавое заявление об отсутствии у Германии каких-либо агрессивных намерений в отношении Чехословакии.

Хотя майский кризис и разрешился вполне благополучно, Кремль только теперь понял всю тщетность своих расчетов, опиравшихся на предполагаемую систему коллективной безопасности, на скоординированность действий хотя бы с теми странами, с которыми у СССР имелись соглашения о взаимопомощи. Отсюда и та горечь утраченных надежд, которая пронизывала заявление, сделанное Майским 17 августа по поручению НКИД Галифаксу. Советский Союз, подчеркнул полпред, «все больше разочаровывается в политике Англии и Франции, что он считает эту политику слабой и близорукой, способной лишь поощрять агрессора к дальнейшим «прыжкам» (имелся в виду захват Германией Австрии. — Ю. Ж.), и что тем самым на западные страны ложится ответственность приближения и развязывания новой войны»[10].

Наконец, еще одно немаловажное событие, происшедшее уже в конце лета 1938 г., только на этот раз на противоположной стороне земного шара, в 130 км к юго-западу от Владивостока, должно было усилить вполне оправданные опасения советского руководства в том, что СССР в условиях международной изоляции может подвергнуться агрессии одновременно и с запада, и с востока.

Напряженные отношения с Японией, возникшие еще в начале века и обострившиеся после японо-китайской войны, внезапно вылились в вооруженный конфликт. 29 июля без какого бы то ни было, даже надуманного, повода японские войска вторглись в пределы Советского Союза, попытались захватить и аннексировать небольшую по площади территорию между границей, проходящей вблизи реки Тумень-ула, и озером Хасан. Две недели пограничники, сразу же поддержанные частями Первой (Приморской) армии только что созданного Дальневосточного фронта, вели упорные бои за контроль над стратегическими высотами — сопками Заозерной (Чанкуфын) и Безымянной. И все это время, в течение которого инцидент разросся до необычных масштабов — в нем с обеих сторон участвовало уже несколько дивизий, — Токио хранил молчание, демонстративно делая вид, что не происходит чего-либо необычного, требующего консультаций, разъяснений, переговоров, если не считать трех встреч посла Японии Сигемцу с Литвиновым 4, 7 и 10 августа. Япония полностью игнорировала нормы международного права, нормальных отношений сопредельных стран, и только слишком очевидная победа Красной Армии — полный разгром вторгшихся на советскую землю войск агрессора к полудню 11 августа — вынудила японцев отказаться от продолжения конфликта и отвести свои части назад, в Маньчжоу-го.

…Провозглашая в мае, что Германия не намерена подвергать Чехословакию агрессии, Гитлер просто вел игру по тем правилам, которые ему предложил Чемберлен. Британский премьер, пославший 3 августа в Прагу лорда Ренсимена с задачей подыскать приемлемое для него и фюрера решение судетской проблемы, просто выгадывал время. Ведь решение было уже известно и изложено еще 6 августа послом Великобритании Гендерсоном германскому МИДу: «Англия не станет рисковать ни единым моряком или летчиком из-за Чехословакии. Обо всем возможно договориться, если не применять грубую силу»[11].

Пока Ренсимен изыскивал наиболее удобный способ передать Германии даже без плебисцита Судетскую область, советское руководство пыталось предотвратить еще не казавшуюся неминуемой агрессию. По его поручению Литвинов пригласил 22 августа германского посла Шуленбурга и от имени правительства уведомил его о взгляде Кремля на возможное развитие событий: «Чехословацкий народ как один человек будет бороться за свою независимость, что Франция в случае нападения на Чехословакию выступит против Германии, что Англия, хочет ли того Чемберлен или нет, не сможет оставить Францию без помощи и что мы также выполним свои обязательства перед Чехословакией»[12]. Нарком не мог и предположить, что все уже решено.