В. Злыгостев - Субэдэй. Всадник, покорявший вселенную Страница 27

Сам по себе переход монгольских корпусов сквозь Кавказ, крайне мало освещенный источниками, является событием уникальным как с военной точки зрения, так и с политической.

Этот переход был судьбоносным для всей Европы. Не сумей тумены Субэдэя и Джэбэ выйти на северные отроги Кавказа весной 1222 года, то, возможно, и сама монгольская экспансия в западном направлении застопорилась бы на рубеже рек Волги и Урала. Тем временем Субэдэй и его войска, как пишет китайский хронист, «окольными путями дошли до Тэ[мур-]ка-халгэ[62], пробивали камень, открывая дорогу» [12, с. 228], здесь наверняка пригодились пленные, взятые в Шемахе и используемые в той ситуации в качестве прокладчиков горных троп и носильщиков. Монголы, продвигаясь «через Дарьяльское ущелье (современная Военно-Грузинская дорога)… вышли в верховья Кубани в тыл половцам» [34, с. 113]. Точнее, «вышли там, где [монголов] не ожидали» [12, с. 228]. И как в этой связи не сделать отступления? Всем известны знаменитые переходы Ганнибала в древности и Суворова в новое время через Альпы. Этим полководцам поют дифирамбы, что, кстати, уместно. Но все забыли о броске Субэдэя через Кавказ, когда он и Джэбэ, преодолев все трудности весеннего лавиноопасного периода, появились и нанесли внезапный для их новых противников удар, свалившись на него, как снег на голову.

Однако, выйдя на оперативный простор, монголы столкнулись с ожесточенным сопротивлением племен, населяющих предгорья и равнины северного Кавказа. В первую очередь это был союз лезгинов, черкесов, аланов[63] и старых противников Субэдэя, с которыми он сталкивался на Уюре в 1216 году — кипчаков — и которые здесь, в восточно-европейских степях, и на Руси именовались половцами или куманами. Союз между половцами, аланами и горскими племенами против захватчиков основывался на сведениях, которые они получили из Закавказья. Им было известно о методах действия монгольских орд в покоряемых землях. Поэтому отпор, данный в первых боях альянсом племен, населявших северный Кавказ, вызвал у Субэдэя массу раздумий. Он не знал крылатой фразы, брошенной одним из римских военачальников, — «Рубикон перейден», но он-то знал, что «Кавказ перейден». А что такое Рубикон, через который, Юлий Цезарь переправился вброд, против Кавказа? Пути назад у Субэдэя и Джэбэ не было, за их спиной стояли заснеженные горные хребты, да и повеление Чингисхана и собственная просьба Субэдэя разрешить ему покарать кипчаков не давали ему возможности повернуть назад. Только вперед! Но монголы, «зажатые между превосходящими силами половцев» [29, с. 212], их союзников «и ледниками Кавказа, долго пребывали в отчаянном положении» [29, с. 212]. «И тогда Субэдэй применил свои выдающиеся дипломатические способности» [6, с. 329], он умудрился рассорить половцев с аланами.

В условиях степной войны, где пленных берут редко, а если берут, то с целью содрать с живого кожу, Субэдэй смог выйти на половецких ханов Юрия Кончаковича и Татаура — Данила Кобяковича, и предложить им сделку. Налегая на общность происхождения и схожую веру, а Субэдэй как урянхай имел все права заявить об этом, половецким старшинам было сказано: «„Мы и вы — одного племени и происходим из одного рода, а аланы нам чужие. Мы с вами заключим договор, что не причиним друг другу вреда, мы дадим вам из золота и одежд, то, что вы пожелаете, вы же оставите нам [аланов]“. [Одновременно] они послали кипчакам много [всякого] добра. Кипчаки повернули назад» [38, с. 404], бросив своих союзников алан и иже с ними. Те, конечно же, потерпели поражение, были нейтрализованы, вынуждены отойти в горы, «в теснины и ущелья», подальше от кровожадных пришельцев.

Недолго и половецкие ханы любовались драгоценными вещицами, переданными им: их слуги не успели смыть кровь с одежд, снятых с убиенных, и заштопать страшные прорехи, как монголы, разделавшиеся с аланами, обрушились на вежи половецкие. Однако это не был один молниеносный удар, завоеватели нападали «на них раз за разом и отбирали у них вдвое против того, что [сами] им принесли» [38, с. 26]. Где-то в среднем течении р. Кубань и произошло первое сражение между хозяевами степей. «[Субэдэй] пустил воинов в решительную атаку, рассеял и разогнал их [кипчаков] войска. Был поражен стрелой сын Юрки[64] который сбежал в леса. Его рабы явились [к монголам] с донесением и его [сына Юрия] схватили, остальные целиком покорились [монголам], после чего [монголы] заняли их [кипчаков] пределы» [12, с. 228]. А те пределы-пастбища, надо сказать весьма обильные, пришельцы, «согнав с них кипчаков-половцев, заняли… вместе с пасущимися на них конями и скотом» [8, с. 172]. В то же время Субэдэй и Джэбэ пополняли свой «третий» тумен, рекрутируя местных обитателей. «Некоторые роды кипчаков, бывшие в подчинении у Юрия Кончаковича и Данила Кобяковича, перешли на сторону монголов» [6, с. 330]. Кроме всего, дойдя до Дона, Субэдэй и Джэбэ обрели союзников в лице бродников — этнографической группы непонятного происхождения, которые «населяли пойму Дона и прибрежные террасы, оставив половцам водораздельные степи». И те, и другие «враждовали между собою, и потому бродники поддержали монголов» [5, с. 467].

К осени 1222 года Субэдэй и Джэбэ, располагаясь на зимовку в Приазовье, между Кубанью и Доном, могли быть довольны достигнутым. Расслабляясь на пирах со своими тысячниками и багатурами после очередного сезона охоты, они ни на миг не упускали того, что творилось вокруг дислокации их туменов, чинили суд и расправу, принимали дань с покоренных. Они снеслись депешами с Чингисханом, скорее всего, через Дешт-и-Кипчак, то есть по северному побережью Каспийского моря и далее в Хорезм. Неизвестна интенсивность этой переписки, но несколько донесений они наверняка отослали. Среди некоторых западных ученых бытует мнение, что Субэдэю была послана помощь от Джучи, но навряд ли, так как сам Джучи в этот момент был связан боевыми действиями в Приаралье и нынешнем Западном Казахстане, воюя против тех же кипчаков, союзниками которых в том регионе выступали башкиры.

Зима 1222–1223 года была мягкая, как все зимы в этом краю, и монголы, привыкшие к экстремальным зимним холодам своей родины, уже в январе 1223 года начали движение на запад, передвигаясь по Лукоморью[65]широким фронтом. Джэбэ остался «процеживать» степи между устьем Дона и Северным Донцом, а Субэдэй направился в Крым, где начал активную дипломатическую деятельность в сочетании с откровенным разбоем. «Субудай направился на Юг к Крыму, сметая на своем пути сопротивление половцев. Здесь-то монголы впервые и встретились с европейцами. Эти люди принадлежали к совершенно иной империи, торговой империи Венеции. Ее анклав, закрывавший вход в Азовское море, являлся одной из двух венецианских баз в Крыму — второй был Херсонес, располагавшийся неподалеку от нынешнего Севастополя. Соперник Венеции Генуя имела своими аванпостами Судак (в то время называвшийся Солдайя) и Феодосию (Каффа), обосновавшись между ними. Венецианские купцы моментально оценили потенциал вновь пришедших. Монголы были богаты, они сидели на разукрашенных серебром седлах, сбруя их коней отливала серебром, они надевали кольчуги на шелковые рубахи, их обслуживала целая армия переводчиков, их сопровождала большая группа опытных торговцев-мусульман, и они могли отнять силой оружия все, что им было угодно. И для монголов венецианцы представляли интерес, у них были парусные суда, торговые связи и доступ к рынку новых товаров. Сделка состоялась. Субудай превратил генуэзский Судак в пепелище, предоставил венецианцам монопольное право на черноморскую торговлю» [29, с. 212–213].

Ибн ал-Асир более прозаичен, но факт остается фактом: монголы так или иначе после посещения Субэдэем Крыма по-настоящему вмешались в торговые отношения, существовавшие между Константинополем, Венецией и Генуей, а сам Субэдэй стоял на берегу Черного моря, не подозревая, что оно является неотъемлемой частью того «последнего моря», к которому они все стремились. «Прибыли они к городу Судаку; это город Кипчаков, — пишет Ибн ал-Асир, — из которого они получают свои товары, потому что он [лежит] на берегу Хазарского моря и к нему пристают корабли с одеждами; последние продаются, а на них покупаются девушки и невольники, буртасские меха, бобры, белки и другие предметы, находящиеся в земле их. Это море Хазарское[66] есть то море, которое соединяется с Константинопольским проливом. Придя к Судаку, татары овладели им, а жители его разбрелись; некоторые из них со своими семействами и своим имуществом взобрались на горы, а некоторые отправились в море и уехали в страну Румскую…» [38, с. 26].

Управившись с делами в Крыму, ранней весной Субэдэй соединился с Джэбэ, и оба полководца сосредоточили свое внимание на том, что затевалось в это время на Руси, в самом городе Кивамен-Керемене — Киеве.