Константин Фрумкин - После капитализма. Будущее западной цивилизации Страница 7

Но еще важнее тот несомненный факт, что экологические кризисы ни в коем случае не являются специфическим атрибутом капитализма. Вся история человечества с первобытных времен — это история агрессивного наступления на окружающую природу, и сегодня известны множество примеров разрушения природной среды с помощью доиндустриальных методов хозяйствования.

Агрессивное наступление человечества на внешнюю среду есть последствие не капитализма, а стремления к размножению и вовлечению в оборот все больших объемов вещества и энергии, а эти стремления представляют собой фундаментальные атрибуты даже не человечества, а всей живой материи как таковой, а человечества — лишь постольку, поскольку оно суть «сегмент» живой материи. Капиталистическая тяга к финансовой прибыли или к «потребительству» — это не более чем исторические «превращенные» формы извечного стремления всего живого к росту. Поэтому нет никаких оснований предполагать, что замена капитализма на какой-то другой экономический строй излечит человечество от склонности к экспансии и наращиванию своей экономической мощи, тем более что те же самые сторонники социализма, которые говорят об экологических угрозах, зачастую мечтают о продолжении космической экспансии человечества.

Неумирающий этатизм

Среди ответов на вопрос, какое именно общество и как именно идет на смену капитализму, самым простым и самым проверенным ответом остается идея огосударствления экономики. Конечно, социализм советского типа серьезно ее дискредитировал, но никакая дискредитация не является смертельной для идеи и особенно в России, где после крушения социализма были «лихие 90-е». Идеи «отмены капитализма» за счет усиления роли государства — в форме государственной собственности или государственного регулирования — выражали многие русскоязычные авторы.

С давних времен левые мыслители ищут утешительные для себя факты в возрастании роли государства в экономике капиталистических стран и особенно в увеличении мощи всех форм государственного экономического планирования. Сильный импульс подобным настроениям придал всемирный финансовый кризис, он породил едва ли не всеобщую уверенность, что эпоха «дерегулирования» в экономике закончилась и сейчас начинается обратный процесс возвращения государства в экономику— этой мысли, в частности, посвящена написанная в заключении статья Михаила Ходорковского «Левый поворот».

Стоит обдумать, действительно ли усиление государства дает поводы для надежды на будущий некапиталистический строй?

Прежде всего, государство всегда, во все времена имело важное значение в экономике. Если в самом по себе сильном, располагающим собственными предприятиями или вмешивающимся в экономику государстве видеть отрицание капитализма, то, значит, капитализма не было нигде и никогда или, по крайней мере, его существование имело «мерцающий» характер, в одной и той же стране он то появлялся, то исчезал.

В любом случае игры то усиливающегося, то ослабевающего государственного вмешательства в экономику происходят на все том же экономическом фундаменте. В государственном регулировании экономики мы видим очень разнонаправленные тенденции, а именно чередование периодов усиления и ослабления роли государства. Опыт XX века при этом искажен мировыми войнами, во время которых вмешательство государство в хозяйство сначала резко возрастало, а потом столь же резко сокращалось.

Параллельно тому, как у государства появляются новые инструменты, возможности и теории регулирования, у экономики возрастает сложность, так что теория и практика регулирования постоянно отстают от рынка и оказываются бесполезными.

Отсюда и постоянное чередование эпох «регулирования и «дерегулирования». Сначала выясняется, что свободный неуправляемый рынок развивается не так безболезненно, как хотелось бы, государство бросается его регулировать, создаются институты управления экономикой, и со временем выясняется, что последствия регулирования могут быть столь же негативны, как и последствия нерегулируемой свободы, что сложную систему трудно настроить вручную, и начинается демонтаж государственного вмешательства имени Рональда Рейгана и Маргарет Тэтчер.

Всемирный финансовый кризис 2007–2009 годов, несомненно, мотивировал политиков во всех странах мира вмешиваться в экономику и создавать новые контуры регулирования — проблема лишь в том, что мотивация чего-нибудь регулировать бежит быстрее появления надежных методик регулирования. Поэтому кризис, несомненно, породит новые «Госпланы», чью неэффективность придется констатировать в будущем.

Всемирный кибуц

Сегодня, как и 100 лет назад, можно найти труды левых мыслителей, мечтающих о построении нового общества на основе самоуправления и коллективной собственности, в ходу такие термины, как «кооперативы», «производственные ассоциации», «народные предприятия» и даже «народный капитализм».

Идея это старая — ее истоком является кооперативное движение, возникшее в Европе в середине XIX века. Получившее «литературное освящение» в хрестоматийном романе Чернышевского, кооперативное движение нашло «высшую политическую санкцию» в «кооперативном плане» Ленина— ряде статей о необходимости развития кооперации, являющихся частью так называемого «ленинского политического завещания».

Впрочем, в России идеи кооперативной экономики продвигали многие замечательные мыслители. Например, Дмитрий Менделеев, бывший не только химиком, но и видным теоретиком промышленного развития, предполагал, что русская промышленность лучше бы развивалась не капиталистически, а за счет «складочного капитала».

Системы рабочего самоуправления предприятий внедрялись в социалистической Югославии: по «официальной легенде», после разрыва со сталинским СССР тогдашний видный деятель югославской компартии Милован Джилас стал перечитывать Маркса и обнаружил, что классик, говоря о социализме, имел в виду не столько госсобственность, сколько добровольные ассоциации работников. К этой же идее пришли в социалистической Чехословакии во время «пражской весны»: тогдашний министр экономики Ота Шик предлагал создавать «советы трудящихся предприятия».

Преимущества идеи «народного предприятия» заключаются в том, что эта идея неоднократно реализовывалась, так что «утопической» или «нереалистичной» ее никак не назовешь. В обороте общественных дискуссий находятся четыре крупных примера коллективизма в производстве: во-первых, рабочее самоуправление на предприятиях социалистической Югославии, во-вторых, израильские кибуцы, в-третьих, испанское (точнее, басконское) кооперативное объединение «Мандрагон» и, в-четвертых, действующий в США «План участия работников в акционерной собственности» (Employee Stock Ownership Plan — ESOP).

Примеры эти показывают, что коллективные предприятия существовать могут, но никаких особых преимуществ с точки зрения конкурентоспособности или эффективности производства они не дают и целей качественного повышения доходов трудящихся также не достигают. Скажем, югославская экономика, в которой рабочее самоуправление прихотливо сочеталось с бюрократическим планированием, как и экономики других социалистических стран, отставала от экономики Запада по тепам роста производительности труда и внедрению инноваций, если же говорить о влиянии рабочего самоуправления, то оно выразилось прежде всего в том, что темпы роста зарплаты в Югославии обгоняли темпы роста производительности труда, результатом чего стала затяжная инфляция.

По сравнению с капиталистическими предприятиями, коллективным гораздо труднее регулировать численность персонала, поскольку увольнять акционера, имеющего право голоса и права на прибыль, гораздо труднее. Кроме того, народные предприятия гораздо менее свободны в поиске инвестиционных ресурсов, ведь любой внешний инвестор, ставший совладельцем предприятия, ущемит власть трудового коллектива и тем самым лишит предприятие ее «социалистической невинности».

Народные предприятия довольно легко вырождаются в капиталистические. Если работника предприятия увольняют, но он сохраняет за собой пай, он превращается в обычного акционера. Еще более распространена противоположная ситуация, когда народное предприятие набирает новых работников, но при этом не дает им права совладельцев, и таким образом старые работники — владельцы паев — выступают по отношению к новым в качестве коллективного эксплуататора. В Испании действует закон, по которому численность работников кооперативов, не являющихся пайщиками, не должна превышать 10 % от численности персонала, однако на практике в кооперативах «Мондрагона» эту норму обходят. В Израиле же, где подобных законодательных ограничений нет, часты случаи, когда большинство членов кибуца не работают на принадлежащих кибуцу предприятиях, выступая, таким образом, в качестве «коллективных эксплуататоров» по отношению к наемным работникам, набираемым из числа тех, кто в Израиле занимает низовые ниши рынка труда, то есть арабов и новых эмигрантов.