Никита Хрущев - Воспоминания. Время. Люди. Власть. Книга 2 Страница 46

Сразу же Англия, Франция и США выступили с заявлением о неприемлемости наших предложений и предупредили, что будут отстаивать свои права, вытекающие из Потсдамских соглашений[145]. К тому времени Западная Германия уже набрала большую экономическую мощь, входила в состав НАТО, создала многочисленные вооруженные силы. Конечно, они ни в коей мере не могли равняться с нашими, тем не менее свершившиеся перемены надо было учитывать, ибо ФРГ стала самым сильным в Европе государством, обогнав и Францию, и Англию и играя заметную роль в экономике и политике Западной Европы. Экономический подъем в ФРГ тогда называли «немецким чудом». В печати приписывали это чудо Людвигу Эрхарду[146], который одно время возглавлял правительство ФРГ и много занимался ее экономикой. Заработная плата рабочих там существенно возросла по сравнению с зарплатой в ГДР и других социалистических странах. В Западную Германию потянулись рабочие из Италии, Югославии, Турции, прочих стран. Конечно, потянулись туда люди и из ГДР, особенно наиболее квалифицированные. Стала бежать интеллигенция. Ушло много врачей, студентов и просто абитуриентов, окончивших средние школы. В ГДР они получили образование, а в ФРГ – работу. Перебежало немало инженеров.

Экономика ГДР тоже находилась на подъеме, но она не могла соревноваться с экономикой ФРГ. Образовавшееся в связи с этим тяжелое положение все более обострялось. В этих условиях продолжалась борьба за мирный договор с двумя Германиями. Когда пришел назначенный нами срок заключения договора, мы поняли, что ничего из этого не получится. Мы стремились создать крепкие основы мирного сосуществования, а дело шло, возможно, даже к военному конфликту. Я лично не ожидал вооруженного столкновения, хотя бы и в случае одностороннего подписания мирного договора с ГДР. Но у нас никаких спорных вопросов с ГДР не существовало в силу единого понимания путей развития. К тому же обе стороны находились в рамках Организации Варшавского договора. Поэтому не было смысла односторонне подписывать мирный договор, если мы не хотели обострить отношения с Западом до крайности. Посоветовавшись, мы отложили подписание договора на неопределенное время.

Немецкие товарищи поставили вопрос о большой нехватке рабочей силы. Ворота в Западный Берлин были открыты. Стали уходить и крестьяне, в госхозах дисциплина ослабла, они начали хуже работать. Это раскачивало позиции Ульбрихта. Когда мы повстречались с ним, я почувствовал, что у него появилась неуверенность в будущем. Чтобы как-то разрешить проблему, он поставил вопрос о выделении ему рабочей силы из СССР. Тогда я спросил его: «Хорошо, Вальтер, каких ты хочешь получить рабочих? Квалифицированной рабочей силы у нас не так много. Сами нуждаемся в ней. Да и вряд ли ГДР она нужна». – «Нет, – говорит, – нам необходимы подсобные рабочие». – «Вальтер, пойми наше положение, – возразил я. – Мы провели тяжелую войну с фашистами, которые разгромили наши промышленные центры, города и села, дошли до Сталинграда и Северного Кавказа, мы понесли огромные потери, а теперь победители будут чистить нужники в Германии? Это заденет самолюбие наших людей. На это мы пойти не сможем». – «Да, – согласился Ульбрихт, – я понимаю, что для СССР это будет трудно». – «Нет, не просто трудно, а невозможно. Надо искать другой вариант».

Мы посидели и разошлись, ничего не решив. Договорились хорошенько еще подумать, как быть. Я долго искал выход. Самый простой выход и для нас самый приятный – экономическое опережение Западной Германии: добиться более высокой производительности труда, высокой доходности, высоких заработков в ГДР. Это сделает жизнь в ней более привлекательной и окажется здоровой основой соревнования двух систем. К сожалению, такие условия соревнования тогда не получились. Нужно время. Тот же вопрос стоит и сейчас. Еще и сейчас мы не можем, к сожалению, сказать, что опережаем на всех участках капиталистический мир. Мы развиваемся, но прогрессирует и капитализм.

Требовалось быстрое и конкретное решение. Раз мы не можем решить вопрос о соревновании в экономике, то остается путь политической инициативы. Появилась необходимость создать государственное регулирование перемещения людей из ГДР и в ГДР. Даже мирный договор в этом плане немного бы нам дал. Ведь в проекте мирного договора, подготовленном нами, оговаривался статус Берлина как вольного города. А это означало открытие его ворот. Получалось, что Западная Германия сама будет регулировать миграцию, разрешать или не разрешать въезд гражданам ГДР в Западный Берлин, а из Западного Берлина – в ФРГ. Едиными правами станут пользоваться все немцы. На плечи Ульбрихта легла тяжелая ноша. Если бы все продолжалось, как прежде, то я и не знаю, чем бы это могло закончиться!

Другие страны имели свои границы, свои законы и вольны были решать как внутренние, так и внешние дела в интересах своей страны. Германская Демократическая Республика не имела таких прав, не имела возможности решать свои внутренние вопросы, а имела под боком более экономически сильного противника. Тем более что это те же немцы, только живущие в Западной Германии, тот же язык, та же культура.

У некоторых товарищей бывает короткая память. Такие могут сказать, что я сгущаю краски. Нет, не сгущаю! Постепенно у меня созрела мысль, как закрыть лазейку в Западный Берлин. Действует соглашение о том, что можно свободно въезжать и выезжать в любую зону Берлина. А он был разделен на четыре сектора с четырьмя комендантами: французским, английским, американским и советским. Я и сам однажды воспользовался правом проезда, когда в 1946 году побывал в Западном Берлине, нигде не останавливаясь и не выходя из машины: заглянул лично через ее окно в лицо капиталистического мира. Что же делать? Звоню нашему послу Первухину, прошу его взять карту Берлина, изучить ее и отметить, как конкретно проходит граница между ГДР и Западным Берлином, после чего прислать мне, соблюдая строгую секретность. И вот получил я карту (в то время я отдыхал на Кавказе), но малопонятную. Пришлось просить другую, у наших военных, подготовленную в штабе советских войск в Берлине, с приложением мнения Ульбрихта. Ульбрихт полностью согласился с идеей прочного размежевания двух Берлинов и обрадовался ей. Я уже рассказывал об этом раньше, когда говорил о встрече с президентом Кеннеди в Вене.

Затем я уточнил места, где можно будет установить контрольные ворота, и вызвал к себе на юг специалистов из Министерства иностранных дел. Я нередко приглашал к себе во время отдыха различных специалистов, когда нужно было обменяться мнениями по каким-то вопросам или подготовить документы. Пригласил, в частности, Громыко и его заместителя, который вел дела по Германии. Им был тогда Семенов[147]. Он хорошо разбирался в тамошней ситуации. Разработали мы необходимые предложения, и я вернулся в Москву. Потом мы их обсудили на закрытом заседании Президиума ЦК КПСС. Иных мнений не возникло, поскольку к тому времени из ГДР ушла в ФРГ масса народу, около миллиона, если не больше. Очень чувствительны были потери. Ушли, как говорится, самые сливки. Старики и неквалифицированные рабочие не уходили никуда. Я не говорю о коммунистах. У них главной была идейная сторона. Я говорю о людях, которые принимали решение не на основе своего политического умозрения, а основываясь на экономических выгодах сегодняшнего дня. А таких людей было немало. К сожалению, немало их и сейчас. Даже в Советском Союзе такие люди сейчас бы тоже нашлись.

В августе 1961 года на совещании секретарей ЦК братских коммунистических партий и председателей Советов Министров стран – участниц Варшавского договора в Москве мы изложили проблему, как понимали ее. Все согласились с нами и высказали восторженную уверенность в том, что мы успешно проведем мероприятие, а западные страны проглотят этого ежа, хотя мы явно шли на нарушение порядков, установленных Потсдамскими соглашениями. Но имелась и аргументация, которая давала нам право рассчитывать на понимание наших действий широкими кругами западной общественности: наши действия производились в интересах укрепления мира, они не нарушали создавшихся границ, военные лица западных держав сохраняли право проезда через контрольные ворота на территорию ГДР и в восточный сектор Берлина. Только перемещения гражданского населения отныне контролировались по нашему и ГДР усмотрению. Однако в соответствующих параграфах Потсдамских соглашений не упоминалось о гражданском населении и говорилось лишь о правах держав-победительниц, а этих прав мы не нарушали. Разрешение перехода границы населению ГДР и Западного Берлина есть составная часть государственного суверенитета и требует рассмотрения обычным путем, как принято в мировой дипломатической практике. Мы и тут ничего нового не внесли, а только распространили это на ГДР. Западные страны ее еще официально не признали, хотя и вели с ней торговлю уже много лет. Поэтому мы полагали, что все у нас пройдет гладко. Возможно обострение, но до военного конфликта не дойдет.