Анна Политковская - Путинская Россия Страница 4

Придя в себя, Нина Ивановна внимательно прочитала «извещение» — это «погиб в бою». И увидела, что в документе нет никакого числа — когда, собственно, погиб ее сын…

— А как же быть с датой? — спросила Нина Ивановна «представителя».

— Да сами и впишите, какую хотите, — ответил он ей просто.

— Как это — «впишите»? — выкрикнула Нина Ивановна. — Я родила Пашу в тот день, когда родила, — и это день его рождения. И я имею права знать день его смерти — я хочу знать, когда же он погиб!

«Представитель» развел руками: мол, ничего не знаю, мне лишь приказали обменяться бумагами, а ничего не обсуждать… И сунул матери в руки еще и выписку из приказа по строевой части об исключении «старшего лейтенанта из списков полка» — и тоже без всякой даты, причин и прочего, но с печатями и подписями внизу. И, опять на голубом глазу, попросил Нину Ивановну все это собственноручно заполнить и передать по возвращении домой в районный военный комиссариат, чтобы Пашу там сняли с воинского учета.

Нина Ивановна уже молчала. Что можно объяснять человеку, у которого нет ни души, ни сердца, ни ума.

— Но, согласитесь, так же — проще?… Мне далеко будет ехать в Брянск, в военкомат… — полувопросительно продолжал «представитель».

Конечно, проще. И не поспоришь: действительно, просто БЫТЬ ПРОСТЫМ, без затей. Как наш нынешний министр обороны Сергей Иванов, ближайший товарищ президента еще со времен работы Путина в ФСБ Санкт-Петербурга: еженедельно по телевизору Иванов озвучивает для страны военные послания президента, где тон Иванова обычно, как у Геббельса на кинопленке времен Второй мировой войны, и Иванов говорит, что никто не заставит нас «встать на колени перед террористами», что собирается он продолжать войну в Чечне до какого-то там «победного конца»… Но НИКОГДА не услышать от министра Иванова ни слова о судьбах тех самых людей, солдат и офицеров, которые, собственно, и обеспечивают ему и президенту возможность выглядеть «не вставшими на колени перед террористами». Вектор развития нынешней власти совершенно неосоветский: нет людей — а есть винтики, обязанные беспрекословно воплощать в жизнь политические авантюры тех, кто присвоил власть, и у этих «винтиков» нет права ни на что, включая достойную смерть.

Куда сложнее БЫТЬ НЕПРОСТЫМ. Для меня это означает видеть не только «генеральную линию партии и правительства», но и подробности ее реализации. Подробности же таковы: 31 августа 2000 года № У-729343-й наконец-то был похоронен в городе Иваново. Ростовские судмедэксперты отдали Нине Ивановне ту самую Пашину голову — других останков, собственно, и не оказалось.

Почему хоронить решили в Иванове? Потому что семья навсегда уехала из ставшего теперь очень тяжким для них Брянска — поближе к старшей дочери, живущей в Иванове.

Сегодня Нина Ивановна — человек, известный в России. Потому что, предав земле останки сына, с таким трудом выдранные у государства, уже на девятый день после похорон Нина Ивановна собралась в дорогу — в тот самый 15-й полк Таманской дивизии, в его штаб в Подмосковье. Сначала, отправляясь из Иванова, она хотела одного — посмотреть в глаза Пашиным командирам, увидеть там хотя бы раскаяние перед матерью за то, что «забыли».

— Я, конечно, не надеялась на извинения… — говорит Нина Ивановна. — Но хотя бы сочувствие и раскаяние в глазах…

Однако в Таманской дивизии с матерью никто не захотел даже поговорить. Командир был недосягаем: рано утром, днем и поздно вечером. Нина Ивановна трое суток сидела на проходной, ожидая встречи с ним — без еды, чая, сна, внимания. Старшие офицеры туда-сюда пробегали мимо нее, как тараканы, делая вид, что не замечают… Именно там, на проходной, Нина Ивановна Левурда и приняла решение подать в суд на государство — этим она стала известна в России, — вчинив иск Министерству обороны и его руководителю министру Иванову по совокупности причиненных ей моральных страданий. Причем не в связи со смертью сына — он погиб, выполняя воинский долг. А в связи с тем, что случилось после его смерти.

Суть требований матери, если перевести со сложного процессуального на обычный язык, в следующем: она хочет ответа на несколько вопросов. Почему полк оставил тело ее сына на поле боя? Почему не искал? Почему ничего не сообщил ей о его судьбе? Почему она сама должна была искать? И кто персонально несет за это ответственность?…

Что было потом? Во-первых, орден Мужества — награду сына Нине Ивановне вручили в Ивановском областном военкомате. Во-вторых, месть. Министерство обороны и Таманская дивизия встали на тропу войны с матерью погибшего лейтенанта, посмевшей открыто возмутиться их поведением. В ее ходе Нину Ивановну подвергли пыткой моральным «Путин-газом», применив к ней дозу с той же целью, что и к террористам, — сломить волю, «поставить на место», чтобы другим неповадно было.

Это выразилось в следующем. Почти что за год прошло восемь судебных заседаний (первое — 26 декабря 2001 года, последнее — 18 ноября 2002-го), и все — без всякого результата. К сути иска Нины Ивановны суд даже не приступил — представители Министерства обороны заседания игнорировали, будучи уверены в своей полной безнаказанности. И они были правы: сначала дело «Нина Левурда против государства» попало к судье Тюленеву (Пресненский межмуниципальный суд Москвы, по месту юридического адреса Министерства обороны), и тот решил, что мать «не имеет права на информацию» о теле собственного сына, а значит, Министерство обороны не должно было ей эту информацию предоставлять. И… Нина Ивановна пошла в Московский городской суд, и там, ввиду полной абсурдности решения, дело вернули в тот же Пресненский суд, на новое разбирательство, которое стало новой порцией пыток государственной машины против матери, потерявшей сына: массовые прогулы судебных заседаний официальными представителями министра Иванова, командования Сухопутных войск, в состав которых входят Таманская дивизия и 15-й полк. Они просто не являлись на назначенные слушания — нагло и настырно. Брали мать измором. Или осадой. А она — все ездила и ждала… Всякий раз. Туда-сюда из Иванова — и утыкалась в пустоту на скамейке ответчиков. И уезжала ни с чем. Простая пенсионерка — с уровнем нашего отечественного госпособия по старости, рассчитанного только на то, чтобы не умереть с голоду, с мужем, смертельно запившим после Пашиных похорон и так и оказавшимся не способным выйти из этого страдательного пике…

В конце концов не выдержала судья Болонина (судья также Пресненского районного суда, к которой попало дело из Московского городского суда). Наконец, на восьмом заседании без ответчиков она оштрафовала Министерство обороны на 8 тысяч рублей. Естественно, в пользу госказны и из госказны. Жаль, что не из кармана министра Иванова и не в пользу матери. Подобное просто не предусмотрено — законодательство у нас на стороне не слабой жертвы, а власти, и без того сильной. 18 ноября 2002 года, после штрафа, представители министерства наконец-таки появились в Пресненском суде, но были они какие-то странные — ничего не знали о деле, не понимали сути и, отказываясь представляться, жаловались на хаос в своем ведомстве, который во всем-то и виновен… И? И суд опять был перенесен — на сей раз на 2 декабря.

…Нина Ивановна плакала, стоя в неуютном судебном коридоре.

— Ну за что? — говорила она. — Можно подумать, это не они у меня сына забрали? Не они надо мной издевались?…

Как я завидую Сергею Иванову, министру нашей безжалостной к народу обороны. Ему так просто живется. Он не видит «деталей». Главная из которых — глаза матерей, потерявших сыновей на той «войне с международным терроризмом», на тему которой он, министр, так любит поговорить, доказывая лояльность к Путину. Он не слышит голоса матерей — они далеко от него. Он не чувствует их боли. Он ничего не знает о жизнях, которые поломал. О тысячах отцов и матерей, брошенных СИСТЕМОЙ после того, как их дети отдали за нее жизни.

«Путин не может отвечать за все!» — кричат у нас те, кто любит президента.

Конечно, не может. Он как президент отвечает за методологию. За подходы. Формирует их. Такая уж у нас традиция: кто наверху, тому и подражают.

И его методология по армейскому вопросу — как раз вышеописанная. Другой нет. Он неоднократно уже подписался под тем, что согласен с подобными рядовыми историями — а они именно РЯДОВЫЕ истории, — происходящими в нашей армии. А раз подписался, значит, ответствен за методологию жестокости и непримиримости, насаждаемую и в армии, и в государстве. Потому что жестокость — тяжелейшая инфекция, склонная к пандемии. Она не бывает одноразовой. Начинали с жителей Чечни и, хотя многим казалось, что на них и закончится, но продолжили на «своих», как это принято теперь «патриотично» выражаться. Включая тех «своих», кто как раз-то и «патриотично» воевал с теми, с кого начинали, и только наивный мог рассчитывать на что-то другое.