Лев Минц - Блистательный Химьяр и плиссировка юбок Страница 20

Авраам и сыновья его Ицхак и Иосиф

Великий рабби Шломо Лурия (кстати, предок Рошалей: известных наших врача и кинорежиссера, ибо эта фамилия — аббревиатура «реш-шин-ламед» расшифровывается как Рабби Шломо Лурия) относился к герам отрицательно. Не к самим людям, среди которых множество было достойнейших, а к самому явлению перехода в иудаизм. Он прямо сказал: «Пусть семя Израиля продолжает жить и занимать свое собственное место среди народов во все дни нашего изгнания, и пусть чужие, те, кто не из нашего народа, не присоединяются к нам». Сказал он эти слова в XVI веке и имел к тому все основания. Одно из них — соображение, что евреи, на плечи которых возложено служение Богу, не смеют облегчать своей ноши, перекладывая ее на плечи других. При этом никто не закрывал врат иудаизма от тех, кто хочет туда войти. Но с каждым из них надлежит беседовать, семь раз отговаривая от этого шага и объясняя всю тяжесть избранной доли.

Но было и еще одно основание. Среди прочих обвинений, которые возводили, возводят и — боюсь — возводить будут на евреев, существует одно, очень укоренившееся: сделать «своими» (или, как бы сказали в нынешнем телесериале, «замазать») как можно больше ни в чем не повинных людей.

А XVI и предшествующие ему века давали возможность к умственным спекуляциям подобного рода. Скажем, приобретает зажиточный еврей где-нибудь в Кордовском халифате или в Багдаде рабов-христиан. Человек верующий, он, согласно закону отцов своих и отцов отцов своих, просто должен произвести над ними обряд обрезания и ритуального омовения. Естественно, что и обращение с таким рабом-единоверцем мягкое, и на седьмой год освободить его надлежит, хотя чаще всего в доме господина своего он и останется. И многие рабы изменяли вере своих отцов без особых раздумий. И мусульманские власти сему не препятствовали. Вот если бы раб перешел в ислам… Тогда он уже не мог оставаться во владении еврея (и христианина), да еще и отомстить бы мог прежним хозяевам, теперь неполноправным перед ним. Но… Перейти-то он бы мог, только начальником бы не стал, ибо продан был бы своему теперь единоверцу-магометанину. И остался бы рабом не на семь лет.

Христиане рассматривали отказ от своей религии как преступление, достойное смертной казни. Казнить стремились не только вероотступника, но и того, кто его совратил. Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, сколько невинных евреев из-за этого пострадало.

Поэтому люди, пошедшие на такой шаг, бежали со своей «исторической родины» в другую страну, лучше — в иноверную, где мнение христиан мало кого интересовало. Что интересно — среди перешедших больше всего было священников и монахов. Во-первых, люди они были верующие и, придя к мысли об истинности того или иного вероучения, со своего пути не сходили. Во-вторых, люди они были образованные и могли черпать, так сказать, в первоисточниках. Придворный священник французского короля Людовика Благочестивого по имени отец Бодо принял иудаизм в 840 году, бежал в Испанию, принял имя Элеазар и стал писать полемические антихристианские сочинения. Более того, он все время убеждал халифа Кордовы принудить местных христиан перейти в иудаизм. Говорят, халиф с интересом отнесся к этому предложению, но потом взялся за обращение этих неверных в ислам. Еврейская община вздохнула спокойнее: евреи ясно представляли себе реакцию в христианских странах и чем это все могло закончиться…

В 1312 году отец Вициллий из германского города Майнц написал ряд работ, в которых доказывал истинность еврейской веры. Есть мнение историков, что именно эта прозелитская ярость бывшего батюшки и привела к изгнанию евреев из города.

В XIV же веке евреи Арагона переправили на остров Мальорку группу немцев, ставших иудеями. Дело раскрылось, но евреи отделались крупным штрафом. Между нами говоря, легко отделались…

Овадия-гер родился в семье норманнского барона на Сицилии в XI веке. Тут нужно несколько объяснений. «Норманнский» — по-русски бы сказали «варяжский» — значит, что предки его были те самые викинги, которые наводили ужас на всю Европу с запада до востока. Действительно, норманны-викинги захватили власть во многих странах Европы и даже кое-где в Африке. Что далеко ходить за примерами: Рюриковичи происходили именно от норманнов (варягов). Герцоги Нормандии — тоже, отчего эта французская провинция и приобрела свое имя. И так далее. Но при этом власть свою они навязать могли, но ни языка, ни культуры не сохранили, ни языческой своей веры (скандинавы ведь крестились существенно позже других народов Европы). И по прошествии нескольких — двух-трех — поколений стали славянами, французами (а потом, захватив Британию, англичанами, хотя и не сразу).

На Сицилии они, очевидно, заговорили на местном варианте «вульгарной латыни» (итальянского языка еще не было, а если и был, то за язык не признавался). Короче говоря, они уже стали сицилийцами (так сказать, будущими итальянцами), а точнее — правящим на острове классом баронов-феодалов.

Пока норманны состояли в язычестве, о евреях они знали мало, что-то вроде «христиане их ненавидят, говорят, что они убили какого-то их бога». То, что богов много и их можно убивать в поединке, казалось норманнам естественным. В религиозные споры они не лезли. Естественно, крестившись, они приобрели несколько иное мнение о евреях.

Овадия при крещении получил имя Иоанн: имя Овадия — «Раб Божий» — он избрал себе сам и существенно позже. То ли от того, что рос он набожным мальчиком, то ли от того, что принято было в баронских семьях одного сына отдавать церковному служению, чтобы наследство, не дробясь, осталось в одних руках старшего сына, но стал он монахом. Библия восхищала его, а вот поведение братьев по монастырю и по вере — нет. Кроме одного. Этот один был архиепископом города Бари, и звали его Андреас. Архиепископ возлюбил Закон Моисея всем сердцем, перебрался в Константинополь (тогда центр православия), прошел в местной еврейской общине гиюр и переселился в Египет. В истово православном Константинополе, где католик рассматривался чуть ли не как еврей или сарацин, ему это сошло с рук, но все-таки задерживаться там не стоило: взяли бы власти, да и выдали его еретикам-латинянам в порядке, так сказать, жеста доброй воли.

В 1102 году Иоанн должен был принести священнический обет. Но в ночь перед этим событием было ему сновидение: должен он стать евреем. А дела у евреев в Европе пошли много хуже, чем было до тех пор: в 1096–1099 гг. состоялся Первый крестовый поход, во время которого в погромах погибли тысячи евреев. (Крестоносцев тоже, конечно, понять можно: пока дойдешь до Святой земли, да и неизвестно, как сарацины там встретят, а тут, можно сказать, по пути следования враги Христовы, чего ж их не громить? И громили, и убивали, и грабили.) У Иоанна это вызвало чувство глубокого сострадания. А тот факт, что большинство евреев предпочли мученическую смерть насильственному крещению, убедил его в их правоте.

Он бежал, как и Андреас, в Константинополь, начал там изучать иудаизм, но и туда пришли крестоносцы, которые вели себя в христианском городе весьма по-хамски. Иоанн был ранен крестоносцем, но выжил и перебрался в Багдад.

Кажется, он стал не просто евреем Овадией, но и очень хорошо разбирающимся евреем. Во всяком случае, когда в галилейском городке Баниасе соблазнял его своим лжеучением караим Шломо Коен, он отказался последовать за ним в Иерусалим.

Завершил свою долгую жизнь Овадия-гер (Овадия Обращенный) в Каире, в районе Фостат, славном своей древней синагогой и высокоучеными раввинами. Там, в знаменитой генизе синагоги, и найдены были его сочинения: «Мегилат Овадия» — «Свиток Овации», по-нашему говоря: автобиография, хроники, молитвенники.

Но что самое интересное — самые древние записи синагогальных мелодий. Среди них — «Барух хагевер» в личной его обработке. Ее исполняют и по сей день в синагогах всего мира…

Но то были далекие от нас годы раннего Средневековья. Квакеров тогда еще не было. Они появились в Америке куда позже. Квакеры — протестантская христианская секта, очень строгая. У них нет священников и проповедников — каждый может прочитать проповедь после того, как община долго просидит в молчании, ожидая просветления свыше. Квакеры привыкли к преследованиям: еще в XIX веке они, убежденные противники рабства, организовывали неграм-рабам побеги, за что их сильно не любили и преследовали рабовладельцы. Главная же черта квакеров — упорство. Если квакер в чем-то убежден, свернуть его с этого пути невозможно. Квакер, американский консул Уордер Крессон в Иерусалиме, — в далекие османские времена — пришел к выводу, что истинная вера — это закон Моисея. Его назначили консулом США в 1844 году, а в 1848 он прошел гиюр, принял имя Михаэль и стал убежденным иудеем.

Жена отнеслась с уважением к перемене его взглядов, но еврейкой стать отказалась, а потому с ним развелась. (Тут возникла трудность: новоиспеченный Михаэль хотел разводиться по еврейским обычаям, для чего в городе должна была быть река, жена же требовала его прихода в квакерский молельный дом. В результате они развелись по отдельности.) Занятно, что единоверцы (бывшие единоверцы) не прокляли его, ибо — точно по их этике — он пошел путем, подсказанным Богом. Зато среди местных ашкеназов начали шириться сплетни и шепотки, что привело Михаэля (Уордера) Крессона к мысли, что ашкеназская община нуждается в усилении религиозного духа. Он женился на сефардке и стал видным членом сефардской общины. Так сказать, еврей-сефард англосаксонского происхождения. Ашкеназов он в чувство не привел, но сефарды столь его уважали, что похоронили на Хар-Зейтим, Масличной горе.