Александр Елисеев - Разгадка 1937 года. Преступление века или спасение страны? Страница 69

Обычно военные руководители после парада оставались еще и на праздничную демонстрацию трудящихся. Так делал и Тухачевский. Но на этот раз он, дождавшись конца парада, спустился с мавзолея и отправился прочь от него.

В. Кривицкий, принимавший участие в майских торжествах в качестве почетного гостя, рассказывает о том, что спецотдел НКВД готовился к 1 мая в течение двух недель, забросив все другие дела. На торжествах присутствовало невиданное количество чекистов, одетых в штатское.

Переворот не удался, однако заговорщики остались на свободе — временно. Сталин хотел собрать как можно больше доказательств в пользу заговора и тем самым оглоушить руководство всех уровней, сделать его более податливым. К тому же решительные действия, предпринятые в самом начале мая, могли окончиться вооруженными столкновениями — со всеми вытекающими последствиями. Слишком сильны были мятежные генералы. И есть все основания считать, что они готовили еще одну попытку переворота, желая использовать для этого большие маневры РККА, намеченные на 12 мая. Сталин добился отмены маневров, а самого Тухачевского переместил с должности заместителя наркома обороны. Это произошло 13 мая, когда Тухачевский получил новое назначение — на пост командующего Приволжским военным округом. Потом пришло время Якира, которого перевели в Ленинградский военный округ. Далее начались крупные посадки. Органы арестовывают бывшего начальника ПВО Медведева, Фельдмана, Корка. Все они быстро и оперативно дают показания на Тухачевского и многих других высших военных руководителей. Одновременно следователи трясут военных-троцкистов — Примакова и Путну. Они тоже показывают на Тухачевского. И вот, наконец, 22 мая арестовывают Тухачевского, 28 мая — Якира, а 29-го — Уборевича. 30 мая из Наркомата обороны изгоняют начальника Политуправления РККА Гамарника. На следующий день он кончает жизнь самоубийством.

Далее события развиваются стремительнейшим образом. Уже 12 июня, в течение одного дня, проходит закрытый процесс, на котором Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Фельдман, Эйдеман, Примаков и Путна были приговорены к смертной казни.

Сразу настораживает та быстрота, с которой были осуждены военные вожди. С Зиновьевым и Каменевым, Бухариным и Рыковым возились гораздо дольше. Складывается впечатление, что каждый день жизни военных заговорщиков представлялся Сталину очень и очень опасным. Почему? У мятежников явно были покровители в политическом руководстве страны. Они могли решительно выступить на июньском пленуме ЦК, добившись освобождения и реабилитации милитаристов. Тогда события пошли бы по самому опасному пути (вплоть до гражданской войны).

Кто же из партийного руководства мог быть заодно с Тухачевским? Мне представляется, что надо внимательно приглядеться к группе регионалов. Все они были недовольны апрельскими успехами Сталина. Но наиболее радикальная их часть отвергла путь аппаратного противоборства и решила пойти на государственный переворот.

Что говорит в пользу этого предположения? Прежде всего, отметим такое любопытное совпадение. В мае происходят аресты военачальников, и в мае же начинаются аресты секретарей крайкомов и обкомов. До этого их могли смещать и критиковать. Но арестовывать? Нет, это уже дело небывалое. И оно свершилось.

По решению ПБ от 13 мая был снят с занимаемой должности первый секретарь Свердловского обкома И. Д. Кабаков. Через три дня было дано разъяснение. Оказывается, Кабаков принадлежал к «контрреволюционному центру правых». Одновременно с ним были сняты Саркисов и А. Р. Вайнов, секретарь Ярославского обкома. Правда, против них пока еще не выдвигали никаких политических обвинений. Весьма возможно, что они просто стали жертвами той кадровой игры, которую Сталин вел с регионалами. А вот Кабаков, скорее всего, был как-то связан с военными заговорщиками, не случайно его сняли почти одновременно с перемещением на Волгу Тухачевского. Вряд ли бы Сталину тогда удалось передать дело в НКВД, не имей он твердых доказательств вины Кабакова. А так его сдали свои же. Военного переворота боялись почти все левые консерваторы. И не зря — авантюрист Тухачевский, ненавидящий партийные структуры, очень скоро устроил бы им «ночь длинных ножей». И поддержавшим его, и тем более не поддержавшим. Он не стал бы тянуть — как Сталин, терпеливо наставлявший «заблудших» олигархов.

Через месяц со своего поста слетел еще один региональный барон — Румянцев, бывший первым секретарем Западного (Смоленского) обкома. Он был обвинен в связях с «врагом народа Уборевичем». Связи в любом случае имели место быть — в то время Смоленская область входила в состав Белорусского военного округа.

Кого еще из регионалов можно считать запутанным в деле Тухачевского? Очевидно, Варейкиса. Он не побоялся позвонить Сталину с тем, чтобы выразить протест в связи с арестом «красного Бонапарта». Вообще, Варейкис дружил с Тухачевским еще с 1918 года, когда они вместе свергли мятежного главкома Муравьева, примыкавшего к левым эсерам. Однако Сталин простил Варейкису его дерзкий звонок. Наверное, его подкупила искренность человека, вступившегося за друга. Сталин такую прямоту ценил. К тому же тогда он просто не имел никаких других доказательств связи Варейкиса с заговорщиками.

Есть и еще кое-какие соображения по поводу возможных участников заговора, принадлежавших к партократии. Но о них мы поговорим чуть позже, когда речь зайдет об июньском пленуме. Пока рассмотрим такой вопрос — а не был ли связан с заговорщиками Лев Давидович Троцкий? Мы его уже успели маленько подзабыть, однако он такого отношения не заслуживает. Человечище был действительно матерый.

По официальной версии, троцкисты, само собой, были связаны с заговором. Но мы будем помнить, что официальные версии той поры являются амальгамами и в них надо скрупулезно отделять зерна от плевел. А это весьма трудно. Особенно в данном случае. Троцкий надежно законспирировал большинство своих контактов с СССР. И надо думать, что возможные связи с армией держались бы им в самом большом секрете. Ведь армия — это надежнейший путь к власти. Поэтому придется включить логику и соотнести одни известные и бесспорные факты с другими такими же фактами.

Вспомним, что сам Тухачевский пользовался некоторым расположением Троцкого, хотя между ними случались и трения. И тот и другой благоволили милитаризму. Одно время Троцкий выступал за милитаризацию профсоюзов и наяривал по части создания трудармий, бывших чем-то средним между казармой и концлагерем.

Демократом Троцкий стал, когда почувствовал, что его отсекают от руководства. Вот тут-то он и вспомнил про «внутрипартийную демократию». Она ему понадобилась, чтобы свободно оппонировать Сталину и другим противникам. А приди «демон революции» к власти, он бы такую «демократию» устроил, мало не показалось бы. По крайней мере, уже в эмиграции он вовсе не церемонился со своими соратниками по IV Интернационалу. Когда мексиканский троцкист Галисия потребовал свободы мнений внутри троцкистского Интернационала, сам Троцкий немедленно заявил о том, что это требование противоречит принципам централизма. Как только американские троцкисты предложили провести внутри движения референдум по вопросу о том, является ли СССР рабочим государством, как Троцкий взял и дезавуировал их предложение. А троцкистов Бэрнхэма и Шахтмана, усомнившихся в пролетарской природе СССР, Троцкий просто-напросто исключил из своего Интернационала. Так что демократ он был еще тот. Типа Ельцина.

Получается, что Троцкий и левые милитаристы были весьма близки друг к другу в идейном смысле. И «демон революции», и полководцы-заговорщики одинаково ценили милитаризм, мечтая использовать его для осуществления внешнеполитических авантюр революционного характера.

Еще в 1932 году Троцкий призвал к военному свержению сталинизма. Было бы наивно думать, чтобы такой опытный политик и убежденный борец не попытался бы выйти на связь с недовольными генералами. И столь наивным было полагать, что сами генералы-заговорщики отказались бы от поддержки Троцкого. Ведь в СССР их группировка была самой слабой. Да, конечно, армия — это сильный козырь. Но, во-первых, они ее полностью не контролировали. А во-вторых, власть в стране все же принадлежала политическим элитам.

Характерно и наличие в рядах тухачевцев Примакова и Путны, бывших активных троцкистов. Это навевает кое-какие интересные мысли.

Но более всего интересен «испанский след». По данным Кривицкого, Тухачевский был очень сильно недоволен политикой Сталина в Испании. Он считал, что СССР беспардонно вмешивается во внутренние дела испанцев, а сталинские агенты распоряжаются в Испании как в покоренной стране. На первый взгляд выглядит все это очень благородно. Не забыть бы только о том, что сам Тухачевский, как и Троцкий, мечтал о революционных завоевательных походах в другие страны. На самом же деле маршала волновало то, что сталинская агентура сдерживает чрезвычайно бурную активность испанских леваков, среди которых не последнюю роль играли троцкисты. Выше я уже отмечал, что сталинистская Компартия Испании (КПИ) получила из Москвы четкие инструкции — препятствовать развитию революции и опираться на самые широкие слои. В КПИ стали в массовом порядке вступать представители средних слоев. Вряд ли это было бы возможно, если бы сталинская агентура проводила репрессивную политику в отношении испанского народа. Нет, спецслужбисты из СССР преследовали именно крайне левых, особенно троцкистов и близких к ним. Вот это и тревожило Тухачевского. Он-то хотел сделать из Испании некую военно-революционную базу на Пиренеях. Но ведь того же самого хотел и Троцкий…