В. Злыгостев - Субэдэй. Всадник, покорявший вселенную Страница 17

Осенью (сентябрь — октябрь) 2011 года чжурчжэни, подтянув свежие армии из других земель империи и сформировав из резервистов новые части, готовы были поквитаться с «северными дикарями» за разгром при Е-ху-лине. В Сюаньдэфуской долине произошло второе полевое сражение. Цзиньцы, атакуя, не уловили, что авангард монголов, возглавляемый Джэбэ, медленно отступая, готовит главный удар, который и был нанесен основными силами во главе с самим Чингисханом. Битва была упорнейшая. Но, несмотря на численный перевес и участие в сражении лучших «гвардейских» частей, чжурчжэни были наголову разбиты, «…огромное войско… было почти полностью уничтожено, и земли Цзинь оказались практически беззащитными» [6, с. 292].

Монголами были захвачены «несколько крупных городов и крепостей» [29, с. 158]. У Чингисхана и его военачальников стал появляться опыт. Это были не случайные захваты, и будущее это подтвердит. «Довольный своими победами, Чингис отошел на север, в пограничные районы между степями и Гоби. Для него и его армии победа не значила ничего, кроме награбленной добычи, разрушений и подтверждения своего господства. По своему духу он ощущал себя не более чем вождем банды, главарем налетчиков, который не ставит цели занять завоеванные земли и управлять ими» [29, с. 158].

Тем временем империю Цзинь начинают сотрясать внутренние противоречия, появляются многочисленные фрондеры и прямые предатели. Среди них кидань Елюй Люгэ, объявивший себя правителем земель в Манчжурии и вассалом Чингисхана. Он «…покорился и прибыл на аудиенцию к государю в походную [ставку]» [12, с. 149]. Там же, рядом с Великим кааном, находился и Субэдэй. Хроника «Юань Ши» сообщает, что начав новое наступление весной 1212 года «…государь сокрушил города Чанчжоу, Хуаньчжоу[31] и Фучжоу» [12, с. 150]. В биографии Субэдэя отмечено, что он захватил один из этих городов. «[Субэдэй] напал на цзиньский Хуаньчжоу, раньше всех взошел [на стены] и занял этот город. Государь приказал наградить [его] повозкой золота и шелка» [12, с. 226]. Выходит, темники не только стояли за рядами своих воинов и командовали. Впрочем, для высокопоставленных и знатных монголов подобный героизм не был чем-то особенным. Отметим, что сын Чингисхана «…царевич Толуй и зять государя Чигу первыми взошли на стены…» (12, с. 150] во время штурма города Дэсифу. А спустя много лет сын Толуя Мункэ отличился во время взятия другого города и в другой стране. Город тот носил имя Рязань… И вот эти безусловно отважные багатуры превращались в озверелых нелюдей, несущих смерть и разорение на земли, в которые они ворвались. Надменная еще недавно империя Цзинь ощутила на себе весь ужас террора, устроенный завоевателями. Войска чжурчжэней разбежались, оголив страну, а правительство в Пекине затаилось, «…предоставив монголам безнаказанно грабить и насильничать по всей стране» [29, с. 158].

С 1212 года наиболее точное определение для войны в Северном Китае — «война без конца» [4, с. 84]. И действительно, «переварить» такую добычу, как Цзинь, за пару лет было невозможно, хотя уже и тангуты атаковали чжурчжэней с запада, и южная китайская империя — империя Сун — проводила демонстрацию своей мощи.

В 1213 году Чингисхан, продвигаясь на восток, вышел к морю. Монголы впервые увидели его, и не тогда ли в их среде утвердилась идея о том, что если есть море с этой стороны суши, то подобное ему должно омывать и противоположный ее край? Не тогда ли родилась доктрина о «последнем море» и о том, что все земли вплоть до него должны быть завоеваны и принадлежать «отмеченному небом»?

Тогда же, в «августе — сентябре 1213 года… один из цзиньских генералов, Хушаху, убил своего господина, „Золотого царя“ Выйшао, и посадил на трон другого члена царского дома, а именно Сюань Цзуна» [3, с. 154]. «Эта мера не улучшила положение Китая; новый император… был, очевидно, столь же ничтожен, как и его предшественник» [4, с. 90]. И вскоре это подтвердилось. Хушаху, тот человек, который возвел его на престол, и, кстати, неплохой военачальник, проведший даже несколько успешных операций против монголов, «был обезглавлен» [4, с. 90]. Вся эта чехарда при цзиньском дворе играла на руку Чингисхану. Весной 1214 года он с основными силами плотно обложил Пекин. Его полководцы, и среди них, конечно же, Субэдэй, «горели желанием взять этот город приступом» [3, С. 157]. Но у их повелителя были другие планы. Монгольский владыка потребовал от «Золотого царя» гигантский выкуп и, получив его, снял осаду и приказал войскам постепенно передвигаться к северу. «Мир, за который Цзинь пришлось заплатить такую высокую цепу, оказался лишь перемирием. Теперь богатства Северного Китая находились под серьезной угрозой. По этой причине император чувствовал себя в Пекине уязвленным. В июне или июле он перенес столицу в Кайфын, к югу от Хуанхэ» [4, с. 94). Это было не иначе как бегство. Но Пекин еще целый год оставался центром, на который ориентировались чжурчжэни, продолжавшие сопротивляться. В мае 1215 года Пекин пал, монголы устроили там страшную резню, город пылал целый месяц.

После неудачной попытки закрепиться на другой стороне Хуанхэ и атаковать Кайфын «интерес Чингисхана к Китаю несколько остыл… К китайским землям, лежавшим севернее Хуанхэ — за вычетом Пекинской области, которую монголы крепко держали в руках, — Есугеев сын относился, как к некой территории, предназначенной только для грабежей, которыми и промышляли оставленные там его войска» [3, с. 160]. Назначив наместником в Северном Китае Мухали и придав ему в распоряжение три тумена, Чингисхан с главными силами выступил в Монголию. В центральном улусе он не был несколько лет, а ныне с уже бывшей империей Цзинь, впавшей в состояние «бесконечной агонии», ему было все ясно. И хотя можно было жить припеваючи, мародерствуя в Китае, Чингисхан задумал поход на запад и намеревался в ближайшие годы его реализовать.

Тем временем в Монголию нескончаемым потоком шли караваны, напичканные китайским добром. «За все столетия набегов и войн никто не привозил домой такой богатой добычи, как Чингисхан» 116, с. 209]. Главной же добычей Субэдэя как полководца было то, что он «досконально изучил китайский и чжурчжэньский опыт осадной войны» [11, с. 70]. Отныне монгольский воин не был лишь кавалеристом, появились «узкие специалисты», которые управляли сложнейшей для того времени техникой — тяжелыми осадными механизмами.

Естественно, были «мобилизованы» и вывезены из Китая инженеры, строившие все эти камнеметы, стрелометы, осадные башни, знающие рецепты приготовления зажигательных смесей. Монголы научились брать города и крепости чжурчжэней не без помощи этих «мобилизованных». Вспомним начало войны, когда войско Чингисхана довольствовалось разорением деревень, с трудом «подбирая ключи» к укреплениям, а уже в 1213 году монголы «овладели 862 городами Цзинь» 16, с. 401]. И Субэдэй был одним из тех, кто эти города брал штурмом. Как военачальник он наверняка был очень доволен, что это у него получается. Был он доволен и тем, что отныне в его, да и в других туменах «каждый конь был подкован»[32] [16, С. 210], и, конечно же, тем, что все они возвращаются домой с полными вьюками добра и вещей, еще совсем недавно недоступных кочевникам. Но нельзя забывать о том, что всякое приобретение такого рода омыто человеческой кровью и в подавляющем большинстве кровью невинных…

Воина в Северном Китае для Субэдэя была окончена. Пока окончена. Пройдет время, и он еще вернется туда, чтобы забить последний гвоздь в крышку гроба, в который Чингисхан уложил империю Цзинь.

Глава четвертая. Вторжение в Дешт-и-Кипчак

Отправляясь в поход против империи Цзинь, Чингисхан оставил прикрывать свои тылы и границы Еке Монгол Улус Тохучар-нойона и «медноголового пса» Хубилая. На первого, по-видимому, возлагались задачи обеспечивать безопасность границ на северо-западном направлении, «охранять обозы и орды» [32, с. 177–178], демонстрировать силу кочевавшим в забалхашье меркитам, не позволяя совершать набеги на бывшую свою родину. А Хубилай выполнял другую установку своего владыки. В 1211 году он совершил пробный поход против государства кара-киданей (Западное Ляо), где скрывался небезызвестный Кучулук.

Выходит так, что Чингисхан, громя чжурчжэней, в том же году уже подумывал о возможном расширении империи и на западе? Безусловно. Сами действия его в течение всех предшествующих десятилетий, когда он вел бесконечные войны, направленные на расширение своего улуса, и лелеял честолюбивые замыслы по возвеличиванию собственной персоны (вначале вождь обока, затем хан, далее Великий каан) говорят об этом. И Чингисхан не мог остановиться, наверняка ему уже мерещилась слава покорителя вселенной, а чтобы стать ее покорителем, нужно повоевать и на западе. После того как родилась идея о «последнем море», мысли о дальнейшей экспансии уже не покидали Чингисхана. Нельзя согласиться с мнением Д. Уэзерфорда о том, что после похода на Цзинь «его миром была только Монголия, и он старался проводить как можно больше времени со своей семьей в Аварге»[33] [16, с. 215], не помышляя о походе на запад, разве что посылал своих темников прогуляться — наказать и припугнуть врагов, а аннексировать чьи-то земли в планы не входило.