Олег Ивик - Женщины-воины: от амазонок до куноити Страница 32

Могила воинственной китаянки в знаменитом иньском городище Аньяне была исследована археологами. Здесь найдены огромные по тем временам богатства: 6000 раковин каури, заменявших в иньском Китае деньги, до полутора тысяч изделий из бронзы, нефрита, слоновой кости, около двухсот ритуальных сосудов, два громадных квадратных парных чана с именными надписями, весом по 117,5 кг каждый… Госпожа Хао взяла с собой в иной мир бронзовые зеркала (древнейшие на территории Китая) и музыкальные инструменты. Впрочем, и то, и другое не говорит о ее женственности: и зеркала, и музыкальные инструменты могли использоваться в ритуальных целях. А вот огромное количество самого разнообразного оружия, уложенного вместе с царицей, скорее всего должно было служить своему прямому назначению. Конечно, воевать в загробном мире могла не только Фу Хао, но и ее приближенные — вместе с «Державной праматерью Восьмой» были убиты и похоронены шестнадцать мужчин, женщин и детей. Но о том, что сама царица тоже была далеко не чужда военного дела, говорит найденная здесь же гадательная кость.

Традиция гадания на костях уходит корнями еще в неолит, но гадательные кости, относящиеся к эпохе Шан-Инь, насчитываются многими тысячами. В одном только городе Аньян их было найдено около двадцати тысяч. Шанцы использовали для гадания лопатки животных или пластроны (нижние части панциря) черепах. Гадатель нагревал участок кости с помощью раскаленного стержня и по форме трещин пытался дать ответ на заданный ему вопрос. Но что самое главное: и вопрос, и полученный ответ, и дату гадания, и имя гадателя, а иногда и информацию о том, сбылось ли предсказание, на этой кости записывали. Поэтому кости сохранили бесценный материал о том, какие вопросы волновали шанцев, прежде всего шанских правителей, и как они пытались разрешить свои проблемы… Одна из гадательных костей, найденных в Аньяне, сообщает о женщине-воительнице, возглавившей войско численностью тринадцать тысяч человек. Ученые считают, что этой женщиной была Госпожа Хао.

В другом женском захоронении Аньяна найден бронзовый наконечник копья. Судя по всему, Фу Хао была далеко не единственной «амазонкой» Иньского Китая.

С падением государства Шан-Инь и приходом ему на смену царства Чжоу воинственность китайских женщин стала падать. Зарождавшаяся классическая традиция считала женщину существом подчиненным, воевать ей не полагалось. Впрочем, царству Чжоу тоже со временем пришел конец, наступил период всеобщей раздробленности. Связать это напрямую с приниженным положением женщины было бы, конечно, слишком смело. И все же, будь в руководстве чжоуской армии воительницы, подобные Фу Хао, быть может, оно продержалось бы на карте мира несколько дольше. Но теперь таких женщин в Китае быть не могло. А в шестом веке до нашей эры великий учитель Кун окончательно указал жительницам Поднебесной их скромное место в этом мире.

Женщины по нормам конфуцианской морали — это существа глупые, коварные и тщеславные, и давать им волю ни в коем случае нельзя. Конфуций выступал за почти полную их изоляцию, по преданию, он даже запретил мужчинам и женщинам ходить по одной стороне улицы и сидеть за одним столом. В семьях добрых конфуцианцев мальчикам и девочкам не разрешали играть друг с другом, сестры воспитывались в духе покорности братьям. Каждый шаг женщины находился под строжайшим контролем семьи; смыслом и целью ее жизни было рожать детей (прежде всего сыновей) и угождать мужу и его родне. Поэтому проявлять какую бы то ни было воинственность или обучаться обращению с оружием для большинства жительниц Поднебесной было абсолютно немыслимо.

Жены правителей времен Конфуция не только не возглавляли войска, но вообще избегали показываться на глаза мужчинам. Предание сохранило историю о визите учителя Куна к одной из таких женщин. Когда мудрец гостил в царстве Вэй, местный правитель был женат на даме, чья репутация считалась небезупречной. Но царицу заинтересовал знаменитый учитель, и она пожелала увидеть его. Дважды Наньцзы присылала Конфуцию приглашения, и дважды мудрец под благовидными предлогами отказывался от аудиенции. Когда же пришло третье приглашение, отказаться было уже невозможно, и Конфуций тайно от учеников, которые могли бы осудить его за нарушение им же заповеданных моральных норм, отправился во дворец.

Скрытно вошел мудрец в покои царицы, поклонился и некоторое время стоял недвижно. Наньцзы смотрела на него сквозь узорчатый занавес. Это была своенравная женщина, привыкшая удовлетворять все свои прихоти, но даже для нее было немыслимо выйти из-за полога или заговорить с незнакомым мужчиной. Насмотревшись на мудреца, Наньцзы поклонилась за своей занавеской. Ее яшмовые подвески звякнули, и Конфуций понял, что аудиенция окончена. Он в свою очередь молча поклонился и покинул дворец. Но визит его стал достоянием гласности, и ученики Конфуция, при всем их уважении к учителю, были возмущены таким вопиющим нарушением приличий… Понятно, что в эту эпоху поставить женщину во главе войска уже было немыслимо.

Впрочем, знаменитый историк Сыма Цянь на рубеже второго и первого века до нашей эры в своих «Исторических записках» подробно описал, как полководец Сунь-цзы, предположительно современник Конфуция, формировал армию из княжеского гарема. Но это была достаточно печальная история.

Китайский полководец Сунь-цзы носил имя У, что означало «воинственный». Он был уроженцем княжества Ци, но воевать хотел в государстве, чье имя совпадало с его собственным. Написав «Трактат о военном искусстве», он решил предложить его вниманию владыки княжества У — Хэ Люю. Хэ Люй хотя и управлял государством со столь боевым названием, но о военном деле имел, судя по всему, устаревшие представления. Он захотел на практике проверить способности стратега, но по странной прихоти решил сделать это на базе собственного гарема. Сыма Цянь сообщает:

«…Вызвали из дворцовых покоев всех красавиц, их набралось 180 человек. Сунь-цзы разделил их на два отряда, во главе каждого поставил одну из любимых наложниц вана и приказал всем взять в руки алебарды. Отдавая им распоряжения, он спросил: „Знаете ли вы, где находится ваше сердце, правая и левая рука, спина?“ Женщины ответили „Знаем“. Сунь-цзы продолжал: „При команде „вперед!“ обратитесь лицом туда, куда смотрит сердце; при команде „налево!“ обратитесь в сторону левой руки; „направо!“ — обратитесь в сторону правой руки; „назад!“ — обратитесь в сторону спины“. Женщины ответили „Понятно“».

Полководец, оказавшийся во главе столь необычной армии, дважды объяснял своим новоявленным «солдатам», как и куда они должны поворачиваться. После чего решил проверить их исполнительность на деле.

«Затем он подал барабанным боем сигнал „направо!“, но женщины только рассмеялись. Сунь-цзы сказал: „Если распорядок неясен и команды не усвоены — это вина военачальника“. Он вновь подробно и тщательно все объяснил и подал барабанным боем сигнал „налево!“, а женщины снова рассмеялись».

Но если бы жены князя знали, насколько серьезно относился великий стратег к своим обязанностям, они смеялись бы значительно меньше. Сыма Цянь пишет:

«Сунь-цзы сказал: „Если распорядок уже ясен, но ему не следуют, — это вина командиров“. И решил казнить командиров правого и левого отрядов. Уский ван, наблюдавший за происходящим с террасы дворца, очень испугался, увидев, что собираются казнить его любимых наложниц. Он поспешно послал вниз гонца с распоряжением: „Я уже убедился, что вы, полководец, умеете управлять войсками, но без этих двух наложниц мне еда не будет сладка. Я не хочу, чтобы их казнили“. Сунь-цзы ответил „Я уже назначен командующим. Когда командующий находится в войсках, не все приказы правителя являются для него обязательными“. Затем он отрубил головы командирам отрядов в назидание другим и назначил новыми командирами двух следующих наложниц. Тогда он снова стал отдавать распоряжения барабанным боем, и женщины стали поворачиваться налево и направо, двигаться вперед и назад, становиться на колени и вставать в соответствии с распорядком, не осмеливаясь издать ни звука».

Таким образом, армия в составе гарема, если не боеспособная, то, во всяком случае, дисциплинированная, была знаменитым полководцем создана и обучена в течение одного дня. Правда, методы управления ею не вполне согласовывались с теми, которые были заявлены Сунь-цзы в его «Трактате о военном искусстве». Ведь он писал: «Если будешь смотреть на солдат, как на своих детей, сможешь отправиться с ними хоть в самое глубокой ущелье; если будешь смотреть на солдат, как на любимых сыновей, сможешь идти с ними хоть на смерть…»

Неизвестно, довелось ли Сунь-цзы ходить на смерть со своим новым «войском», — о дальнейшей судьбе мобилизованного гарема историк не сообщает. Но сам стратег после своих подвигов в деле обучения наложниц действительно был назначен главнокомандующим княжества У. Правда, сначала у него возникли по этому поводу некоторые разногласия с Хэ Люем.