Алексей Кофанов - Россия. Путь к Победе. Горбачев–Ельцин–Путин–? Страница 5

Западные же элиты цеплялись за настоящее, в котором преуспели. «Остановись, мгновенье, ты прекрасно…» Будущее страшило их, грозя отнять хапнутое. Поэтому в СССР они чуяли еще и метафизического врага.

Диссиденты

Изнутри страну разъедали диссиденты.

Это мерзкое слово вылезло из латинского «dissideo», что означает «быть вдали», «не соглашаться», «отличаться», «бунтовать»[37]. Все смыслы верны, особенно первый. Потому что эти господа русскими, тутошними себя не считали; смотрели на Россию со стороны и (как им казалось) свысока. Чужаки, короче.

Они выискивали недостатки страны. Идейки им подсовывали агенты вражьих служб; свинья грязь всегда найдет. Из этого стряпались книги, их легально выпускал тамиздат (на Западе) и подпольно — самиздат (перепечатанные на машинке листы, которыми зачитывалась интеллигенция).

Мягко скажем, не восхищенный советским строем — но умный — Варлам Шаламов писал в 1971 году (не для печати): «Самиздат, этот призрак, опаснейший среди призраков, отравленное оружие борьбы двух разведок, где человеческая жизнь стоит не больше, чем в битве за Берлин»[38]. Понимал, что творится…

Активных диссидентов было немного, но в рот им глядели все так называемые «шестидесятники». Диссиденты стали эпицентром смутно недовольной интеллигенции.

Чего ей не хватало? Адреналина. Бои утихли, быт спокойный, даже Гагарин слетал. Что дальше? Хотелось «стрессов и страстей». Читая по ночам самиздатовскую макулатуру и слушая «голоса», эти вроде бы взрослые люди воображали себя подпольщиками, бойцами. Вот и адреналин.

Диссиденты делились на три группы:

1) либералы;

2) коммунисты (критиковавшие власть за «отход от чистого марксизма»);

3) патриоты (русские националисты, православные, монархисты и т. д.).

К первым относились Е. Боннэр (и А. Сахаров при ней), В. Новодворская и прочие одиозные персоны. Меж первыми и третьими лавировал А. Солженицын.

Ко вторым — Рой Медведев, П. Григоренко, П. Якир, П. Литвинов[39], Н. Горбаневская и др.

К третьим — И. Шафаревич, Л. Бородин; примыкали писатели-«деревенщики» Ф. Абрамов, В. Белов, В. Распутин, В. Шукшин.

Либералы и марксисты (они же троцкисты) — едина суть. Пока не разбираю тонкости их вероучений, скажу главное: тем и другим плевать на Россию. Они используют ее для своих целей. Если вымрут все русские, они и не заметят. Или отпразднуют.

Сейчас раскрою две тайны. Знать их крайне важно, но большинство об этом даже не догадывается.

Первая тайна. Наши коммунисты всегда делились надвое. Условно — сталинцы и троцкисты. Или: патриоты и космополиты. Или: русские и российские.

Цель сталинцев — благо России. Марксизм сам по себе им не нужен; но они помнят, что в советский период страна жила несравненно справедливее, добрее, славнее, чем при «либеральной демократии». Ее было за что уважать.

А троцкисты[40] — фарисеи Маркса. Толкуют, как раввины, его труды. Веруют в святую богодухновенность догматов, хоть давно ясно, что они врут. Смотрите: пролетариата в точном смысле слова нет (да и был ли?); диктатура оного невозможна в принципе; «отмирание государства» — бред; революция миновала развитые капиталистические страны, зато грянула в аграрной России; жизнью общества управляют вовсе не «производственные отношения», а потоки ростовщических финансов — производство тут вообще ни при чем…

Маркс писал фэнтези. Причем не сдуру, а по заданию тех же либералов: переводил гнев угнетенных на ложную цель.

А на Россию марксистам-троцкистам-космополитам не просто плевать — они ее ненавидят. Как и завещали их вожди, «ненависть к русским есть первая революционная страсть немцев»[41].

Наши коммунисты делятся на эти две группы с самого основания РСДРП. Бумаги деление не фиксируют, оно проходит в сердцах.

Вторая тайна. Советский Союз построил Сталин, который марксистом лишь притворялся. Наше мироощущение, социальная структура, тип хозяйства 1930 — 1950-х годов не имели к марксизму никакого отношения. Материальная реальность страны жила по иным законам — по сталинским.

Однако марксизм пришлось сохранить в роли религии, она же идеология. Сталин-то знал, что без духовной основы русские жить не могут! Православие себя исчерпало (на тот момент), и единственной религией оставался марксизм. Без него мы не вынесли бы Великую Войну.

И вот поздний Союз уперся в проблему: реально марксизма нет, но вся идеология выстроена на нем, мышление образованных людей заточено под Маркса (истмат, диамат, научный коммунизм). А хуже всего: даже сталинцы не знали, что их кумир лишь притворялся марксистом! То есть и они искали выход у парочки импортных бородачей…

В итоге все коммунисты видели расхождение теории и практики. И чудовищно ошиблись. В подкорке засела фразочка «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно». Фраза зомбировала, создавала нехитрую схемку: теория априори верна — значит, практика ее искажает. Вывод: надо подогнать строй под теорию. Значит, строй надо ломать (ранний Горбачев называл это «Больше социализма!»).

А ведь все было наоборот: прекрасно работающее сталинское государство (да, с некоторыми недочетами) — и никуда не годная теория.

По-хорошему, следовало отбросить марксизм, создать научную теорию сталинизма — и на этой базе исправить ошибки позднего Союза. Это спасло бы страну. И было исполнимо, если бы Хрущев не оклеветал Сталина. Всего за несколько лет он ухитрился вылить на своего великого предшественника столько дерьма, что до сих пор ни о каком научном сталинизме и речи быть не может. Слово «сталинизм» Хрущев сделал бранным.

А ведь суть сталинского правления вовсе не в «репрессиях» (избавивших страну от злейших врагов) и не в «тоталитаризме» (которого вообще никогда не было). Беспощадность к врагу временна, вынужденна, пока враг лютует. А постоянная, глубинная основа сталинизма — это антипаразитская экономика, социальная справедливость, здоровая целеустремленность людей. Вот это и стало ускользать при Брежневе.

Следовало проанализировать суть сталинизма и вернуться к нему. Но никто не был к этому готов.

И получилось, что все мыслящие коммунисты хотели разрушения Союза.

«Патриотическое» крыло казалось «голосом русского народа», своими, не диссидентами вовсе. Они изо всех сил создавали такое впечатление. Но цель имели ту же: убить СССР. И их лозунг «Спасем Россию от коммунистов» дословно повторял геббельсовскую пропаганду…

А писатели-«деревенщики», надеюсь, искренне болели за страну, но в итоге тоже нагнетали недовольство советской действительностью, работали на врага.

Три ветви диссидентов поджигали Россию с трех сторон.

1968-й

Особенно активизировались они после Пражской весны — беспорядков в Чехословакии в августе 1968 года. Что это было?

— Сопротивление милых чехов злому тоталитаризму!

Не совсем так… Обсудим в третьей части.

Пока интереснее другое.

В 1968-м бунтовали все. Взбесилась молодежь по всему миру, ей вдруг расхотелось подчиняться кому бы то ни было. Причем капиталистам противились гораздо активнее, чем коммунистам.

Самые заметные события года — «студенческие революции» в Нью-Йорке и Париже. Они бушевали почти одновременно, в мае (задолго до Пражской весны, которая не совсем по-весеннему произошла в августе).

Нью-йоркские студенты захватили университет, и целый месяц полиция их оттуда выкуривала. А парижане тоже дрались с полицией, что переросло аж во всеобщую забастовку и в отставку президента де Голля — чуть не единственного француза, который реально сопротивлялся гитлеровцам.

Интересно, что французская экономика была тогда на подъеме, как и российская в 1905-м и 1917-м. Революции в такие моменты обычно и возникают, какие бы сказки ни рассказывал нам Маркс…

68-й год — тема сложная, ее копать и копать.

Повторю: бушевали капстраны, Прагу лишь отголосочек затронул. Американский президент Линдон Джонсон даже заподозрил «руку Москвы», но ЦРУ связи бунтарей с Кремлем не выявило[42].

Запомним: мир громыхал, но правительства к этому непричастны. Они ничего не организовывали. И им ничто не грозило.

Историк А. Тарасов подтверждает: «1968 год показал, что все эти «молодежные революции», «студенческие революции», «антиавторитарные революции», «сексуальные революции», «психоделические революции», «рок-революции», «революции цветов», «революции воображения», «революции Иисуса» и т. д., и т. п. совершенно не опасны для Системы. Все, что не лишает правящие классы собственности на средства производства и власти, не страшно современному капитализму»[43].