Вадим Каргалов - Полководцы XVII в Страница 23

Готовился к новым боям и Михаил Скопин-Шуйский, разбивший лагерь под Троице-Сергиевым монастырем. Трудностей и у него было предостаточно. Войска устали после длительной зимней кампании. Остро не хватало средств для найма ратников, для закупки продовольствия. Во все города были снова разосланы грамоты о сборе «наемных денег для ратных людей». Продолжались трения с иноземными наемниками. 17 января к Троице пришло пополнение немцев, которые тут же потребовали жалованье. Им предложили по десять серебряных талеров каждому (сумма по тем временам немалая), Но немцы идти на Дмитров отказались. Гетман Сапега торжествующе писал, что «иноземцы, помня о больших потерях под Тверью, не желали брать ни штурмовых денег, ни участвовать в штурме». Надеяться можно было только на своих, русских ратников, а их собралось под Троицей не так уж много. Еще не возвратились полки, ранее посланные на Суздаль, Ростов, Старицу, Ржев, Белую, а ведь это была лучшая часть войска во главе с лучшими воеводами.

Тем не менее подготовка началась. Войско было разделено на три полка: большой, передовой и сторожевой. Большой полк воеводы Семена Головина и передовой полк Ивана Куракина являлись главной ударной силой русского войска, именно им был придан отряд пеших людей «с огненным боем», который возглавил упоминавшийся уже воевода Григорий Валуев. Сторожевым полком командовал князь Лыков.

Военные действия предстояло вести в разгар зимы с ее глубокими снегами, и Скопин-Шуйский сформировал из ратников северных и поморских городов летучие отряды лыжников, общую численность которых шведский историк Видекинд определяет в четыре тысячи человек. В зимних боях лыжники показали себя с самой лучшей стороны, превосходя по маневренности даже конницу. А что касается переходов по бездорожью, фланговых ударов, внезапных рейдов в тыл заставам интервентов, стоявшим на проезжих дорогах, тут им вообще не было равных!

Приближались последние сражения освободительной войны.

9

Первыми под Дмитровом появились отряды русских лыжников. Они внезапно напали на сильную сторожевую заставу, прикрывавшую подступы к городу, и 3 февраля 1610 года разгромили ее.

4 февраля уже несколько сотен русских лыжников вышли из леса и дерзко покатили к стенам. Навстречу им была послана сотня литовских гусар. К открытому полевому сражению с тяжелой конницей лыжники оказались не готовы и поспешно отошли обратно в лес, потеряв несколько человек. Но они по-прежнему оставались в непосредственной близости от Дмитрова, блокируя все дороги.

17 февраля польско-литовская конница еще раз выходила из города. В разных местах вспыхивали короткие стычки, которые не принесли интервентам тактических успехов — город оставался в блокаде.

Видимо, Михаил Скопин-Шуйский не сразу решил, какой вариант военных действий выбрать: штурмовать Дмитров или вести правильную осаду, нападая мелкими подвижными отрядами, тесня острожками и, одновременно, накапливая поблизости от города значительные силы, чтобы ударить, если осажденные попробуют вывести свои полки в «поле». Штурм городских укреплений мог привести к большим потерям, чего Скопин-Шуйский всегда старался избежать. К тому же немецкая наемная пехота, которой предоставлялась роль ударной силы при штурме города, наотрез отказалась приступать к стенам. Не помогли и немалые «штурмовые деньги», предложенные наемникам.

В этих условиях Михаил Скопин-Шуйский выбрал самый эффективный способ действий. Он продолжил блокаду Дмитрова передовыми отрядами, непрерывно беспокоя осажденных «огненным боем» и одновременно накапливая под Дмитровом силы для большого сражения. Гетману Сапеге, фактически отрезанному от остальных войск, было явно невыгодно долго оставаться в «осадном сидении». Скопин-Шуйский надеялся, что он в конце концов выведет свои полки в «поле».

Между тем к Дмитрову подходили все новые и новые ратники. Пришли пищальники воеводы Григория Валуева, «пешие люди с огненным боем»: подкрадываясь к самым стенам острога, они из-за укрытий метко стреляли по бойницам. Подоспел сторожевой полк князя Лыкова и воеводы Давида Жеребцова, роты иноземных наемников. Общее число воинов, блокировавших Дмитров, достигло двенадцати тысяч. С таким войском уже можно было сражаться с интервентами и в «поле».

Расчеты Михаила Скопина-Шуйского оправдались. 20 февраля 1610 года ему удалось-таки выманить часть польского гарнизона из города и был, по словам летописца, «велий бой».

Сражение началось нападением русских ратников на острог, за деревянными стенами которого укрывались казацкие сотни гетмана Сапеги. Удар оказался настолько неожиданным и сильным, что укрепления были прорваны и началось избиение казаков. Волей-неволей Сапеге пришлось посылать на их выручку польские роты из города. Но помощь опоздала, казаки уже бежали в панике, бросив все пушки, боеприпасы и продовольствие. Под ударом оказались польские роты, которые Сапега Не успел отвести обратно в город. Они тоже понесли тяжелые потери. В один день гетман лишился большей части своего войска. Немногочисленный гарнизон Дмитрова теперь не представлял серьезной опасности. Правда, у гетмана еще оставались силы для обороны городских стен, но к активным действиям он был не способен. В военном отношении дальнейшее «сидение» в Дмитрове ничего не давало. Удержание крепости могло себя оправдать только в том случае, если бы появилась надежда на быструю и действенную помощь со стороны, но такой надежды не было. В блокаде оказался и пан Лисовский в Суздале. Пан Млоцкий, стоявший под Брянском, подвергся нападению двух тысяч лыжников, ему было не до Сапеги. Двенадцатитысячное русское войско взяло Можайск. Резко активизировались московские воеводы, связав по рукам и ногам гетмана Рожинского в Тушине. По словам летописца, «государевы люди многие с Москвы пошли на воровские таборы». Михаил Скопин-Шуйский постарался связать боями все польские и литовские рати, остававшиеся в России, — действия под Дмитровом полководец считал только эпизодом большой войны.

Непосредственно в сражении под Дмитровом сам Скопин-Шуйский не участвовал. Он перевел свою ставку из-под Троице-Сергиева монастыря в деревню Шепиловку, поближе к Дмитрову, и оттуда руководил воеводами, которых поименно перечисляет автор «Повести о победах Московского государства»: «Послал от Троицы государевых бояр под Дмитров, князя Ивана Семеновича Куракина, да князя Бориса Михайловича Лыкова с полками на поляков и литовцев. Дмитров взяли, и поляков и литовцев побили, и полки разогнали».

Автор повести допустил одну неточность. Дмитров был оставлен гетманом Сапегой без боя. На второй день после сражения 20 февраля Михаил Скопин-Шуйский с основными силами вернулся в свой лагерь под Троицей, оставив у Дмитрова отряды лыжников и двести конных дворян и «детей боярских». Этого оказалось достаточно, чтобы блокировать город с трех сторон. Дорога на запад не была занята русскими заставами, они как бы предлагали гетману отступить, не желая тратить войско на штурмы крепостных стен. Так и произошло. По словам Конрада Буссова, «в постоянном страхе стоял господин Сапега», а 27 февраля 1610 года он сам поджег Дмитров, уничтожил тяжелые пушки, которые невозможно было увезти, и с остатками войска направился к Смоленску, в лагерь короля Сигизмунда III.

Вскоре окончательно распался и тушинский лагерь.

6 марта 1610 года поляки и казаки покинули Тушино и вместе двинулись к Иосифо-Волоколамскому монастырю. Одновременно обратились в поспешное бегство польские и казацкие отряды, грабившие уезды на Верхней Волге, очистив, как сообщал паи Пясецкий, «все владения около Волги».

12 марта 1610 года полки Михаила Скопина-Шуйского торжественно вступили в столицу. Пастор Мартин Бер так рассказал в своей «Летописи Московской» об этом заключительном эпизоде войны: «Скопин и Делагарди вошли в столицу без всякого препятствия. В течение одного года они очистили все пространство от Ливонии до самой Москвы, так что из стотысячной рати, около двух лет осаждавшей Москву и Троицкий монастырь, не видно было ни одного поляка, ни одного казака.

Шуйский весьма ласково принял своих защитников; часто угощал за царским столом, одарил всех офицеров золотою и серебряною посудою, выплатил всему войску жалованье».

О торжественной встрече в Москве воеводы Скопина-Шуйского сообщала и русская «Повесть о победах Московского государства»: «Послал государь встречать его боярина своего Михаила Федоровича Кашина, велел его с большим почетом встретить. И выйдя из города Москвы все люди появление боярина ожидали. И была в Москве радость великая, и начали во всех церквах в колокола звонить и молитвы к богу воссылать, и все радости великой преисполнились.

Люди же города Москвы все хвалили его мудрый и добрый разум, и благодеяния, и храбрость».