Александр Шубин - 10 мифов Советской страны Страница 42

Партийных аппаратчиков, связанных с ними представителей интеллектуальной элиты и просто случайных людей сотнями тысяч ставили к стенке и отправляли на гибель в лагеря. Решая задачу политического выживания и сохранения своей стратегии, Сталин запустил машину террора, и теперь она работала по своим внутренним законам. Исполнители указаний — тоже люди со своими мелкими мещанскими целями, карьерными интересами и мстительностью. Теперь участники миллионов мелких конфликтов были вооружены смертельным оружием доноса. Работники НКВД наслаждались правом казнить и миловать (которое похоронит и многих из них). Чистка развивалась как эпидемия по каналам распространения слухов, дружеских и родственных связей. Арест брата, старого товарища или человека, с которым раньше делился информацией, означал смертельную угрозу. Страх атомизировал элиту общества, связи обрывались, общение прекращалось, каждый чиновник теперь был связан только с вышестоящим начальником (официально) и со Сталиным, которому всегда можно было написать донос на начальника.

Решившись на массовый террор, Сталин приступил к систематическому разгрому кланов, независимо от того, были ли у него прежде претензии к их лидерам. В регионы выезжали комиссии во главе с кем-нибудь из членов Политбюро. Эти карательные экспедиции тщательно охранялись — к возможности сопротивления относились серьезно. Прибыв на место, представитель вождя проводил пленум обкома, на котором снимал с постов прошлое руководство, арестовывая его практически поголовно. Удары по региональным штабам приходилось наносить несколько раз, прежде чем Сталин приходил к выводу, что они стали вполне послушными.

Большой террор не был иррациональной вакханалией убийств, в его основе лежала своя логика. Часто приходится слышать, что Сталин создал архаичное общество. Отнюдь, он вполне созвучен эпохе. И дело не только в Освенциме и Хиросиме. Сталин методами террора продолжал дело индустриальной модернизации. Ему нужна была государственная машина, в которой детали беспрекословно следуют инструкции, а не рассуждают. Кадры партии и государства должны были превратиться в стандартные инструменты, лишенные собственной воли. Малейшее отклонение от стандарта ведет к отбраковке детали. И не в отставку, где опальные чиновники могут плести нити заговоров, а на уничтожение — в лагеря или под расстрел.

Новые административные кадры выдвигались из среды тех кругов, против которых велась борьба, поэтому машина репрессий должна была уничтожить несколько слоев руководителей, прежде чем кланы могли считаться ликвидированными. «Погромив» руководителей, принадлежавших к клану арестованного «барона», их нужно было кем-то заменить. Так, разгромив Воронежский обком, Андреев докладывал Сталину, что новый первый секретарь (переброшенный с Орловщины и таким образом оторванный от собственного клана) пока работает один, подбирает людей, которых потом «изберут» в обком. Откуда взять этих новых людей? Но есть тысячи партийцев, которые были исключены из партии предыдущим руководством. Несколько месяцев, а то и лет эти люди находились между жизнью и смертью. На ком-то было политическое клеймо, кто-то был виновен в «моральном разложении» или злоупотреблениях. Часть исключенных подавала апелляции. Эти люди были настроены враждебно к «разоблаченному» местному руководству, оторваны от бюрократических кланов. Из этих маргинальных коммунистов можно было сформировать новое руководство. Но в случае чего, вскорости и расстрелять не оправдавших доверие. Несмотря на отсутствие подготовки и знаний, массы низовых партработников (кто пережил чистку) перемещались на несколько ступенек вверх по бюрократической лестнице. Обязанные террору своей головокружительной карьерой, эти люди станут верной опорой Вождя. Хорошим кадровым резервом считались работники НКВД. Но пока у них было много работы.

Решившись на разгром бюрократических кланов, Сталин не забыл и «маленького человека». Все социальные группы, в которых зрело недовольство, делились на живых и мертвых — на потенциальных николаевых и верных Сталину николаенко.

«Николаенко — это рядовой член партии, — говорил Сталин. — Она — обыкновенный „маленький человек“. Целый год она подавала сигналы о неблагополучии в партийной организации в Киеве, разоблачала семейственность, мещанско-обывательский подход к работникам… засилье троцкистских вредителей. От нее отмахивались, как от назойливой мухи. Наконец, чтобы отбиться от нее, взяли и исключили ее из партии…»[277] Сталин направил массы рядовых «николаенко» против партийной элиты и таким образом ослабил недовольство правящим центром. Миллионы людей на массовых митингах требовали расстрела «шпионов и убийц», и большинство — вполне искренне. Доносительство стало повальным. Объяснением всех житейских проблем стали происки «врагов». Это позволяло превратить миллионы потенциальных николаевых в николаенко, направить гнев недовольных с центральной олигархии на региональную бюрократию.

И в начале XXI в. сталинисты, современные «николаенко», продолжают верить, что целью Сталина было извести «зажравшуюся», «разложившуюся» номенклатуру. Но это — просто еще один миф. Сталин заменил людей, но не стал менять систему, воспроизводящую «разложение». В силе остались и номенклатурные привилегии, и всевластие чиновника над «маленькими людьми».

Важный «шестидесятнический» миф — ненависть Сталина к интеллигенции. Он подтверждается судьбами одних деятелей культуры, но тут же опровергается биографиями других, которым повезло больше. Это требует объяснения. На примере «дела Кольцова» мы увидим, что всегда можно найти политическую причину гибели того или иного мастера слова.

Сталин внимательно следил за ходом мыслей партийных интеллигентов и уничтожал всех, кого подозревал в оппозиционных взглядах.

Были уничтожены выдающийся режиссер, идейный коммунист В. Мейерхольд, писатели и поэты, критиковавшие вождя даже с помощью намеков (например, Б. Пильняк и О. Мандельштам), ведущий коммунистический журналист М. Кольцов и т. п. Их погубило стремление активно участвовать в политической жизни. Они не вписались в модель, начертанную в 1937 г.

Творчества непартийной интеллигенции, не участвовавшей в идейной борьбе, Сталин не опасался — сохранил жизнь выдающимся русским литераторам А. Ахматовой, М. Зощенко и М. Булгакову, далеким от коммунистических взглядов.

Сталинисты сегодня уже признают, что террор ударил и по невиновным людям (в этом отношении сталинисты менее догматичны, чем те «шестидесятники», которые отрицают рациональные политические мотивы в поведении Сталина). Почему же их кумир допустил такое количество «щепок» при «рубке леса»? Виноваты плохие исполнители и сами «заговорщики», которые вредительски оклеветали невиновных. Этот миф о хорошем царе легко опровергается. Решения о массовом терроре исходили от Политбюро. После июня 1937 г. Сталина и его соратников вообще не интересовал вопрос персональной виновности жертв террора. Они решали средствами террора социальные задачи, и за вину отдельных людей должны были ответить целые социальные группы. Как во времена Гражданской войны.

Сталин наметил несколько социальных «площадей», которым предстояло превратиться в «выжженную землю». 2 июля 1937 г. Политбюро направило секретарям обкомов, крайкомов, ЦК республиканских компартий телеграмму: «Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом, по истечении срока высылки, вернувшиеся в свои области, — являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых отраслях промышленности.

ЦК ВКП(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД».[278]

Летом 1938 г. Сталин счел, что социальная программа террора выполнена, монолитная модель общества была реализована настолько, насколько это было возможно. Это не значит, что Сталин после 1938 г. сделался политическим вегетарианцем. Просто теперь репрессии могли быть более «точечными».

Наш отец Лаврентий Берия

Героем сталинистов — державников в последние годы стал Лаврентий Берия. Это забавно, так как во времена СССР сталинисты как раз оправдывали Сталина, списывая на Берию злоупотребления эпохи. Но от ненависти до любви — один шаг. И теперь прежде оклеветанный Лаврентий Павлович предстает в сталинистских книжках гениальным управленцем, единственным государственником в окружении Сталина, наследником его гения, защитником власти советов от партноменклатуры и прочая и прочая. Украшением к портрету несостоявшегося «спасителя СССР» является «бериевская реабилитация». Законность была восстановлена, все, кого арестовали неправильно, Берия освободил.