Георгий Вачнадзе - Секреты прессы при Гобачеве и Ельцине Страница 6

— Добавлю, к примеру, что в США на душу населения ее потребляется около 300 килограммов, в маленькой Финляндии — примерно 250, а у нас — 37! Нам надо подняться хотя бы до уровня 150 килограммов. Совмин России обсуждал проблему увядающей отрасли. Ведь более 85 % бумаги производит именно РСФСР. Создана комиссия, которая разработает государственную программу подъема бумагоделательного производства. Гиганты нам не нужны. Будут строиться средние комбинаты, создаваться совместные предприятия, поставляться оборудование для действующих.

На это, видимо, уйдет лет десять. А издания растут, как грибы, образуются новые партии, и все требуют: дай!

Страна в прошлом году произвела всего 6,3 миллиона тонн бумаги — тарный картон не в счет. И при нашей-то нищете мы ухитряемся 335 тысяч тонн экспортировать, 280 тысяч тонн забирает ЦК КПСС для печатания книг и журналов и более 250 — для газет. А всем издательствам России, подведомственным нашему министерству, дается всего-навсего 165 тысяч тонн! На сессию Верховного Совета мы предложили вынести такой проект постановления: вся бумага, произведенная на территории России (а в минувшем году это 5,4 миллиона тонн), должна Россией же и распределяться. Мы должны стать фондодержателями бумаги и справедливо и гласно ее распределять — с участием общественности, творческих союзов, с учетом потребностей разных партий.

Значит, российская монополия даст России бумагу, а государственная монополия на издание безгонорарных книг даст отечеству деньги. Куда они пойдут?

Об учебниках, детских книгах мы уже говорили. Но есть и еще множество других проблем. Мы дотируем 115 нерентабельных газет, которые выходят в провинции. Будем продолжать делать это и впредь, но при одном условии: это должны быть издания Советов. Свои предложения мы изложим российскому Совмину. Финансировать издания, совместные с КПСС, мы не настроены.

Но у правящей партии достаточно средств, чтобы заполнить рынок своими периодическими изданиями…

Мы предложили, чтобы в России любая партия, включая КПСС, могла иметь не более 30 процентов средств массовой информации. Сейчас, к примеру, компартия владеет более чем 5 процентами их.

А разве нельзя схитрить — закрыть мелкие издания и оставить крупные?

Есть два простых показателя — количество учредителей и тираж более 100 тысяч экземпляров. Это надежный контроль.

А рычаги?

Бумага и российский банк. Если 30-процентная квота превышена, банк просто арестует счет.

Но не сведет ли все к известному принципу — отнять и разделить, хотя и справедливее, чем раньше?

Нет, разумеется. Министерство создает свои коммерческие банки, которые будут давать кредиты незвисимым советским изданиям. Только так можно защитить культурные и нравственные ценности в России.

Но деньги надо и зарабатывать.

На днях Минфин РСФСР зарегистрировал акционерное общество „Российский дом“. В числе его учредителей — наше министерство. Будем зарабатывать.

Ну хорошо, с книгами, газетами кое-что ясно. А как насчет организации массовой информации? Это тоже забота вашего министерства. Скажем, будет ли Российское телеграфное агентство?

От этой идеи мы отказались. Зачем копировать громоздкую структуру ТАСС?

В России много независимых информационных агентств, заметки которых, кстати, печатают и „Московские новости“. На их базе планируем создать в Москве центр.

По договоренности с агентствами мы будем сводить воедино их информацию и распространять ее.

А собственная российская периодика?

Собираемся выпускать две ежедневные газеты и два еженедельника, 8 журналов.

Увидим ли мы передачи российского телевидения?

Да, в составе министерства создается Всероссийская государственная телевизионная и радиовещательная компания. Часть имущества мы намерены получить от Центрального телевидения, но подписали и с инофирмами протокол о намерениях — будем создавать коммерческое телевидение, строить свои телестудии.».

Российский министр печати М. Полторанин за два первых месяца работы на своем новом посту уже вошел в историю советской прессы, да и просто в историю, на практике воплотив самые большие надежды тех, кто приветствовал принятие в СССР Закона о печати. Ведь как у нас при перестройке получалось? Принимались парламентом СССР законы куцые или даже неплохие, но судьба их зачастую оказывалась одинаковой; самые лучшие, демократические законы блокируются аппаратом, не желающим отдавать хоть частичку своих полномочий. Отрадно, что в конце 1990 года, на шестом году перестройки, республиканский министр печати оказался сильнее, чем Государственный комитет по печати СССР вкупе со всеми идеологическими звеньями Московского горкома КПСС, Российской коммунистической партии во главе с И. Полозковым, ЦК КПСС и родственных ему организаций в лице КГБ, Союза писателей и ЦК ВЛКСМ. Соответственно все вышеназванные структуры партийной власти вкупе с высшим генералитетом возненавидели Полторанина люто и пинали его на страницах подчиненной им прессы и по программе «Время» не меньше, чем Ельцина.

М. Полторанин — журналист высшей квалификации, был обозревателем в газетах «Правда» и в Агентстве печати «Новости», руководил газетой «Московская правда» и правлением Московской городской организации Союза журналистов СССР. От Союза журналистов был избран в народные депутаты СССР и, как законодатель, в течение года работал над Законом о печати. Потом в качестве министра он претворял его в жизнь. Если бы так случалось всегда, законы наши, безусловно, были бы мудрее. Задача сложная: министерству предстояло закладывать фундамент четвертой власти — власти общественного мнения, выраженного независимыми средствами массовой информации.

Итак, портфель министра информации России получил человек компетентный и смелый. И заместителей взял себе подстать. Один из них, Михаил Федотов, так рассказывал о себе журналисту газеты «Карьера» (№ 5, март 1991), органу Московского союза журналистов:

«Когда я поступил в Московский университет, то уже на втором курсе был изгнан с дневного отделения за участие, как теперь говорят, в правозащитном движении. Шел как раз 1967 год. И я ушел работать в газету „Вечерняя Москва“. И вот, понюхав, чем пахнет журналистский хлеб, я написал курсовую работу „Ленин о свободе печати“. Было это на втором курсе юридического факультета МГУ. И больше никогда от этой темы я не отходил. Что меня особенно поразило? Кардинальное изменение взглядов вождя. До революции он был действительно певцом свободы печати. После революции он стал гонителем свободы печати. Вот эта проблема меня особенно волновала, поскольку я продолжал работать в газетах. И а аспирантуру, куда меня рекомендовал ученый совет (и грешно было этим не воспользоваться), я пришел фактически с этой же темой: „Свобода печати — конституционное право каждого“. Потом были статьи, книги. В 1989 году — докторская диссертация „Средства массовой информации как институт социалистической демократии“. Все эти годы, вернее десятилетия, я занимался этой проблемой. Если хотите, идея фикс. Я поставил целью своей жизни сделать все, чтобы в нашей несчастной стране была свобода печати.

— И какой же результат ваших многолетних усилий?

Вот эта маленькая книжечка. „Закон о печати и других средствах массовой информации“ — инициативный авторский проект, в подготовке которого, кроме меня, приняли участие мои друзья и коллеги Юрий Батурин и Владимир Энтин. Никто не заключал с нами издательского договора, не было и как сейчас модно говорить, социального заказа. Была гражданская потребность сказать то, что мы считали необходимым. Ибо Володя много лет занимался этими проблемами применительно к капиталистическим странам. Юра Батурин работал над проблемами информационного обмена в международных отношениях, проблемами гласности.

Значит, этот проект вы считаете одним из важнейших своих жизненных и научных результатов?

Конечно. И я хочу рассказать, как мы за него боролись, как мы на него работали. Сначала мы написали этот проект, потом издали его за свой собственный счет — 5000 экземпляров, а потом мы его физически, буквально физически внесли в Верховный Совет СССР.

А что понимать под вашими словами: „физически внесли“?

У нас были пропуска на заседания Первого съезда Верховного Совета СССР.

И каждый раз, когда мы шли на съезд, мы распихивали по карманам до ста экземпляров проекта. А вечерами мы приходили к депутатам в гостиницу и приносили туда пачки с проектами для раздачи по делегациям. И ни один экземпляр, хотя стоит цена 30 копеек, продан не был. Все было раздарено. Сейчас у нас уже осталось очень мало экземпляров, но мы продолжаем действовать по этому же принципу. Мы через „Литературку“ еще раньше заявили, что ни один экземпляр не будет продан. И не был. Мы раздавали депутатам наш проект, убеждали их в правильности нашей позиции и находили многих сторонников. Это тоже имеет значение. Много экземпляров ушло за рубеж.