Сергей Кара-Мурза - Вырвать электроды из нашего мозга Страница 9

А вот картина Налбандяна «Встреча творческой интеллигенции» (с Хрущевым). Очень кстати, ибо позволяет сравнить с похожей встречей сегодня. Сколько мы слышали о том, что тоталитарное советское государство заставляло прислуживать интеллигенцию, и все наши Эйзенштейны, Станиславские и Улановы имеют перед нацией тяжелый грех верноподданичества. То ли дело демократия! То ли дело наш гордый Марк Захаров! Но что же мы видим? Не службу режиму и даже не службу любимому президенту (хотя, согласитесь, непросто поверить, что Смоктуновский или Ахмадулина искренне полюбили Ельцина). Мы видим просто неприличное поведение. Такого поведения не приняли бы ни Сталин, ни даже Брежнев, и невозможно представить, чтобы так вели себя Яншин или Фадеев. Не может же не понимать Эльдар Рязанов, что его фильм о Наине Иосифовне — это нравственное падение (как бы высоко партия президента ни ценила его пропагандистский эффект). И встает важный для понимания всего происходящего вопрос: зачем? Зачем крупный художник, вошедший в историю нашей культуры и мирового кино, достаточно обеспеченный, марает свое имя? Как ни крути, одно из двух: или нынешний режим несравненно тоталитарнее прошлого и уже смог запугать художников каким-то новым, небывалым страхом — или эти художники по своим моральным качествам и в подметки не годятся ни Яншину, ни Улановой. А может, и то, и другое?

Да, СССР был идеократическим государством. Но люди-то были выше этой схемы. И Уланова, и Налбандян укрепляли общество, чтобы оно могло функционировать, чтобы люди могли работать, воевать, воспитывать детей. Обвинять за это художника, глядя сегодня «с другой кочки» — глупо, а издеваться — гнусно. Кстати, сегодня художественная интеллигенция пытается укрепить общество несравненно более идеократическое, чем было уже даже при Хрущеве. «Рынок» — так, как он представляется, потерял всякие рациональные черты и превратился в заклинание, в идею-идола. Но в качестве идола это идея предельно пошлая.

Заметим к тому же, что наши «рыночники» клеймят художников советского прошлого именно за то, что те удовлетворяли существовавший тогда платежеспособный спрос — то есть именно работали на рынок. Но насколько человечнее и чище был этот спрос по сравнению с сегодняшним! Вспомним фильмы того же Эльдара Рязанова. А сегодня прекрасные актеры собираются, чтобы снять «по прозе Брюсова» фильм ужасов, где Вертинская разыгрывает сексуальную сцену с ведьмой-лесбиянкой. С вершины этого «социального заказа» вы оплевываете искусство советского периода?

И встает вопрос: зачем, и так имея практически полную власть, издеваться над людьми? Зачем дразнить гусей? Неужели у наших дорвавшихся до власти интеллигентов накопилось столько комплексов, столько невыплеснутой желчи? Сопоставляя все, что довелось видеть, слышать и читать за восемь лет, не могу принять эту «уважительную» причину. И желчь, и комплексы есть — но есть и хладнокровный расчет профессионала, умело разрушающего национальное самосознание народа как целого. Разъединить людей, лишить их чувства локтя а то и натравить друг на друга можно лишь испоганив дорогие для всех образы и символы. Разрушив признаваемые всеми авторитеты. Ибо именно разрушение символов и авторитетов порождает их извращенное подобие — насилие. Это досконально изучено философами и историками (особенно теми, кто наблюдал фашизм в Германии). Глумление над нашими святынями — главный инструмент «социокультурной подготовки» реформ.

Насколько точен выбор объектов для глумления (что говорит о профессионализме), мне объяснили специалисты. Читал я лекцию в Бразилии перед обществом психологов и психоаналитиков. Тему они задали такую: «Технология разрушения культурных устоев в ходе перестройки». Я рассказывал факты, приводил выдержки из газет. А смысл слушатели понимали лучше меня. Особенно их заинтересовала кампания по дискредитации Зои Космодемьянской. Мне задали удивительно точные вопросы о том, кто была Зоя, какая у ней была семья, как она выглядела, в чем была суть ее подвига. А потом объяснили, почему именно ее образ надо было испоганить — ведь имелось множество других героинь. А дело в том, что она была мученицей, не имевшей в момент смерти утешения от воинского успеха (Как, скажем, Лиза Чайкина). И народное сознание, независимо от официальной пропаганды, именно ее выбрало и включило в пантеон святых мучеников. И ее образ, отделившись от реальной биографии, стал служить одной из опор самосознания нашего народа. И те, кто над этим образом глумился, стремились подрубить именно эту опору.

Конечно, вся эта братия многого добилась. Омрачила закат стариков, изгадила души юношей и девушек, расколола множество семей. Но стоит оглянуться и на историю. Революционный слом общества, осуществленный при их участии, вступает в новую фазу. Демократический миф исчерпал себя, и грядущий тоталитаризм может укрепиться лишь опираясь на темные, архаические чувства и стремления людей. И — таков уж непреложный закон — революция на этом этапе начинает пожирать тех своих детей, которые выполняли грязную идеологическую работу. Самые глумливые и будут отданы на съедение — не взыщите, господа московские комсомольцы. И когда я гляжу на их смазливые лица, мне кажется, что из них уже исходит слабое сияние — они уже идут к невидимой гильотине.

От чего же мы отказались?

Чуть ли не главным принципом, который надо было сломать в советском человеке, чтобы совершить «перестройку», была идея равенства людей. Эта идея, лежащая в самой основе христианства, стала объектом фальсификации задолго до 1985 года — как только престарелого генсека окружила интеллектуальная бригада «новой волны». Она была представлена в виде уравниловки, из которой создали такое пугало, что человек, услышав это слово, терял дар мышления. Избивая это изобретенное идеологами чучело, на деле разрушали важный духовный стержень.

Конечно, вели атаку и на все смежные идеи. Так, бубня о социальной справедливости, вспоминали «оплату по труду», заставив забыть первую, более важную часть уравнительного идеала — «от каждого — по способности». Кто об этом помнит? А ведь это — развитие одного из важнейших охранительных табу, которые дают человечеству великие религии: «каждый да ест хлеб свой в поте лица своего». Это — запрет на безработицу, и его нельзя обойти выдачей субсидий и превращением безработного в паразита. Кладя эти принципы в основу нашей совместной жизни, наши отцы и деды заключили важнейший общественный договор: каждому человеку в России будет гарантирована работа, в идеале — по его способностям. Вот в чем были равны наши люди. Мы обязались друг перед другом не выбрасывать за ворота в чем-то слабых людей, не дискриминировать эту кем-то выделенную часть, распределяя между собой их заработок. Мы обязались делиться друг с другом работой и никого не отправлять на паперть или в банду, или в сумасшедший дом — три пути для безработного.

Да, хозяйство СССР велось неважно, неповоротливо. Занять всех людей с высокой интенсивностью не умели (вероятно, и не могли, недостаточна еще была индустриализация). Высок был поэтому уровень «скрытой» безработицы. Его можно было целенаправленно снижать. Но политически активная часть граждан, и прежде всего интеллигенция, решили по-другому. Они вполне сознательно согласились на превращение скрытой безработицы в явную. Они сделали шаг, который может решить судьбу всех (и самых благополучных) — отказались от постулата равенства и разрешили режиму выкидывать из общества целые отряды трудящихся. Выкидывать со спасательной шлюпки «лишних» людей. Интеллигенты, естественно, полетели за борт первыми. А с каким восторгом слушали они недавно сладкозвучных сирен «экономической свободы».

Вот депутат Н.М.Амосов, занимающий, согласно опросам, третье место в списке духовных лидеров нашей интеллигенции, в эссе под скромным названием «Мое мировоззрение» утверждает: «Человек есть стадное животное с развитым разумом, способным к творчеству… За коллектив и равенство стоит слабое большинство людской популяции. За личность и свободу — ее сильное меньшинство. Но прогресс общества определяют сильные, эксплуатирующие слабых». И далее этот демократ предлагает применить сугубо фашистскую процедуру по отношению ко всему населению — провести селекцию на «сильных» и «слабых» путем широкого психофизиологического обследования. Понимают ли наши интеллигенты, которые следуют духовным импульсам этого «вождя», что это означает? Кто же после этого у нас «коричневый»?

В наиболее полной и поэтической форме отказ от равенства и культ сильных, находящихся «по ту сторону добра и зла», выразил Ницше в своей книге «Антихристианин». Читали наши новые идеологи эту книгу? Вряд ли — уж больно бледно и скучно они выражают ее мысли. Они — ницшеанцы вульгарные, стихийные.