Алексей Кунгуров - Как делать революцию. Инструкции для любителей и профессионалов Страница 7

Впрочем, даже совместными усилиями армейского командования и либеральных думцев, представляющих интересы ущемленной буржуазии, свергнуть царя было затруднительно. Например, государь мог наотрез отказаться добровольно отрекаться, и объявить путчистов изменниками. Если после этого царя убить, он превратится в мученика, а заговорщики никогда не отмоются от этой крови. Именно поэтому первоначально генералы задумывали убить императора как бы руками террориста-одиночки или автономной группы офицеров-заговорщиков, формально не связанной с армейской верхушкой. Как вспоминали впоследствии Деникин и Врангель, генерал Крымов открыто предлагал им принять участие в цареубийстве во время смотра государем войск, намеченного на март 1917 г.

Однако потом было принято решение действовать более тонко. Вот как описывает новый план заговорщиков Сергей Миронин в статье «Кто ударил в спину России»: «В воспоминаниях Б. И. Николаевского можно прочесть еще об одном варианте заговора. Так, в феврале 1917 года в Петрограде на совещании лидеров Государственной Думы, на котором присутствовали генералы Рузский и Крымов, было принято следующее решение: в апреле, когда царь будет ехать из Ставки, задержать его в районе, контролируемом командующим фронтом Рузским, и заставить отречься. Между прочим, этот сценарий и был реализован, но в начале марта. Генералу Крымову отводилась в этом заговоре решающая роль, он был намечен в генерал-губернаторы Петрограда, чтобы подавить всякое сопротивление сторонников царя. По сведениям Соколова, во главе этого варианта заговора стояли Гучков и Родзянко, с ними был связан Родзянко-сын, офицер Преображенского полка, который создал целую организацию из военных, куда, по некоторым данным, входил даже великий князь Дмитрий Павлович».[8]

Миронин не пытается однозначно утверждать, что с путчистами был связан великий князь Дмитрий Павлович, но причиной изменения планов переворота могло стать только то, что к заговору присоединились члены императорской фамилии. Дело в том, что даже физическая ликвидация царя не приводила к падению царизма, ибо реальная власть была не у безвольного самодержца, а у государственного аппарата. Не царь правил Россией железной рукой, а многорукая и тысячеголовая бюрократия от имени царя. Особенностью российской бюрократии было то, что самый высший ее эшелон состоял из лиц императорской фамилии и их ставленников. В тот момент лишь интересы страны или групповые интересы клана могли сплотить бюрократическую элиту против царя. Первый мотив даже смешно рассматривать, ибо для этой братии интересы державы давно уже были пустым звуком. А вот интерес корыстный просматривается очень четко.

Все лица императорской фамилии, разумеется, знали то, что строжайше скрывалось от народа — наследник Алексей безнадежно болен, и имеет мало шансов даже дожить до совершеннолетия. Брат царя Михаил, вступив в морганатический брак брака,[9] утратил право престолонаследия. Сложившаяся неопределеность делала для великих князей очень желательным скорейшее отречение от трона Николая, ибо новый монарх получил бы трон не по праву рождения, а в результате согласования с основными претендентами. Таким образом, всякий член династии мог если и не стать государем, то значительно упрочить свое положение взамен отказа от притязаний на престол. Что же касается Михаила Романова, в пользу которого отрекся Николай, то он не имел наследника, а потому воспринимался, как фигура сугубо номинальная. То, что Михаил процарствует всего сутки и под давлением Гучкова тоже отречется от престола, возможно не входило в расчеты заговорщиков из семейства Романовых и военных. Впрочем, даже отречение Михаила не упраздняло в России монархию, и именно поэтому другие члены императорской фамилии продолжали активно демонстрировать поддержку Временному правительству и публично ратовать за созыв Учредительного собрания, которое и должно было решить вопрос о верховной власти.

Михаил в своем акте об отказе от восприятия верховной власти вовсе не отрекался от трона в пользу народа, что стало расхожим штампом в советских учебниках истории. Вот его слова из манифеста от 3 марта 1917 г.: «Одушевленный единою со всем народом мыслию, что выше всего благо Родины нашей, принял я твердое решение в том случае воспринять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием чрез представителей своих в Учредительном собрании установить образ правления и новые основные законы государства Российского». И даже Временное правительство не осмелилось формально ликвидировать монархию. Официально этот вопрос был отнесен к компетенции Учредительного собрания, которое должно было выполнить функции, аналогичные Земскому собору, созываемого в случае пресечения династии. Пожалуй, лишь Святейший Синод Русской православной церкви попытался бежать впереди паровоза, вычеркнув 6 марта упоминания царя из всех богослужебных книг и отменив все царские дни в праздничном календаре.

В обращении Синода пастве от 9 марта возвещалось: «Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни…». Получалось, что церковь освобождала армию и народ от присяги царю, которая приносилась на Евангелии.

У романовской камарильи имелся еще один мотив для участия в заговоре — их личная нескрываемая ненависть к государю и его жене-немке, распутинщине, засилью при дворе либералов, лоббирующих интересы западной буржуазии и прочим прелестям самодержавного декаданса. Немаловажно, что все великие князья были представителями умирающего класса помещиков-землевладельцев, стремительно вытесняемого на обочину жизни промышленной буржуазией, а потому они объективно желали установления политической монополии на власть консервативных сил. Старая аристократия стремительно утрачивала экономическую и политическую силу, однако она сохраняла некоторое влияние административное. И этот свой последний ресурс высокородные заговорщики попытались разменять на упрочение своих политических позиций. Вряд ли члены династии отважились бы на сговор с либералами-антимонархистами, но контакты с армейскими верхами они легко могли установить через своих представителей в армии (весьма немногочисленных кстати, не смотря на войну). Не исключено, что важным связующим звеном между ними на каком-то этапе был дядя царя великий князь Николай Николаевич, формально занимавший в начале 1917 г. должность командующего Кавказским фронтом.

Он не только не воспрепятствовал заговору, но и оказал решительное давление на племянника с целью принудить его к отречению. Известны его слова в поддержку Временного правительства первого состава: «Новое правительство уже существует, и никаких перемен быть не может. Никакой реакции, ни в каких видах я не допущу…». Причин не любить государя у великого князя Николая было более чем достаточно. Распутина же он ненавидел лютой ненавистью, и тот платил ему той же монетой, успешно настраивая против Николая Николаевича его царствующего племянника. Распутин убедил царя самому принять должность главнокомандующего, сместив с этого поста генерала от кавалерии великого князя Николая Николаевича, что вызвало в руководстве армии большое волнение. Вполне естественно, что оскорбленный великий князь, фактически сосланный на Кавказ, желал восстановить свои позиции. К тому же он считался одним из реальных претендентов на престол. Данное предположение подтверждается тем, что именно Николая Николаевича царь вновь по согласованию с генералами назначил Верховным Главнокомандующим за пять минут до своего отречения. Однако пока тот находился в пути от Кавказа в ставку, Временное правительство сместило его и уволило со службы.

Хронология переворота достаточно широко известна, поэтому коснемся ее лишь беглым взглядом. 22 февраля Николай II выезжает в ставку в Могилев. В это время как бы случайно в Петрограде разгорается хлебный кризис. Никто из ответственных за снабжение столицы должностных лиц мер к исправлению ситуации не принимает, войска бездействуют, полиция не выполняет своих функций. Все это совершенно явным образом свидетельствует о саботаже. Ведь еще двумя неделями ранее, когда 14 февраля было запланировано массовое шествие рабочих и студентов с требованием создания ответственного правительства к Таврическому дворцу, охранка действовала вполне профессионально. Полиция провела превентивные аресты членов рабочей группы военно-промышленного комитета (депутатов Думы!) и манифестация не состоялась.

23 февраля начинаются массовые уличные волнения. Государя о них не информируют, городовые получают строжайший приказ не применять оружие.[10] В течение следующих двух дней разворачиваются массовые стачки, выдвигаются требования уже политического характера. 26 февраля отдельные стычки с полицией вылились в бои с вызванными в столицу войсками. Бои, правда, были довольно странными, так как солдатам приказано было стрелять только в землю. 27 февраля волнения перерастают во всеобщий вооруженный бунт (любопытно, откуда у повстанцев взялось оружие?).