Вадим Эрлихман - Мишель Нострадамус. Заглянувший в грядущее Страница 13

Центурия VI в этом издании завершается ненумерованным катреном на латыни, названным «Законное поручительство против глупых критиков». Это своеобразный манифест автора, грозящего проклятием тем, кто станет обсуждать его труд, не имея должных знаний и квалификации. В их список входят невежды, варвары (то есть иноземцы) и, что неожиданно, астрологи. Натерпевшись от критики собратьев по профессии, Нострадамус заранее отвергал их доводы, утверждая, что его пророческий дар нельзя втиснуть в рамки астрономических расчетов, которыми они занимались. Надо отметить, что этот катрен он написал не сам, а заимствовал с небольшими изменениями из книги Петра Кринита, о которой будет сказано далее.

По догадкам ученых, в последующие годы «Пророчества» выходили еще не менее четырех раз, но эти издания до нас не дошли. Не исключено, что они пылятся в каком-нибудь провинциальном архиве или библиотеке, ведь даже во Франции далеко не все эти сокровищницы знаний разобраны и оцифрованы. Надо сказать, что издания 1555 года из Вены и Альби были обнаружены только в 80-е годы, а утрехтский экземпляр издания 1557 года — в 90-е. Поэтому не исключено, что нострадамоведов еще ждут новые удивительные находки. Особая статья — частные коллекции, владельцы которых порой ведут себя довольно странно. Живший в Мехико перуанец Даниэль Рузо собрал прекрасную коллекцию ранних изданий «Пророчеств», на основе которых написал совершенно безграмотную книгу «Подлинное завещание Нострадамуса». Ведущие специалисты по теме заискивали перед ним, надеясь в конце концов получить доступ к коллекции, но в 1991 году Рузо умер, и его уникальное собрание исчезло бесследно.

Первое дошедшее до нас полное издание «Пророчеств» вышло только после смерти автора, в 1568 году, в лионской типографии Бенуа Риго. Оно имело объем 204 страницы и включало в себя 942 катрена в 10 центуриях. К тексту добавилось послание к королю Генриху II, называемое также «Большим апокалипсисом» и датированное июнем 1558 года. Очевидно, вскоре после этого были написаны и оставшиеся три центурии: в 1560 году катрен из последней, десятой, цитировал в своем письме венецианский посол. Издание 1568 года стало каноническим, однако недостающие до тысячи 58 катренов появились позже. Насколько позже — сказать трудно. В 1605 году парижский типограф Пьер де Руо выпустил «Пророчества» в двух томах, куда вошли не только полная центурия X, но и фрагменты загадочных центурий XI и XII. Последние были взяты из книги Шавиньи, а вот происхождение «потерянных» катренов завершающей центурии в точности неизвестно. По стилю они (в отличие от поздних подделок) очень похожи на тексты Нострадамуса, и большинство ученых признают их подлинными.

Настало время поговорить о загадочном биографе, которого несколько поколений ученых считало секретарем и доверенным лицом Нострадамуса. В доме пророка в 1560 году действительно появился молодой дворянин Жан де Шевиньи, рекомендованный ему поэтами «Плеяды» — Ронсаром и Жаном Дора. Доказав свою полезность и хорошую образованность, он стал секретарем астролога, сопровождал его в поездках, разбирал его переписку, а потом и вел ее, когда Нострадамус не мог писать сам из-за приступов артрита. Шевиньи не был упомянут в завещанию! пророка, однако по соглашению с семьей получил весь его архив. Позже он вернулся в Париж, занимался книгоизданием, а возможно, и астрологией. В 1578 году он упоминается в документах последний раз, а в 1582-м выходит книга Жана-Эме де Шавиньи — судя по ее содержанию, автору в то время было около 20 лет, так что он никак не мог быть Жаном де Шевиньи, родившимся в 1533 году.

Конечно, это могло быть литературной игрой, да и различие фамилий не аргумент — в XVI веке даже два брата могли писать свою фамилию по-разному. Однако один и тот же человек вряд ли стал бы писать свою фамилию иначе, да и обмолвки Шавиньи дают понять, что он не был лично знаком с Нострадамусом. Скорее всего, он был сыном или племянником Шевиньи, унаследовавшим как его бумаги, так и глубокий интерес к салонскому астрологу. В 1589 году он составил рукопись прозаических предсказаний Нострадамуса, взятых из его альманахов, со своими комментариями. Текст не был издан, и только в XX веке его обнародовал историк и дальний потомок Шавиньи Бернар Шевиньяр. В 1594 году вышла книга Шавиньи «Первый лик французского Януса», посвященная личности Нострадамуса и толкованию его пророчеств об уже совершившихся событиях. В скором будущем он обещал предъявить читателям «Второй лик» о предсказаниях будущего, но эта книга не была написана — или не дошла до нас. После 1600 года о Шавиньи ничего не известно.

Именно к его сочинению восходят многие эпизоды биографии Нострадамуса: его первый брак, борьба с эпидемией чумы, обстоятельства смерти. Принимая их на веру, мы не можем верить другим заявлениям Шавиньи: например, тому, что Нострадамус не был евреем по происхождению и придерживался правоверных католических взглядов. Сомнительны и его толкования пророчеств, в которых часто встречаются ошибки и натяжки. Быть может, Шавиньи, назыающий себя секретарем пророка — самозванец, каким его и считает ряд ученых? Но этому противоречат его хорошее знакомство с текстами Нострадамуса, в том числе неизданными, и явное родство с Шевиньи. Оба они родились в городе Бон, оба увлекались астрологией, оба были хорошо знакомы с Жаном Дора. Этот «французский Сократ», старший из поэтов «Плеяды», сам знал салонского пророка и живо интересовался его предсказаниями. В книге Шавиньи приводится их спор с Дора, где последний утверждает, что Нострадамус писал свои катрены под диктовку ангела, мало что понимая из написанного, а автор, скрытый под псевдонимом «Собиратель», спорит с ним. Есть версия, что Дора сам занимался толкованием пророчеств, но, мало заботясь о сохранности своих произведений, ничего не записывал.

Вероятно, Шавиньи вполне искренне восхищался Нострадамусом и стремился донести до потомков истинный (как он считал) смысл его предсказаний. Возможно, он так же искренне вжился в роль секретаря пророка, взяв на себя создание книги, которую тот не смог или не успел написать. Почти наверняка он включил в свое сочинение подлинные записи Шевиньи и самого Нострадамуса, но препарировал их согласно своим убеждениям и взглядам. При этом не избежал соблазна приписать кумиру собственные катрены из центурий XI и XII — несуществующих, поскольку сам астролог говорил в конце жизни, что ограничил число своих предсказаний тысячей. Не исключено, впрочем, что их написал Шевиньи, сочинивший в свое время ряд катренов для альманахов пророка.

Но Шевиньи вошел в жизнь Нострадамуса позже, а пока, в мае 1555-го, он получил из Лиона первые экземпляры «Пророчеств» и стал с некоторым трепетом ждать отклика. Отклик пришел с неожиданной (хотя неожиданной ли?) стороны: предсказатель получил приглашение к королевскому двору. Принято считать, что он тесно общался с королями и чуть ли не ногой открывал двери Лувра. На самом деле для незнатного провинциального астролога внимание монарших особ было событием столь же невероятным, как явление ангела. О его поездке в Париж подробно рассказывает сын, Сезар де Нотрдам, в своей «Истории Прованса»:

«Прошел год после того, как Мишель де Нотрдам посвятил мне, бывшему еще в колыбели, и выпустил в свет центурии, которые, обессмертив его, провели по стопам и путям добродетелей его предков. В конечном счете эти пророчества стали столь известными, хотя и были написаны темными стихами в сивиллином стиле (потому что подобные вещи нельзя осквернять простонародным языком), что молва о нем разошлась повсюду, а его имя повторялось всеми с таким великим восхищением, что и писать неудобно. Скажу лишь, что королева отправила графу Клоду письмо с курьером, где требовала немедленно направить к ней этого человека, которого хочет видеть король. О распоряжении Ее Величества губернатор, который любил и ценил Нострадамуса, сообщил ему, и тот, собравшись, отбыл из дома в возрасте 53 лет 14 июля, и достиг стен Парижа 15 августа, в день Успения Богоматери, чье имя он носил, въехав в ворота Святого Михаила, чтобы счастливое предзнаменование было полным. Господин коннетабль (Анн де Монморанси) оказал ему необычайную милость, отвел его в свое жилище и представил королю, который велел поселить его у кардинала Санса (Луи де Бурбон-Вандома). Там его свалила подагра, которая держала его в постели десять или двенадцать дней, во время которых Его Величество отправил ему сто золотых экю в бархатном кошельке, а королева — почти столько же. Согласно четкому приказу Его Величества, как только он избавился от мучительных болей, он с удовольствием направился в Блуа, чтобы повидать французских принцев. Что касается почестей, королевских одежд, драгоценностей и великолепных подарков, которые он получил от Их Величеств, принцев и величайших людей двора, я лучше оставлю их на кончике пера, чем буду рассказывать о них с отменным избытком тщеславия, опасаясь сказать больше, чем позволяет скромность»[10].