Борис Соколов - Рихард Зорге. Джеймс Бонд советской разведки Страница 17

Он жил среди германских офицеров и слыл завсегдатаем офицерских казино. Таким образом ему удалось подготовить хорошую основу для своей разведывательной работы…"

О том же вспоминал Клаузен: "Рихард предпочитал носить удобные спортивные костюмы с брюками-гольф. При этом из правого кармана его пиджака обычно торчала толстая газета, да так, что ее название еще можно было отчасти разглядеть, а дату выпуска — нет. Если он бывал в кругу немцев — военных или штатских — это были, как правило, "Дойче гетрайдецайтунг" или "Франкфуртер цайтунг", в англо-американской компании — лондонская "Таймс". Не особо проницательным он казался постоянно озабоченным, неистовым репортером". И дальше: "Ради нескольких отрывочных сведений ему приходилось иногда проводить целые ночи в таких нанкинских увеселительных заведениях, как "Клабхауз", "Интернэшнл клаб" или "Ротари клаб", накачивать вином своих собеседников, развязывая им таким образом языки. (Сам Зорге при этом тоже накачивался изрядно, но это никого не удивляло. Для журналиста и дипломата, равно как и для разведчика, умение много пить, по возможности не пьянея — часть профессии. — Б.С.). При этом он всегда знал о тех, с кем говорил, больше, чем они о нем. Еще во время своего пребывания в Германии, например, он собрал персональные данные, главным образом тех военных советников, у которых можно было предположить в дальнейшем наилучшую осведомленность; эти данные, как он не раз говорил нам, давали ему возможность, в итоге, в дружеской беседе "выпотрошить их, как жирного рождественского гуся"".

Герхард Эйслер свидетельствовал: "Рихард Зорге узнал, какие операции планировалось провести против советских районов. Благодаря тесным контактам с китайскими соратниками по борьбе, я смог передать эти сведения по назначению. Так состоялась наша встреча. В тогдашних условиях она не могла быть продолжительной. Разговор вынужденно ограничивался самым необходимым и существенным. Несмотря на постоянно висевшую над ним угрозу, от Зорге исходило спокойствие и ощущение безопасности. Без всякой спешки, за несколько минут он успевал доходчиво разъяснить замыслы и планы противника, самые сложные ситуации. Он обладал удивительным даром излагать самое существенное в нескольких коротких, точно сформулированных фразах. При этом он не только ознакомил меня с военными планами гоминдановской клики, но и предложил ряд контрмер, посоветовал, что предпринять, чтобы не дать противнику застать себя врасплох. Во время наших бесед он не пользовался никакими записями. Он все держал в голове — и цифры, и имена, и географические названия, которые, большей частью, с трудом поддавались запоминанию".

В феврале 1932 года на захваченной маньчжурской территории было провозглашено независимое государство Маньчжоу-Го, во главе которого японцы поставили "императора" Айсинцзеро Пу И, последнего представителя китайской императорской династии Цинь.

Надо сказать, что в Китае у Зорге и его товарищей каких-то особо ценных агентов не было. Почти всю информацию они черпали из открытых источников — из газет, а также из бесед с журналистами, дипломатами, иностранными военными советниками, китайскими чиновниками и военными.

Император Пу И

Каваи Текший был именно из этой категории. Он так и не закончил университет и менял одну работу за другой. В начале 1928 года он уехал в Китай и устроился репортером в "Шанхай Уикли", где ухитрился продержаться почти два года. Затем открыл книжный магазин в Чунцине, а потом им вновь овладела охота к перемене мест. В 1939 году этот заслуженный советский агент был завербован японской разведкой, не знавшей о его прошлом, а в 1940-м вернулся в Японию и возобновил свою работу в группе Зорге. Каваи стал коммунистом вскоре после прибытия в Шанхай, в 1928 году. До октября 1931 года он работал во второстепенной советской группе, когда встретил Одзаки, который и передал его Зорге и Агнес Смедли. Другой член группы, названный Каваи Шайн Ронин, китайский авантюрист, постоянно нуждавшийся в деньгах и часто просивший у Одзаки наличными в долг.

Фунакоши Хисао появился в Шанхае в 1927 году в качестве репортера газеты "Майнити". Вскоре после этого он перевелся в японское агентство новостей "Ренго Цушинша", где возглавил его филиалы в Ханькоу и Чунцине. Между 1935 и 1937 годами он представлял в Чунцине газету "Иомиури Симбун", а с 1938 по 1941 год был неофициальным советником в штаб-квартире японской армии в Ханькоу. Коммунистом он стал еще в 1929 году, но лишь в 1932 году его завербовал Каваи, который и передал его Зорге. После отъезда Зорге из Шанхая Фунакоши был введен в группу "Поля". Его военные связи давали ему блестящую возможность сообщать о военных вопросах, так интересовавших разведку.

Другим членом шанхайской группы, который позднее был переведен в Токио, был Мицуно Сиге. Молодой человек из хорошей семьи, он увлекся коммунизмом, когда в 20 лет был студентом Восточно-Азиатской школы сценаристов в Шанхае. Однако он развил столь бурную деятельность в плане пропаганды коммунистических идей, что в 1931 году был депортирован из Китая на родину.

В 1937 году Сиге вновь вступил в группу Зорге в Токио. Он собирал информацию для ежегодника, выпускавшегося молодежной ассоциацией "Великая Япония". В результате он подготовил обширные отчеты для Зорге о молодежной партии "Великая Япония" и об Обществе Черного Дракона. Он сумел также собрать сведения о вооружении двух дивизий в период подготовки к военной кампании в Южной Азии.

15 июня 1931 года в Шанхае были арестованы некий Хилари Нуленс и его жена. Настоящее имя Хилари Нуленса было Яков Матвеевич Рудник. В 1917 году он стал прапорщиком русской армии и членом ВКП(б), участвовал в штурме Зимнего, в 1918 году вошел в состав коллегии ВЧК, по линии Коминтерна работал во Франции и Австрии, а в 1929 году, опять же по линии Коминтерна, был послан в Китай. Он поддерживал связь между Исполкомом Коминтерна, Дальневосточным бюро, компартией Китая, компартиями других стран Дальнего Востока. 1 июня 1931 года в Сингапуре был арестован курьер Коминтерна Жозеф Дюкруа. При нем обнаружили листок бумаги с адресом, с помощью которого шанхайская полиция довольно быстро вышла на Нуленса, которого, вместе с женой, тут же арестовали.

Нуленс называл себя бельгийцем, заявляя, что он и его жена должны быть переданы под юрисдикцию Бельгии. Министерство иностранных дел Бельгии отказалось подтвердить их подданство. Тогда он объявил себя швейцарцем по фамилии Бере, но МИД Швейцарии также не признал его своим гражданином. Дело было передано китайскому суду, что было для Нуленса-Рудника самым плохим вариантом.

Уже в августе 1931 года французские профсоюзы начали громкую кампанию в защиту "ни в чем не повинного секретаря профсоюза". Кампания протеста с каждым днем ширилась, распространяясь по всему миру. Осенью 1931 года имена заключенных супругов опять изменились: в письмах протеста стала звучать фамилия Руг. Что любопытно, эти письма опередили в изменении "легенды" самого арестованного, так как Нуленс начал называть себя швейцарским гражданином Полем Рутом только в ноябре, после того, как получил в тюрьме инструкции Коминтерна.

В кампании в защиту супругов Нуленс-Руг-Рудник, развернутой по всему миру, приняли участие Альберт Эйнштейн, Клара Цеткин, Анри Барбюс, Теодор Драйзер и Максим Горький.

В итоге супругов, чью личность китайцы так и не установили, судили в Нанкине летом 1932 года. Группа Зорге осуществляла связь с арестованными и отправляли в Москву подробные донесения о ходе дела. Незадолго до суда Рихард сообщил в Москву, что на судьбу арестованных можно повлиять, но для этого нужно 20 тысяч долларов — на взятки. Тут же из Харбина в Шанхай были отправлены два курьера, каждый из которых имел при себе по 10 тысяч долларов США. Этими людьми были Отто Браун и Герман Зиблер. 19 августа 1932 года Нуленс был приговорен к смерти, но, поскольку в июне в Китае была объявлена амнистия, смертную казнь заменили на пожизненное заключение, как самому Нуленсу, так и его жене. Поскольку амнистию, очевидно, принимали не за ради одних супругов Нуленс, возникает серьезное сомнение, что деньги в действительности не дошли до китайских чиновников. А если и дошли, то на приговор никак не повлияли. Выносился он уже после Мукденского и Шанхайского инцидентов, когда Япония стала главным врагом, а СССР, на который явно работали мнимые Нуленсы, — весьма вероятным союзником Японии в этой борьбе. В 1937 году супругов, даже имя которых так и не смогли установить, выпустили якобы для того, чтобы они могли найти деньги для внесения залога — естественно, они тут же испарились, а в 1939 году благополучно вернулись в СССР, где даже не подверглись репрессиям. Разумеется, нанкинские власти никаких иллюзий насчет того, что мнимые Нуленсы вернутся в тюрьму, не питали. Их освобождение было частью негласной сделки с СССР и китайскими коммунистами. Дело в том, что 7 июля 1937 года Япония начала большую войну против Китая. А китайские генералы еще в конце 1936 года, в ходе т. н. Сианьского инцидента, вынудили Чан Кайши создать единый антияпонский фронт с китайскими коммунистами, который поддержал Советский Союз. После этого неудобно было держать в тюрьме агентов Коминтерна. Вот им и дали возможность благополучно исчезнуть.