Евгений Примаков - Мысли вслух Страница 8

Очевидно, для Китая это — оптимальное сочетание, позволяющее преодолеть многовековую отсталость. Если ранее Коммунистическую партию Китая можно было отнести к крайне левому флангу мирового коммунистического движения, то теперь и она признает отсутствие перспективы победы мировой революции — и начинающейся с победы социализма в отдельно взятой стране, и перманентной, по Троцкому. Не только признает, но и делает из этого практические выводы.

Почему скончался СССР?

Этот вопрос звучит очень часто. Можно смело предположить, что большинство россиян, да и значительная часть жителей бывших республик Советского Союза, испытывают ностальгию по великому государству, которое прекратило свое существование.

Между 17 марта 1991 года, когда более 76 процентов принявших участие во всесоюзном референдуме высказались за сохранение Советского Союза, и объявлением 8 декабря в Беловежской Пуще о прекращении существования СССР прошло менее 9 месяцев. На референдуме состоялось всенародное голосование — в нем приняли участие почти 149 млн человек из 12 республик (всех, кроме Прибалтийских). В «голосовании» в Беловежской Пуще участвовали два президента — РСФСР Б.Н. Ельцин, Украины Л.К. Кравчук и председатель Верховного Совета Белоруссии С.С. Шушкевич, подбадривавшие себя, как говорят свидетели, большим количеством выпитого. Заговор в смеси с экспромтом породил государственный переворот.

Для понимания того, что произошло, интересен эпизод, рассказанный мне в 2009 году президентом Казахстана Н.А. Назарбаевым. По его словам, Ельцин перед отъездом на «встречу трех» сказал Назарбаеву, что едет туда, чтобы привезти Кравчука, который упрямится, для подписания договора об общем государстве. К тому времени договор был подготовлен. Судя по этому рассказу, либо идея подписания документа о ликвидации СССР возникла уже на месте (но в это мало верится), либо заговорщики побаивались утечки о задуманном, понимая, что существуют сильные сторонники сохранения Советского Союза в преобразованном виде, которые будут готовы им решительно противостоять. Не противостояли. На том этапе решающее слово принадлежало Верховному главнокомандующему Горбачеву, который мог дать команду Белорусскому военному округу окружить Беловежскую Пущу и даже не арестовывать, а отобрать у трех руководителей республик наспех подготовленные документы и «развезти их по домам». Судя по воспоминаниям тех, кто был в Беловежской Пуще, «подписанты» сами опасались такого поворота событий. Но после ГКЧП и особенно после унизительного общения с Ельциным по возвращении в Москву Горбачев, никогда не отличавшийся сильными волевыми качествами, был сломлен, подавлен.

В тот момент было немало тех, кто хотел бы снова ответить положительно на вопрос, заданный на всесоюзном референдуме: «Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?» Такая формулировка, принятая в результате обсуждения на Верховном Совете СССР, объединяла необходимость сохранения государства, в котором мы прожили 70 лет, с его серьезным реформированием. И все-таки через 13 дней после беловежского сговора на встрече в Алма-Ате главы 11 бывших республик СССР подписали Декларацию в поддержку Беловежских соглашений и заявили о создании Содружества Независимых Государств (СНГ) без каких-либо совместных органов — законодательных, исполнительных, судебных.

Почему это произошло так быстро и так безболезненно? Целый ряд историков и публицистов ссылаются на напугавшие очень и очень многих августовские события — попытку взять власть в стране в руки ГКЧП. Такое объяснение имеет основание. Настрой преобладающей части общества был очевиден: в гэкачепистах видели тех, кто мог вернуть страну к тоталитарным порядкам, справедливо полагали, что для сохранения СССР лидеры ГКЧП и не подумают выдвинуть конструктивные реформы.

Прыжок к власти руководителей КГБ, армии, военнопромышленного комплекса, несколько разбавленный другими представителями, безусловно, способствовал краху Советского Союза. Ссылаются на президента Киргизии А. Акаева, который сказал: «Какой может быть суверенитет, когда по команде заговорщиков из Москвы в гарнизоне под Бишкеком разогревают танковые моторы!»[26] Во время путча в украинский парламент был внесен Акт о независимости Украины, принятый 24 августа. Акт начинался со слов: «Исходя из смертельной опасности, которая нависла над Украиной в связи с государственным переворотом в СССР 19 августа 1991 года…»

Но путч, как представляется, сыграл, скорее, роль детонатора: заложило мину под Советский Союз предшествовавшее развитие.

Однако, раз пишу о ГКЧП, хочу опровергнуть тех, кто считает, будто заговорщики разыграли нечто вроде спектакля совместно с Горбачевым. Это определенно не соответствует тому, что произошло. Когда к нему в Форос прибыла группа некогда близких его соратников, потребовав присоединиться к ним и объявить чрезвычайное положение в стране, Горбачев отказался. Конечно, он мог настаивать на своем возвращении с ними в Москву, созвать Верховный Совет, но на этот рискованный шаг Горбачев не пошел. Может быть, верх взяла осторожность, потому что он опасался физической над собой расправы.

Поделюсь кое-какими личными впечатлениями, так как мне довелось участвовать в дальнейших событиях. Мы с В.В. Бакатиным были в абсолютном меньшинстве членов Совета безопасности СССР, которые выступили против гэкачепистов. 21 августа нам по звонил председатель Совмина РСФСР И.С. Силаев с предложением лететь в Форос к Горбачеву на российском самолете. Танки начали выводиться с улиц Москвы — было ясно, что путч выдохся. Чуть раньше российского самолета, на котором летели мы вместе с А.В. Руцким, Н.В. Федоровым,[27] офицерами-автоматчиками, в Форосе приземлилась группа руководителей ГКЧП, решивших, очевидно, просить прощения у Горбачева, — иначе трудно объяснить мотивы их полета. С аэродрома подъехали к даче Горбачева почти одновременно с пассажирами другого самолета. К этому моменту ГКЧП уже окончательно провалился. Президенту восстановили все виды связи, и он сразу же начал отдавать приказы по усилению охраны Кремля, другим мерам безопасности в Москве.

Горбачев обрадованно принял нас и категорически отказался встречаться с заговорщиками. Исключение было им сделано только для А.И. Лукьянова, беседа с которым проходила в моем присутствии, — хотел выйти, но Михаил Сергеевич меня удержал. Я до этого никогда не видел Горбачева таким разъяренным: «Почему не собрал незамедлительно Верховный Совет СССР? Как мог ты, человек, которому я доверял (с уст Горбачева сорвалось ругательство), примкнуть к путчистам? Разговор окончен. Выйди и жди своей участи». Там же в Форосе М.С. Горбачев дал команду арестовать В.А. Крючкова, который возвращался в Москву в нашем самолете, уже конвоируемый офицерами.

В момент нашей встречи с Горбачевым со второго этажа дачи медленно спускалась, держась за поручни лестницы, его супруга Раиса Максимовна. Дни насильственной изоляции отразились на ее лице — осунувшемся, с мешками под глазами.

Летели с Горбачевым в Москву и все два часа говорили. Не мог он играть. Да и я не из тех, кто легко поддается мистификации…

Августовский путч сыграл злую роль в истории нашей страны. До путча лишь Литва и Грузия провозгласили независимость. После событий ГКЧП к ним присоединились остальные республики — большинство сразу. Могли ли даже решительные меры остановить эту стихию? Провал путча воочию продемонстрировал, что у тех, кто, по сути дела, выступал за сохранение в неизменном виде Союза Советских Социалистических Республик, нет перспективы. Но оставалась ли возможность сохранения общего государства, в котором продолжали бы в ином качестве находиться 12 бывших советских республик (о Прибалтийских уже речь не шла — Верховный Совет СССР официально признал их выход из Советского Союза)?

Я уверен, что М.С. Горбачев при всех своих ошибках хотел через подписание союзного договора добиться этой цели. Но время было упущено для того, чтобы предложить республикам подписать не общеполитический, а договор о сохранении единого экономического пространства. Я понимаю, что при ретроспективном рассмотрении исторического процесса неуместна формула «если бы случилось что-то». Но если бы после референдума, высказавшегося за сохранение общего государства, не взяли бы курс на создание Союза Суверенных Государств, а приступили бы к поэтапному созданию «мягкой» федерации, вначале ограничившись лишь предложением подписать договор об общем экономическом пространстве, сепаратисты могли бы проиграть.