Говард Зинн - Американская империя. С 1492 года до наших дней Страница 6

За английским вторжением в Северную Америку, кровавыми расправами с туземцами, мошенничеством и жестокостями стояла мощнейшая движущая сила, рожденная в цивилизациях, основанных на частной собственности. С точки зрения морали эта сила была неоднозначной: потребность в пространстве, в земле действительно насущна для человека. Но в условиях нужды, в варварскую эпоху истории, когда правила конкуренция, эта человеческая потребность трансформировалась в убийство целых народов. Роджер Уильямс назвал это развращенной потребностью в громадных угодьях и землях, расположенных в диких местах, после великой суеты, грез и призраков исчезающей жизни, как если бы люди так же сильно стремились приобрести обширнейшие территории и подвергались ради этого опасности, подобно несчастным, голодным и томимым жаждой морякам, вернувшимся из долгого плавания, сопряженного с болезнями, штормами и нехваткой съестных припасов. Это – одно из божеств Новой Англии, которое сокрушит и заморит голодом живой и всевышний Господь.

Были ли все это кровопролитие и обман, начатые Колумбом и продолженные Кортесом, Писарро и пуританами, необходимостью для человеческой расы на ее пути от варварства к цивилизации? Был ли прав С. Морисон, запрятавший историю геноцида в недра более важной истории прогресса человечества? Возможно, здесь стоит привести убедительный аргумент – подобный тому, который был приведен И. В. Сталиным, уничтожавшим крестьян во имя индустриализации в Советском Союзе, или У. Черчиллем, объяснявшим необходимость бомбардировок Дрездена и Гамбурга, либо Г. Трумэном, оправдывавшим Хиросиму. Но каким образом можно давать оценки, если сопоставить выгоду и потери невозможно, так как последние или не упоминаются вообще, или упоминаются вскользь?

Просто оправдание («К сожалению, так случилось, но мы должны были так поступить») может быть приемлемым для средних и высших классов стран-завоевателей и «развитых» государств. Но приемлемо ли оно для бедняков Азии, Африки и Латинской Америки, узников советского ГУЛАГа, чернокожих жителей городских гетто, индейцев в резервациях – для жертв того самого прогресса, который во всем мире принес выгоду лишь привилегированному меньшинству? Было ли это приемлемо (или просто неизбежно?) для американских шахтеров и железнодорожников, фабричных рабочих, мужчин и женщин, сотнями тысяч умиравших вследствие несчастных случаев или болезней там, где они – жертвы прогресса – жили или трудились? И не должно ли само упомянутое меньшинство пересмотреть с тем же практицизмом, который не может быть уничтожен даже особым положением, свое отношение к ценности собственных привилегий в тот момент, когда им угрожают принесенные в жертву озлобленные люди и эти угрозы выражаются в организованном восстании или стихийном бунте либо просто в отдельных жестоких проявлениях отчаяния, заклейменных законом и государством как преступления?

Если и есть необходимость жертвоприношения во имя прогресса человечества, то разве не очевидно, что необходимо следовать принципу, согласно которому те, кем предстоит пожертвовать, должны принимать решение? Каждый может отказаться от того, чем он обладает, но разве мы имеем право бросать в погребальный костер чужих детей или даже наших собственных во имя некоего прогресса, который не столь очевиден, как болезнь или здоровье, жизнь или смерть?

Что получил народ Испании от всех этих смертей и жестокости, обрушившихся на американских индейцев? В течение непродолжительного периода таким приобретением была слава Испанской империи в Западном полушарии. X. Конинг пишет в книге «Колумб. Его дело»: «Все украденное и доставленное в Испанию золото и серебро не сделало испанский народ богаче. Оно позволило королям получить на время преимущество в существующей расстановке сил, дало возможность привлечь больше наемников для своих войн. Кончили они тем, что все равно проиграли эти войны, и остались лишь беспощадная инфляция, голодающее население, богатые, ставшие еще богаче, бедные, ставшие еще беднее, и уничтоженный класс крестьянства».

И кроме всего прочего, насколько вообще мы уверены в том, что все уничтоженное было менее ценным, чем то, что пришло на смену? Кто были те люди, которые выходили на берег и плыли к кораблям Христофора Колумба, чтобы принести ему и его команде дары? кто наблюдал за Эрнаном Кортесом и Франсиско Писарро, проходящими по их землям? кто следил из лесов за первыми белыми поселенцами в Виргинии и Массачусетсе?

Колумб назвал их индейцами, так как просчитался относительно размеров Земли. В данной книге мы называем этих людей так же, но с некоторой неохотой, потому что слишком часто случается, что народ продолжает носить имя, данное ему завоевателями.

И тем не менее есть некоторые основания согласиться с тем, чтобы называть их индейцами, поскольку они действительно пришли, возможно 25 тыс. лет назад, из Азии на Аляску по перешейку, исчезнувшему позднее под водой Берингова пролива. Затем в поисках тепла и земель они переместились южнее, и путь, длившийся тысячи лет, привел их сначала в Северную, а потом в Центральную и Южную Америку. В Никарагуа, Бразилии и Эквадоре до сих пор обнаруживают окаменевшие отпечатки следов этих людей рядом с рисунками бизонов, исчезнувших около 5 тыс. лет назад; таким образом, уже тогда они должны были достичь Южной Америки.

Во времена Колумба численность людей, рассеянных по огромной территории американского континента, составляла около 75 млн. человек, из которых 25 млн, возможно, жили в Северной Америке. Благодаря специфическим особенностям почв и климата, они создали сотни самобытных племенных культур и около 2 тыс. языков и наречий. Эти люди достигли совершенства в архитектуре и научились выращивать маис (кукурузу), который не растет сам по себе и который нужно высаживать, культивировать, удобрять, собирать, очищать. Туземцы искусно выращивали разнообразные овощи и фрукты, а также земляные орехи, какао, табак и каучук.

Живя обособленно, индейцы были вовлечены в великую сельскохозяйственную революцию одновременно с другими народами в Азии, Европе, Африке.

В то время как многие племена оставались кочующими охотниками и собирателями, объединенными в странствующие эгалитарные общины, другие начинали жить более оседлыми сообществами, где было больше пищи и населения, сильнее проявлялось разделение труда между женщинами и мужчинами, оставалось больше излишков продуктов питания для вождей и жрецов, больше времени на творчество и социальную деятельность, на постройку жилищ. Примерно за тысячу лет до Рождества Христова, когда сопоставимые сооружения воздвигались в Египте и Месопотамии, на территории современного штата Нью-Мексико индейцы зуньи и хопи начали строить для защиты от врагов деревни, расположенные среди скал и состоящие из крупных многоуровневых построек с сотнями комнат. Еще до прибытия европейцев туземцы использовали оросительные каналы, дамбы, умели делать керамику, плели корзины и изготовляли одежду из хлопка.

Ко временам Иисуса Христа и Юлия Цезаря в долине реки Огайо развивалась культура так называемых строителей маундов (курганов). Эти индейцы создавали тысячи невероятных земляных скульптур – громадных людей, птиц или змей, иногда как погребальные курганы, в иных случаях как фортификационные сооружения. Один из таких маундов достигал в длину 3,5 мили, а в окружности – 100 акров. Представляется, что строители маундов участвовали в сложной системе обмена украшениями и оружием, в которую были вовлечены обитатели районов Великих озер, Дальнего Запада, побережья Мексиканского залива.

Примерно в 500 г. н. э., в то время, когда культура строителей маундов в долине реки Огайо начала приходить в упадок, западнее – в долине реки Миссисипи, там, где сейчас находится город Сент-Луис, – стала развиваться другая культура. Ее представители успешно занимались сельским хозяйством, построили тысячи деревень. Вблизи крупного индейского города, в котором могло проживать до 30 тыс. человек, они тоже строили огромные земляные погребальные и ритуальные курганы. Самый высокий из них достигал 100 футов, а его прямоугольное основание оказалось больше, чем у пирамиды Хеопса в Египте. В городе, известном под названием Кахокиа, жили ремесленники, изготавливавшие инструменты, кожевники, гончары, ювелиры, ткачи, производители соли, граверы по меди и великолепные мастера по керамике. Одно погребальное покрывало было сделано из 12 тыс. ракушек.

На землях от горного массива Адирондак до Великих озер, там, где сейчас находятся Пенсильвания и северная часть штата Нью-Йорк, жили самые могущественные из северо-восточных племен – представители Конфедерации ирокезов, в состав которой входили племена: могауки («народ Кремня»), онейда («народ Гранита»), онондага («народ Горы»), кайюги («народ Причала») и сенека («народ Великих холмов») – тысячи людей, объединенных общим ирокезским языком.