Рудольф Бершадский - Две повести о тайнах истории Страница 16

Вот, дорогой Сережа, какие дела…

Какими красками пользовались древние мастера, создавая изразцы таких дивных расцветок, каких даже мы не способны иногда воспроизвести, несмотря на все достижения химии? А ведь они всё кустарно делали…

Требуя ответа от керамистов, археологи не только себе помогают, — они и керамику вперед двигают.

Требуя ответа от архитекторов: а ну, дорогие, почему здания, построенные ацтеками и инками, не разрушались от землетрясений, хотя ацтеки и инки не знали не только железобетона, но и просто железа? — археологи толкают вперед современную архитектурную мысль. Далеко не всегда то, что забыто человечеством, действительно ему больше не нужно…

Я не буду перечислять тебе далее, чем помогают археологам представители всех остальных специальностей. О многих ты, наверно, уже сам догадался — например, о фотографах, художниках, историках техники, оружейниках, — не правда ли? О других, если пораскинешь умом, тоже догадаешься. Я же расскажу тебе только об одной еще специальности, которую непростительно позабыл назвать. Это — летчики. Да, дорогой сынок: даже авиация помогает землеройке-археологии!

Впервые самолет помог нанести на карту, а частично и обследовать неизвестные до того ученым археологические объекты в первую мировую войну в Сирии. В СССР впервые применили самолет для нужд археологии, пожалуй, на раскопках древнегреческого города Херсонеса в Крыму. Здесь археологи вспомнили, как авиация применялась для разведки вражеских подводных лодок. Дело в том, что подводная лодка лучше всего просматривается с высоты, особенно, когда она залегает на грунте или плывет под водой на небольшой глубине. Тут ее засекают с самолета и начинают бомбить.

Но как это пригодилось при раскопках Херсонеса?

А вот как. Море, постоянно наступающее на сушу, за тысячелетия «отъело» от Херсонеса изрядный кусок, и теперь значительная часть древнего города находится под водой. С самолета отлично просматривается планировка затопленных кварталов и даже отдельных зданий: фотография, сделанная с высоты, вполне заменяет карту.

Решил воспользоваться преимуществами авиаразведки и аэрофотосъемки и Толстов. Для его исследований авиация могла пригодиться даже больше, чем для аэрофотосъемки Херсонеса. В конце концов, Херсонес — городок небольшой, да и вообще только один городок. А Хорезмское государство — это тысячи и тысячи квадратных километров, это сотни и сотни засыпанных песком крепостей, городов, это многие сотни километров пересохших арыков, причем, когда стоишь на земле, их следов чаще всего не видишь, — только с высоты дают разглядеть себя чуть заметные углубления давно омертвевших русел и чуть заметные возвышения ограждавших эти арыки валов. Но сегодняшние валы — одно название валы… Они настолько слились с песком, что даже с самолета о них иногда догадываешься лишь по тени, которую они отбрасывают в самых длинных — предзакатных — лучах солнца. Это только намек на возвышение, а не возвышение, и нужен изощренный глаз, чтобы догадаться, что это такое…

Никогда до Толстова начальник археологической экспедиции не брался за обязанности командира авиаотряда. Но чего не совершишь для науки!

Попросив через Академию наук у правительства прикомандировать к нему авиагруппу, Сергей Павлович решительно взял на себя ответственность за то, что самолеты и летчики будут использованы с максимальным результатом и, конечно, в должной мере грамотно, хотя никто покамест не знал, как строить работу отряда археологической разведки в пустыне.

Впрочем, ответ подсказала сама жизнь. Самолеты дали замечательные: «По-2». Кстати, хотя я не сомневаюсь, что ты знаешь эти машины, как и каждый человек в нашей стране, но известно ли тебе, почему они «По»? По начальным буквам фамилии изобретшего их инженера Поликарпова. Между прочим, он изобрел этот самолет не как универсальный, а как учебный. Из-за этого «По-2» сначала назывался иначе: «У-2». И лишь потом обнаружилось, что он незаменим в десятках случаев жизни. Он и почту доставит в горный аул, не спеша перебравшись с облака на облако, он и врача привезет к опасно заболевшей дочке смотрителя маяка на заброшенном в море острове, и лесной пожар потушит, и сбросит ночью серию бомб на гитлеровцев — верный, скромный труженик, друг и товарищ советских людей. Больше тридцати лет летает он над просторами родины — домовито, уютно урчит над полями и перелесками, садится в таких местах, где, кажется, и воробью не опуститься, — он и на поднос приземлится, если не сыщется крупнее площадки!

Оказался он преданным помощником и археологам в пустыне. Ведь всем хорош: летит не быстро и тем самым дает возможность разборчиво разглядеть все интересующее на земле. (Недаром фашисты во время войны писали в испуганных письмах родным, что русские изобрели какую-то страшную фанерную машину, которая по желанию повисает в воздухе!) Он так же юрок, или, говоря профессиональным языком, маневрен: если нужно, он и снизится, как удобнее наблюдателю, и ляжет на крыло, чтобы сподручнее было фотографировать. И неприхотлив в обслуживании — не барин, не аристократ. Один-единственный недостаток у работяги: невелик радиус действия. Но надо, значит, помочь другу: вдоль намечаемого маршрута полета заранее устроить передвижные базы аэродромного обслуживания — с горючим, водой, смазочными материалами, продовольствием.

Так Толстов и сделал. Нагрузил на машины все необходимое и отправил их в пустыню — на трассу будущего маршрута.

Первым районом, который обследовали, оборудовав аэродром на близлежащем такыре, был район, непосредственно примыкающий к Топрак-кале, — земли древнего орошения. Незабываемая картина раскрылась перед глазами археологов-авиаразведчиков.

«Летим на Топрак-кала, и сразу перед нами возникают в новом виде многократно исхоженные нами окрестности крепости. С земли — это монотонное пространство черновато-серых, мертвых, пухлых солончаков, местами покрытое заросшими буграми. Сейчас перед нами за пределами стен города открывается картина сложных планировок. С севера от города вырисовываются очертания обширного прямоугольного пригорода, по размеру превосходящего самый город. Ясно видны светлые полосы внешних стен пригорода… и черная решетка внутренних планировок, выделяющаяся на серой поверхности солончака. На юг от ворот города, прямо продолжая линию его главной улицы, тянется прямая светлая полоса, упирающаяся в нескольких километрах в берег… канала, — видимо, след ведшей в город большой древней дороги.

Берем направление на юг, на развалины мертвого оазиса Кават-кала. Идем вдоль хорошо видного на фоне солончака канала, тянущегося вдоль края сухого озера. Ландшафт меняется. Под нами серовато-белое пространство такыров, покрытое бесчисленными серповидными барханами. Между ними грандиозные развалины города Кават-кала с его системой двойных башен, а вокруг — десятки замков и крестьянских усадеб, расположенных на многочисленных ответвлениях канала, покрывающих такыры густой сетью. Весь своеобразный архитектурный ансамбль обширного «рустака» эпохи «великих хорезмшахов» (то есть земледельческой округи, примыкавшей к городу) как на ладони. Если бы не пески, это казалось бы архитектурным макетом.

Летим дальше на запад вдоль холмистой гряды. На одном из скалистых мысов этой гряды, на полдороге до Топрака, ясно видны очертания крепости неправильной формы с сильно размытыми стенами и башнеобразным зданием в середине. Мы не обнаружили ее во время наших наземных маршрутов! Наносим на карту новый памятник…

Я… испытываю странное ощущение: многодневные тяжелые переходы, борьба с песками, многолетние попытки расшифровать непонятные очертания древней ирригационной сети, прочитать за размытыми волнами и буграми контуры древних городов и селений, поиски, разочарования, открытия — все это связано с куском земли, сейчас охваченным двухчасовым перелетом, фантастически сжавшим масштабы прежних ассоциаций».

Самолет, неизмеримо расширив возможность археологов и невероятно облегчив их работу в пустыне, конечно, сразу же — и накрепко! — вошел в быт Хорезмской экспедиции. Это, Сережа, я привел тебе выдержку из дневника Сергея Павловича Толстова, который он вел во время первого разведывательного полета над Кызылкумами. С тех пор, с 1946 года, прошло уже много времени — больше двух лет, и археологическая карта Кызылкумов резко изменилась. Тогда она еще, как сыпью, была покрыта белыми пятнами мест, никогда не подвергавшихся научному обследованию. Теперь, благодаря самолету, белые пятна почти целиком сошли с нее. Впрочем, рассказывать тебе о ликвидации каждого из них я, конечно, не смогу, для этого понадобилось бы не письмо писать, а целую книжку. Но вот о том, как археологи открыли тайну караванной дороги из Ургенча на Нижнюю Эмбу, то есть из Хорезма на Урал, — об этом я тебе, пожалуй, расскажу не откладывая.