Евгений Коршунов - Шпионы, террористы, диверсанты Страница 7

Почему же я обратился за помощью к работам художника-карикатуриста? Да потому, что мастера карикатурь как никто другой, умеют с удивительной точностью видеть главные черты характера объекта своей сатиры, выделят их и изображать с бескомпромиссной резкостью.

И вот я листаю карикатуры Махмуда Халиля, выбирая из них посвященные израильскому премьеру. Их много, очень много, целая серия. Портреты Бегина…

Низкий приплюснутый лоб, большой рот, редкие зубы-клыки. Оттопыренные уши. Очки в тяжелой оправе. В этом художник недалеко отошел от фотографии. Но… с клыков капает кровь. В очках отражения — лицо плачущего арабского ребенка, труп замученного в сионистском застенке палестинца.

Еще один портрет. Те же черты, но во рту вместо зубов эмблемы американских долларов. Опять портрет. Вместо носа — авиационная бомба. Вместо рта — поверженная фигура человека, символическое изображение Ливана. Бомба падает на охваченного ужасом человека, а на лацкане пиджака Бегина медаль лауреата Нобелевской премии мира.

Продолжаю перебирать карикатуры. Бегин, напрягший мускулы, изображен в виде бомбардировщика над Бейрутом. Вот он преграждает путь специальным силам ООН, прибывшим, чтобы восстановить власть ливанского правительства в Южном Ливане, оккупированном сионистами в марте 1978 года. Изо всех сил старается согнуть шею араба, придавить его к земле. Со злобной улыбкой маскирует меч войны под оливковую ветвь мира. Наведенная на Ливан пушка… Бегин пишет на ядре — «любовь, а не война!». Бегин отходит, довольно отряхивая руки, от могилы, где им только что похоронен Мир. На могильной плите — изображение голубя…

Это, можно сказать, черты характера Бегина в том, что касается Ливана. А вот Бегин в виде осла — эмблема демократической партии США! — на хвосте которого болтается марионетка — экс-президент США Картер. Бегин с Картером приготовились закусить Садатом, лежащим перед ними на блюде. Название карикатуры — «Меню по-кэмп-дэвидски». Бегин (в платье невесты) и ковбой Картер (с дробовиком) тащат жениха Садата…

Еще несколько карикатур: роль Бегина в кэмп-дэвидском сговоре. Вот он занял место знаменитого сфинкса у египетских пирамид, а Садат под руководством Картера разрисовывает его головной платок под американский флаг. Все трое перекрашивают злобного американского орла в голубя мира. «Победа» в Кэмп-Дэвиде: на плечах обливающегося потом Садата сидит довольный Картер, на плечах Картера — ликующий Бегин!

И наконец, надежды Бегина на то, что с помощью он сможет обмануть арабские народы и заставить их поверить, что теперь он стал сторонником мира: Садат опрыскивает шкуру зверька-вонючки (с физиономией Бегина) из пульверизатора, стараясь отбить присущий этому существу мерзкий запах.

Даже при таком схематичном и беглом пересказе содержания карикатур лишь одного Махмуда Халиля перед нами вырисовывается пока что схематичный, но достаточно четкий характер Менахема Бегина, сионистского деятеля, с чьим именем связаны самые кровавые и драматические страницы в современной истории Ближнего Востока. Если же к этому добавить еще и описание плаката, расклеенного примерно тридцать пять лет назад в Иерусалиме англичанами, чьей подмандатной территорией была в то время Палестина и обещавшими за голову «террориста Менахема Бегина» десять тысяч фунтов, то образ Бегина будет почти завершенным.

Бегин, как и все заправилы сионизма, никогда не чурался рекламы. И сегодня библиографический список, в той или иной степени связанный с его личностью, уже, довольно внушителен. Это и его собственные книги «Револьт» («Бунт») и «Белые ночи», и книги его биографов Фрэнка Жервази («Жизнь и времена Менахема Бегина») и Эйтана Хабера («Менахем Бегин»), его статьи и выступления, статьи и брошюры о нем, в том числе брошюра Бейрутского института палестинских исследований «Кто такой Менахем Бегин?». Словом, для исследования eго биографии, характера и убеждений материала имеется предостаточно.

Он родился в 1913 году в Брест-Литовске в семье еврейского торговца, который был известен своими реакционными националистическими взглядами и входил верхушку местных сионистов. Впоследствии, подчеркивая сионистские убеждения своего родителя, Бегин одновременно отмечает, что уже в первые годы своей жизни он не только испытывал инстинктивное влечение к сионизму, но и «отвращение» к коммунизму, пролетарской революции. Первым своим столкновением с революцией Бегин считает встречу с девушкой-комиссаром (еврейкой), остановившейся как-то на несколько дней в доме его родителей в годы гражданской войны. С тех пор и продолжается его ненависть к коммунистам-евреям, с годами приобретшая патологический характер.

В десятилетнем возрасте Бегин вступил в сионистскую скаутскую организацию, а после тринадцати лет стал членом молодежной сионистской организации «Бетар» («Брит Трумпельдор»[6]), основанной одним из наиболее экстремистски настроенных главарей сионизма Зеевом (Владимиром) Жаботинским (1880–1940 гг.).

Именно Жаботинского с его ставкой на насилие Бегин считает своим духовным отцом и взахлеб прославляет как «государственного деятеля, оратора, поэта, солдата — величайшего еврейского политического вождя современности после Герцля (одного из основателей сионизма)». Как раз из «Бетара» и вышла потом ультра-террористическая сионистская организация «Иргун цвей леуми».

В 1938 году Бегин стал уже «командором» польского отделения «Бетара» и участвовал во Всемирном конгрессе этой организации, на котором занял крайне реакционные позиции и во всеуслышание поклялся «освободить еврейское отечество силой оружия». К руководству польским отделением «Бетара» Бегин шел путем провокаций, погромных подстрекательств и демагогии. Он мог говорить часами. Но даже его родной брат сказал ему как-то однажды, что говорит он долго и яростно, но… ни о чем!

Это было сказано, когда Бегин еще был студентом Варшавского университета и только начинал свой путь в сионистские «фюреры». Он, видимо, учел критику. С тех пор во всех его выступлениях было «содержание», был главный тезис — ставка на насилие, на создание сионистских штурмовых отрядов (прямая аналогия между штурмовиками сионистскими и нацистскими. И те и другие — орудие террора, и те и другие размахивали знаменами разнузданного национализма и расового превосходства, и те и другие утверждали, что выступают за восстановление «исторической справедливости» в отношении «их» народов, и требовали «жизненного пространства»).

Даже форма у бетаровцев была коричневая, как у нацистских штурмовиков. И в момент бракосочетания Бегин и его будущая жена предстали перед раввином в коричневой бетаровской униформе.

В 1939 году, когда гитлеровцы захватили Польшу, Бегин бежал в Вильнюс. Нет, он не собирался принимать участие в антифашистском сопротивлении. Конечно, он осуждал нацизм — не осуждать нацизм ему было нельзя. Но уже тогда его главными врагами была Англия, осуществлявшая мандатное управление в Палестине через так называемое «Правительство Палестины», и прогрессивные силы, которые Бегин люто ненавидел за то, что они «отвлекали» еврейские массы от всеобщего участия в сионистских планах.

Оказавшись в Вильнюсе, Бегин пытался создавать и здесь бетаровские организации и организовать отправку евреев, способных носить оружие, в Палестину, а не на борьбу против нацистских оккупантов. Одновременно он вел антисоветскую пропаганду, за что и был арестован. Однако уже в 1941 году был освобожден и вступил в формировавшуюся тогда на территории СССР армию польского генерала Андерса, который, как и он, тоже не собирался вести борьбу против гитлеровцев. Вместе с андерсовцами Бегин ушел сначала в Иран, а затем в Палестину.

Несколько лет спустя Бегин написал книгу «Белые ночи». Чувствуя, что рассказа о «страданиях в лапах большевиков» у него не получается (нет материала!), Бегин изложил в этой книге свою идейную программу. Сам он рисуется этаким героем, стойким и принципиальным борцом, уверенно опровергающим «коммунистические догмы».

Бегин позирует и откровенно рисуется, похваляется своим животным антикоммунизмом, повторяет и смакует избитые клеветнические утверждения антисоветской пропаганды. Он еле удерживается от того, чтобы только в открытую не приветствовать нападение Гитлера на Советский Союз. Зато именно в те дни, когда советские солдаты гибли, преграждая путь фашистским армиям, Бегин с сочувствием слушает слова своих друзей по камере — антисоветчиков, жалеющих, что они не оказались на уже оккупированных Гитлером советских территориях и не получили возможность сотрудничать с гитлеровцами. Единственное, что он осуждает в Гитлере, — так это то, что фашисты уничтожают евреев. Об испытаниях, выпавших на долю других народов — поляков, русских, украинцев, белоруссов, он и не вспоминает. Сам он кроме лютой ненависти к ним и чувства превосходства над ними ничего не испытывает.