Фердинанд Опль - Фридрих Барбаросса Страница 12

Положение о единой позиции против возможных экспансионистских устремлений Византии в Италии, которое с первого взгляда кажется нововведением в политике Барбароссы, отходом от хороших отношений с Византией, существовавших при Конраде III, при ближайшем рассмотрении оказывается ловким политическим ходом. При этом Штауфен вполне сознательно шел по стопам предшественника. Однако на германско-византийских брачных переговорах[106], происходивших тогда же, речь зашла о том, чтобы отказаться от предусмотренной уступки итальянской земли в качестве приданого супруги императора Мануила, Берты фон Зульцбах. Действительно, после заключения Констанцского договора Фридрих активно осуществлял подобные планы, ведь как раз тогда он добился от папских легатов официального расторжения своего первого брака с Аделой фон Фобург — официально из-за близкого родства, но фактически по более значимым для него политическим мотивам. В результате на переговорах с Восточной Римской империей, которые велись с лета 1153 года, Штауфен мог сам выступать в качестве кандидата в женихи. Направление итальянского похода — против Южной Италии, определенное уже в октябре 1152 года, а также Констанцский договор и переговоры с Византией формируют образ политики Барбароссы. Она продолжает традиционную основную тенденцию имперской политики Конрада III, однако, благодаря новому динамизму и энергии, а также опоре на широкое признание королевской власти, уже может претвориться в реальность.

С гегемонистскими устремлениями миланцев король впервые столкнулся в Констанце, когда два купца из Лоди вдруг обратились к нему с жалобами[107]. Его приказ «ломбардской метрополии», игравший на руку Лоди и не повлекший особых последствий, станет первой мерой в борьбе, которая продлится не одно десятилетие. В результате заключения Констанцского договора отношения Штауфена с папством были превосходными. Несмотря на то что магдебургский вопрос по-прежнему оставался неразрешенным (а окончательно урегулировать его удалось только весной 1154 года благодаря уступке Анастасия IV, преемника Евгения III), кардиналы-легаты, посланные Евгением III в Германию, выказали готовность учитывать пожелания государя в отношении тех или иных представителей немецкого епископата. На хофтаге, состоявшемся в Вормсе на Троицу 1153 года (7 июня), они сместили архиепископа Генриха Майнцского, рьяного противника королевской территориальной политики, единственного церковного иерарха, который первоначально выступил против избрания Штауфена. Епископы Айхштетта, Хильдесхайма и Миндена тоже были вынуждены покинуть свои кафедры, уступив их доверенным людям Штауфена. Кафедру в Майнце занял канцлер Арнольд фон Зелехофен. Важность отношений с Бургундией, и прежде всего с Арелатом, которые в начале года не удалось урегулировать военным путем, была подчеркнута в Вормсе предоставлением ряда привилегий.

Вторая половина 1153 года была посвящена подготовке итальянского похода, активизации отношений с восточноримским императором, а также попыткам примирить Вельфов и Бабенбергов. Все тесней становились отношения с вельфским двоюродным братом государя — Генрихом Львом. Передача герцогу Саксонскому королевского права на инвеституру епископов Ольденбурга, Рацебурга и Мекленбурга, а также всех епископов, которые в дальнейшем будут назначены в землях к востоку от Эльбы, кардинально укрепила положение герцога в Северной Германии, где он был равен королю. Интенсивное освоение и колонизация языческих земель получили королевскую санкцию[108]. В июне 1154 года из-за повторной неявки Генриха Язомирготта, к которому государь проявлял величайшую снисходительность, герцогство Бавария по приговору князей было признано за Генрихом Львом, хотя по-настоящему это не решило проблемы.

Вопрос этот вновь остался в стороне из-за итальянского похода, в который согласно решениям октябрьского хофтага 1152 года в Вюрцбурге следовало отправиться в ближайшее время. В октябре 1154 года Фридрих в сопровождении важнейших имперских князей и сравнительно скромного войска из 1800 рыцарей двинулся на юг через перевал Бреннер[109]. В конце ноября он разбил лагерь на Ронкальских полях неподалеку от Пьяченцы на реке По. Там состоялся первый хофтаг Штауфена, проведенный на итальянской земле. Прежде всего Фридрих провел смотр войска; за уклонение от итальянского похода наказанию в виде лишения лена подверглись как миряне, так и духовные лица, в том числе архиепископ Хартвиг Бременский и епископ Ульрих Хальберштадтский. Правда, в основном эти дни, проведенные в Ронкалье, государь посвятил встречам с виднейшими представителями духовенства, знати и городов имперской Италии. Несмотря на то что уже с первого года правления государь был знаком с проблемами этой области, отныне он мог составить более точное представление о ее положении, посмотрев на нее собственными глазами. Жалобы поступали исключительно на города этой земли, враждебно относившиеся к окрестной знати, к собственным епископам или к соседним, более слабым городам. Особо тяжкие обвинения были выдвинуты против миланцев и их союзников тортонцев. В Пьемонте маркграф Монферратский и епископ Астийский жаловались прежде всего на города Кьери и Асти.

Первое непосредственное столкновение Штауфена с деятельностью и могуществом коммун познакомило его с новыми принципами городского мироустройства, диаметрально противоположного традиционной структуре Империи. Оно не могло вызвать иной реакции, кроме противодействия экспансионистским устремлениям городов. Общественные отношения в городах имперской Италии оказались чуждыми немецким имперским князьям и, конечно, государю, о чем свидетельствует описание Оттона Фрейзингенского[110]. И все же предполагать, что Штауфен с самого начала принципиально не признавал власти консулов, было бы ошибочным. И он, и его предшественник Конрад III еще до 1154 года принимали в расчет существование такой формы правления, определенно называя консулов в зафиксированных грамотами постановлениях[111]. Правда, император был вынужден принимать меры против ярко выраженных гегемонистских и экспансионистских устремлений городов, если не хотел допустить ощутимого нарушения баланса местных сил.

О невозможности ослабления уз ленного права, определявших всю структуру Империи, было решено еще в Ронкалье; для его поддержания было продлено действие ленного закона Лотаря III. Продажа ленов без разрешения сюзерена происходила в Италии сплошь и рядом. Данное решение Штауфена, принятое уже при первом появлении в Италии, показало его в роли законодателя, но вслед за его законодательными мерами сразу же последовали военные. Правда, для того, чтобы выступить непосредственно против Милана, у него еще недоставало сил, поэтому во время похода Фридрих ограничился нападением на окрестности города, разрушив укрепления и мосты. В начале нового года король посетил западную часть Верхней Италии, средоточие множества земель короны в имперской Италии[112]. Диплом, выданный в Ривароло Канавезе дофину Гвиго, влиятельному в центрально-бургундских землях, окружающих Вьенн, а также адресованная ему же грамота герцога Церингена, который сопровождал государя, показывают, что Барбаросса уже тогда считал Церингенов властителями Бургундии, согласно договоренности 1152 года[113]. Но одновременно с этим он сумел укрепить в этих землях собственное влияние и включил в сферу своей политики перевалы в западных Альпах[114]. Еще в январе 1155 года состоялось согласованное с легатами Адриана IV продление Констанцского договора.

Если в военных действиях против Милана Барбаросса был вынужден ограничиться мелкими акциями в окрестностях города, то в борьбе против Кьери и Асти, двух гораздо более слабых вражеских городов, он мог напрямую взаимодействовать с их могущественными противниками, маркграфом Вильгельмом Монферратским и епископом Ансельмом Астийским. Оба города были взяты без боя и сожжены. С тех пор имперские войска получали подкрепление за счет итальянского контингента, например отрядов епископа Комо, жителей Павии, Маренго, Верчелли и Новары. В начале февраля король пошел на Тортону, союзницу Милана, и в середине месяца начал осаду. Осада этого города — оборону которого, правда, сильно упрощало его природное положение, — наглядно продемонстрировала то, насколько сложно вести военные действия против хорошо укрепленного поселения. Военно-техническое снаряжение рыцарского войска было совершенно непригодным для того, чтобы преодолеть городские укрепления. Осада длилась два месяца, в течение которых Генрих Лев смог взять и разрушить только нижний город Тортоны. Победы над верхним городом удалось добиться, отрезав подачу воды. Благодаря посредничеству Бруно, аббата Кьяравалле[115], жители сохранили жизнь и свободу. Но им пришлось покинуть город — он подлежал разрушению. В его уничтожении приняли участие и горожане Павии, постоянно видевшие в Тортоне противника своих территориально-политических интересов в зоне Ольтрепо Павезе, к югу от реки По.