Александр Орлов - За кулисами второго фронта Страница 6

Вот так, без выстрела, покорилась фашистам и их пособникам одна из наиболее индустриально развитых стран Европы, преданная своим правительством и западными союзниками.

А ведь Чехословакия была, несомненно, сильна, и помощь СССР еще более усилила бы ее. В сентябре 1938 г. чехословацкая армия имела в строю 2 миллиона солдат и офицеров— 45 дивизий, 1582 самолета, 469 танков, 5700 артиллерийских орудий. Моральный дух войск, как и всего народа, был безупречным. Когда 23 сентября в 22 часа была объявлена мобилизация, резервисты тут же кинулись к местам сбора. За сутки на призывные пункты явились 1250 тысяч человек, а к исходу 24 сентября против германских агрессоров могла выступить армия численностью уже 1,5 миллиона человек, обладавшая не только первоклассным для того времени вооружением, но и волей к сопротивлению. Мобилизация, проводимая строго по плану, завершилась 29 сентября. Войска заняли приграничные укрепрайоны в готовности к действию. Но приказа, которого они ждали, так и не последовало.

Анализ фактов показывает, что германское превосходство в силах было тогда минимальным. Вермахт (2,2 миллиона человек) в то время имел 47 дивизий, 2500 самолетов и 720 танков.

Фактор внезапности нападения отсутствовал: Чехословакия была готова, силы ее мобилизованы. Оборудованный по последнему слову техники, занятый войсками оборонительный рубеж не уступал по своей оснащенности линии Мажино. Против его тяжелых фортов были бессильны даже 210-мм орудия. Чехословацкая авиация в считанные минуты могла подвергнуть опустошительным бомбардировкам германские химические заводы около границы и нанести противнику значительный ущерб.

Немецкий генералитет все это знал и учитывал. Знал он и другое. В спецзаписке, поданной в дни чехословацкого кризиса в имперскую канцелярию, видные немецкие военачальники сообщали, что моральное состояние населения Германии таково, что не позволит ей выдержать длительную войну, а низкая дисциплина в войсках вермахта вынуждает командование часто закрывать глаза на серьезные проступки. Затем, линия Зигфрида — оборонительные рубежи Германии на Западе — строится в спешке, нет укреплений в районах Ахена и Саарбрюккена, что облегчает ее прорыв. И далее: для доведения армии до штатов военного времени не хватает 48 тысяч офицеров и 100 тысяч унтер-офицеров— в случае мобилизации 18 дивизий окажутся без младшего командного состава. Кроме того, Германии необходимы войска прикрытия на границах с Польшей и Францией, на побережьях Балтийского и Северного морей, а также не менее 250 тысяч солдат в Австрии, чтобы предотвратить антигерманские восстания в случае прорыва и наступления там чехословаков. В отношении чехословацкой армии немецкими генералами был повторен вывод, сделанный еще весной: даже без союзников она может продержаться три месяца. Однако, если военные действия начнутся, Чехословакии будут помогать.

Все эти предупреждения были разумны и основательны. Гитлер впоследствии говорил:

«Когда после Мюнхена мы смогли исследовать военную мощь Чехословакии изнутри, то, что мы увидели, сильно нас потрясло: мы подвергали себя большой опасности. Чешские генералы подготовили серьезный план».

«Общее удивление вызвали чешские пограничные укрепления, — вспоминал бывший министр вооружения третьего рейха А. Шпеер. — При пробных выстрелах, к удивлению специалистов, выявилось, что оружие, которое должно было быть против них использовано, оказалось неэффективным. Бункеры были поражающе мощными, исключительно умело размещены, глубоко эшелонированы, при великолепном использовании характера местности. Их захват при решительной обороне стоил бы нам много крови».

В 1946 г. на Нюрнбергском процессе бывший начальник штаба верховного главнокомандования вермахта генерал-фельдмаршал В. Кейтель заявил:

«Я уверен в одном: если бы политическая обстановка не была благоприятной после Бад-Годесберга и Мюнхена, мы никогда бы не проникли в Чехословакию. Я твердо убежден в том, что если бы Даладье и Чемберлен заявили в Мюнхене: „Мы выступим“, — мы ни в коем случае не предприняли бы военных мер. Мы не могли этого сделать. Мы не имели средств для прорыва Богемской линии Мажино. У нас не было войск на западе».

Действительно, стянув крупные силы к границам Чехословакии, германское командование оставило на западе и юге страны лишь незначительное прикрытие из 12 дивизий. А по ту сторону франко-германской границы было сосредоточено 40 французских дивизий, которые, будь Франция верна своим союзническим обязательствам, могли нанести серьезное поражение вермахту. Но этого, увы, не произошло.

Готовность помочь Чехословакии выражал только СССР. В дни чехословацкого кризиса в западных приграничных округах нашей страны в боевую готовность были приведены танковый корпус, 30 стрелковых и 10 кавалерийских дивизий, 7 танковых, мотострелковая и 12 авиационных бригад, 7 укрепленных районов, а в системе противовоздушной обороны — 2 корпуса, дивизия, 2 бригады, 16 полков, 4 зенитные артиллерийские бригады и 15 зенитных артиллерийских полков, части боевого тылового обеспечения. Для переброски в Чехословакию было подготовлено 548 самолетов, из них — 246 бомбардировщиков СБ и 302 истребителя И-16.

Но обращения за помощью от правительства Чехословакии так и не последовало. Что же, боевые возможности Красной Армии были невысокими? Такая мысль на Западе неоднократно высказывалась на том основании, что сталинские репрессии, «обезглавив» армию, снизили ее боеспособность. Так, французский генеральный штаб сомневался в наступательных способностях наших войск, считая, как и раньше, что они подготовлены только к оборонительной войне.

Однако военный атташе США в Москве полковник Ф. Феймонвиль — человек несомненно осведомленный — в сентябре 1938 г. отмечал, что военная промышленность русских способна «в случае войны дать Вооруженным Силам Советского Союза все необходимое».

Действительно, Красная Армия была организована и оснащена не хуже других армий того времени и в случае необходимости она, конечно, оказала бы Чехословакии немалую помощь, тем более что и вермахт в 1938 г., как признавали немецкие генералы, не был еще подготовлен к войне.

Но был один фактор, который мог весьма ограничить возможности советской помощи. Военные приготовления СССР на своей территории могли не принести реальной пользы чехословакам, поскольку он не имел общих границ с ЧСР, а на пропуск советских войск требовалось согласие правительств Польши и Румынии. Это обстоятельство не являлось, однако, непреодолимым препятствием. Черчилль, оценивая возможности советской помощи Чехословакии, писал:

«…согласие Румынии, а также, в меньшей степени, Венгрии на пропуск русских войск было, конечно, необходимо. Такого согласия вполне можно было бы добиться, по крайней мере от Румынии, как указывал мне Майский, с помощью нажима и гарантий великого союза под эгидой Лиги Наций. Из России в Чехословакию через Карпаты вели две железные дороги: северная — от Черновиц через Буковину и южная — по венгерской территории, через Дебрецен. Одни эти железные дороги… вполне могли бы обеспечить снабжение русской армии в 30 дивизий».

Такое соглашение в период мюнхенского кризиса и было достигнуто 9— 13 сентября в результате переговоров Литвинова с министром иностранных дел Румынии Комненом.

Румыния дала согласие на пропуск советских войск через свою территорию с 24—25 сентября, но с ограничениями: в течение 6 дней разрешалось пропустить 100-тысячную армию. Но транспортная сеть в Румынии и ее состояние в то время делали пропуск такого количества войск в столь ограниченные сроки весьма трудно разрешимой задачей. Еще раньше, в августе, румынское правительство через французского посла в Бухаресте дало понять, что «закроет глаза на пролет советских самолетов на высоте 3000 метров и выше, поскольку эта высота практически недосягаема для румынской зенитной артиллерии».

Таким образом, возможность оказания помощи Чехословакии при известных условиях имелась.

Предотвратить катастрофу Чехословакии можно было бы благодаря сплоченности антифашистских государств. Для этого западным державам надо было лишь поддержать советскую идею коллективной безопасности, чего как раз и не хотели правящие круги Англии и Франции. Вспоминая дни Мюнхена, Даладье вспоминал в 1963 г., что «идеологические соображения часто заслоняли стратегические императивы».

Англо-французские «миротворцы» изображали мюнхенское соглашение как «шаг в направлении обеспечения мира». «Друзья мои! — воскликнул Чемберлен по возвращении в Лондон, обращаясь к толпе, заполнившей улицу перед его резиденцией. — Сюда, на Даунинг-стрит, из Германии прибывает почетный мир. Я верю, что мы будем жить в мире».

На самом деле, обстановка в Европе была отнюдь не радужной. 29 сентября на бывшей австро-венгерской границе Гитлер встретился с Муссолини.