Виктор Топоров - Гражданский арест. Статьи, не попавшие в Сеть (сборник) Страница 4

Чрезвычайно хорошенькая и бойкая, она к двадцати пяти годам стала кандидатом наук и старшим преподавателем кафедры научного коммунизма в Московском университете. Одновременно подрабатывала на приличную жизнь полупроституцией. «Полу-» – потому что не иностранцы выбирали ее, а она – иностранцев. Платили ей редко долларами, а чаще – совместными походами в «Березку». Однажды она пригласила меня в университет на выступление новой политической звезды – ректора Историко-архивного института Юрия Афанасьева.

В битком набитом зале Афанасьев пламенно говорил часа три. О социализме с человеческим лицом, который мы наконец-то начали строить. О возвращении к подлинно ленинским нормам партийной жизни. О Латвии, Эстонии и Литве – историческая несправедливость, но исторически необратимая несправедливость, так он высказался.

– Знаешь что? – сказала мне после афанасьевской лекции Лена. – Я приняла решение. Я с этим завязываю!

– Ты перестанешь спать с иностранцами?

– Я уйду из университета!

И ушла. И вышла замуж за итальянца. И укатила с ним в солнечную Италию. Он граф, у него есть фабрика, клиника и, разумеется, замок. С Галиной Васильевной Старовойтовой она тоже дружила, и та, если не ошибаюсь, успела у нее в Италии погостить.

Не приходя в сознание

[2]

Говорят, с прошлым нужно расставаться смеясь. Книга Бориса Ельцина «Президентский марафон»[3] смешнее любого Пелевина. Но это гоголевский смех: городничий, не приходя в сознание назначивший себе ревизора, имеет полное право обратиться к «дорогим россиянам» с сакраментальным: «Над кем смеетесь? Над собой смеетесь!» Да ведь и впрямь… Мы его выбирали, мы его терпели, мы его не отправили «методом конституционного принуждения», как говаривал покойный генерал Рохлин, на многажды заслуженные нары – что ж нам теперь остается? Слезы вытирать?

Есть анекдот о том, как Чапаев поступал в академию Генштаба. «Все ли ты сдал, Василий Иванович?» – спрашивает у него Петька после экзаменов. «Да нет, Петька, не все, половину. Кал сдал, мочу сдал, а письмо и арифметику провалил».

Аналогичным образом подводит итог своей деятельности и Борис Николаевич Ельцин:

Пять лет премьерства Черномырдина – огромный исторический срок. Это были очень насыщенные годы. Только одних денежных реформ за эти годы прошло у нас несколько. Случались крупные политические кризисы. Были большие проекты, большие надежды.

Были и поражения… Не удалось преодолеть монополизм в экономике, спад производства, не удалось преодолеть гнилую систему взаимозачетов, способствующую коррупции и воровству. Не удалось инвестировать крупные средства в промышленность. А главное – не удалось по-настоящему улучшить жизнь людей (стр. 117).

Вдумаемся в предложенное противопоставление. С «поражениями» (второй абзац) все ясно. А вот в число «побед» (первый) наряду с «проектами», «надеждами» и почему-то «крупными политическими кризисами» попадают только «денежные реформы», которых при Черномырдине, кстати, не было – только обмен денег и второй обмен при деноминации. Итак, на фоне всех минусов единственный плюс – это обмен денег!.. Уместно отметить, что пишется все это в апологетической в целом главе о Сергее Кириенко – вот этот-то нижегородский ловкач сумел затем «по-настоящему улучшить жизнь людей» всего за несколько месяцев – с 23 марта по 17 августа 1998 года, если кто забыл!

В книге соответствующая глава называется «Рублевая катастрофа». А памятный ельцинский конфуз, прилюдно произнесенное «Никакой девальвации не будет» (за день до девальвации и суверенного дефолта) – почему-то переиначено: «Никакой инфляции не будет» (стр. 215). Соответственно, глубок и анализ причин августовского краха:

Летом 1998 года Россию постигла тяжелейшая финансовая катастрофа.

Замечу сразу, что произошла она не только у нас, но и в странах с другой экономикой, с другой историей, с другим менталитетом. Явление это для нас новое. Мы, долгие годы отделенные от мировой цивилизации высокой стеной, как оказалось, были к нему совершенно не готовы. Могла ли обойти нас эта беда? Вряд ли (стр. 201).

Ошибка, по всей видимости, была в моей внутренней установке мая – июля: «не мешать, не вмешиваться». Я привык доверять тем, с кем работал. Однако удержать ситуацию ни Дубинин, председатель Центробанка, ни Кириенко не смогли (Стр. 210).

Что-то этот анализ напоминает, верно? Верно! Это Ельцин, водя руками по телеэкрану, показывает, как следят за чеченскими террористами 38 снайперов, демонстрирует, как те целятся и стреляют… но почему-то не попадают…

Мы-то помним, что как раз в кризисные дни пришел – и был тут же украден людьми, приближенными к правительству и Центробанку, – очередной транш кредита МВФ. Помнит об этом и Ельцин:

Чубайс быстро добился на переговорах крупного кредита МВФ (шесть миллиардов из обещанных десяти были привезены уже в июле). И поначалу доходность ГКО резко снизилась. Но, по всей видимости, положение уже стало настолько угрожающим, что любые опоздания по времени принятия решений, любые неувязки были в состоянии добить наш рынок, сломать его окончательно. Получи мы кредит двумя месяцами раньше… перейди Центробанк в мае на «плавающий» курс рубля… не объяви международные агентства о падении нашего финансового рейтинга… Сейчас легко говорить в сослагательном наклонении. А тогда?! (Стр. 210.)

А тогда президенту, развалившему, разорившему, а теперь вот и обанкротившему страну, следовало немедленно уйти в отставку и начать дожидаться суда, уповая разве что на то, что тот не будет военно-полевым. Трогательное понимание ситуации сквозит и в словах о «привезенных» в июле деньгах: транш МВФ, виртуально разворованный в России, физически не покинул стены западных банков ни на мгновение. И конечно, государственную «пирамиду», обрушенную Кириенко, строил не Кириенко, а Черномырдин с Дубининым, причем президент «не мешал и не вмешивался».

5-го рано утром я встретился с Путиным. Я объяснил положение вещей. Предстоит жестокая борьба. Прежде всего – предвыборная. Но не только. Удержать ситуацию в стране под контролем будет непросто во всех областях. Очень тревожно на Северном Кавказе. Возможны какие-то политические провокации в Москве (стр. 355).

Секундочку, господа! Дело происходит 5 августа 1999 года. Все это – и про Северный Кавказ, и про провокации в Москве – президент страны объясняет начальнику ФСБ, который, очевидно, ничего такого не знает. Объясняет не затем, чтобы уволить проспавшего все эти напасти (что фактически и имело место) простофилю, а чтобы предложить ему пост премьер-министра и полуофициальный титул престолонаследника! Трогательно и то, что на фоне всех государственных напастей главной борьбой для Ельцина остается предвыборная. Та, в которую он – досиживающий последний срок и не входящий ни в одну из партий президент страны – вмешиваться ни прямо, ни опосредованно не имеет права. Он гарант Конституции. Он обязан обеспечить проведение выборов – и никак не более того. Все же остальное – а только это остальное президента и интересует – граничит с государственной изменой в форме заговора с целью свержения существующей власти и посягательства на основы конституционного строя, или, как выражается в книге «Президентский марафон» сам Ельцин, «выхода за конституционное поле» (метода, Ельциным неоднократно опробованного):

Началась сложная юридическая работа. Был подготовлен ряд указов: в частности, о запрещении Компартии, о роспуске Думы, о переносе выборов президента на более поздние сроки. За этими формулировками – приговор: в рамках действующей Конституции я с кризисом не справился (стр. 32).

Приговор – это правильно. Но кому? Над этим Ельцин не задумывается.

Характерно, кстати, что пик антиконституционных размышлений приходится на главу со сдержанно-лирическим названием «Таня», и мечты несостоявшегося (или все-таки состоявшегося?) диктатора перемежаются такими, например, «живинками»:

И в личной жизни у Тани все сложилось. Ее муж Алексей Дьяченко, конструктор и сын конструктора, работал в том же бюро. Сын Борька был уже старшеклассником. Младший сын Глеб только что родился. Таня как раз была в отпуске по уходу за ребенком, растила маленького Глеба (стр. 28).

Что значит «как раз была в отпуске по уходу за ребенком»? А то и значит, что могла неформально возглавить предвыборный штаб отца, Президента России, а впоследствии – его же администрацию, могла начать ворочать сотнями миллионов долларов «черного нала», покупая то на себя, то на подставных лиц замки в Германии и во Франции, – а все потому, что не надо было ходить в конструкторское бюро: как раз была в отпуске по уходу за ребенком!

Советы Тани (в том числе и кадровые) неизменно мудры и точны. А главное – своевременны; не забывает она и о том, чтобы в курсе всех принимаемых решений находилась Наина Иосифовна. Одним словом, семейная идиллия!