В. Злыгостев - Субэдэй. Всадник, покорявший вселенную Страница 36

Справедливости ради надо отметить, что в конце зимы 1230 года вторжение в Волжскую Булгарию не было глубоким, и монголы не достигли пределов г. Булгар, так как начиналась весна, и лошади монголов нуждались в отдыхе после похода 1229–1230 годов. Кроме того, Субэдэю и Кукдаю нужно было, оглянувшись на прошедшую кампанию, составлять планы новой. Их ставка весной 1230 года находилась в богатых молодыми травами лугах поймы р. Сакмары. Здесь решалась судьба огромного края. Междуречье Итиль — Джаих было фактически завоевано, оставалось «раздавить» Волжскую Булгарию и привести к признанию сюзеренитета Великого каана башкирами. Откормив коней и отдохнув, тумены Субэдэя направили свой путь на север. Начались все более ожесточенные столкновения с суровыми и умелыми воинами, каковыми являлись башкиры, мало чем уступавшие монголам. Очевидно, пик сопротивления башкирских родов захватчикам пришелся на 1229–1230 годы, именно к этому времени, скорее всего, относятся предания и легенды «о бое на Тимеровском хребте, о карагай-атайском батыре Биксуре, батыре Бошмане (Бачмане), о катайском егете Сурамане и его сыновьях Акмане и Гокмане» (44, с. 95], но силы были неравны, и неизбежность скорого насильственного присоединения башкир к улусу Джучи становилась очевидной.

Почему-то и отечественные, и зарубежные исследователи, занимающиеся вопросами, связанными с появлением и становлением Улуса Джучи (Золотой орды), обходят стороной участие в создании этого государства Субэдэя. В этой связи необходимо отметить, что в середине и конце 1220-х — начале 1230-х годов именно Субэдэй был основным носителем интересов дома Джучи и осуществлял управление этим западным улусом, естественно, соблюдая субординацию по отношению к многочисленным джучидам. Свидетельством того, что Субэдэй и отчасти Кукдай являлись правителями, пусть и недолгий период, в тех землях, является отсутствие там Бату — признанного наследника и властителя улуса. Бату находился по пришествии к власти Угэдэя вначале в Каракоруме, а затем и в северном Китае 147, с. 68–70). Можно предположить, что Бату являлся своеобразным заложником при особе Великого каана, который, думая о завоеваниях на западе, «обкатывал» его, проверяя на преданность его центральной власти и способности как руководителя. Сын Джучи прошел все тесты, чему самым ярким свидетельством станет Великий западный поход.

В это время Субэдэй отчетливо себе представлял, что с имеющимися в его распоряжении тремя-четырьмя туменами он навряд ли доскачет до «последнего моря», поэтому ждал подкреплений и указаний из Каракорума о всемонгольском походе на запад, который он надеялся возглавить. И поход состоялся, но только абсолютно в другом направлении, что принесло его главнокомандующему славу и высшие почести, а мир в очередной раз содрогнулся, прослышав об облаве, которую устроил стареющий «свирепый пес» на берегах Хуанхэ.

Глава четвертая. Звездный час Субэдэя

Восшествие на великокаанский престол Угэдэя ознаменовалось активизацией действий монголов в северном Китае, тем более что государства тангутов Си Ся, игравшего на протяжении четверти века определенную роль в монголочжурчжэньском противостоянии, более не существовало. Тан гуты, то выступавшие союзниками монголов и с удовольствием отгрызавшие от Цзинь жирные куски, то впадавшие за чжурчжэньские деньги в состояние нейтралитета в войне между Севером и Югом, более не были головной болью монгольской политики. Их государство, аннексированное и жестоко наказанное в результате последнего похода Чинчисхана, стало одним из флангов чжурчжэньского фронта, а весь военный потенциал Си Ся, и людской, и технический, принадлежал отныне монголам. Все это позволяло Угэдэю исполнить завещание Чингисхана, которое, сказанное буквально со смертного одра, гласило: «Хоть десять лет трудись, но обязательно заверши завоевание: если задержишься завершить завоевание, то остатки цзиньской породы вновь размножатся… Разбить их обязательно!» [12, с. 77, 162].

Уходя из Китая в 1215 году, Чингисхан оставил там постоянно действующий контингент своих войск в составе трех-четырех туменов под командованием Мухали, назначенного в 1217 году наместником вновь завоевываемых земель, с присвоением княжеского титула го ван. За счет рекрутируемых китайцев, чжурчжэней-изменников и киданей Мухали довел численность вверенных ему войск до 70 тысяч человек и более. Однако этого было явно недостаточно для того, чтобы выжечь на теле Цзинь тавро монгольского владыки, определяющего его собственность. Армии Цзинь, униженные катастрофическими позорными поражениями и обильным кровопусканием, были по-прежнему многочисленны и сохранили определенный потенциал. И хотя они располагались в разных округах и гарнизонах страны, все равно представляли грозную силу, которую Мухали, несмотря на все свои достоинства как полководца, сломить не мог, но необходимо отдать ему должное в том, что он виртуозно выполнял установки своего каана. Мухали умудрялся, окунувшись в хитросплетения военно-политической обстановки, удерживать огромные территории Цзинь, обеспечивая бесперебойный их грабеж и доставку добычи в Монголию, а также поддерживать в состоянии стабильной нестабильности китайские земли, оставшиеся под властью династии чжурчжэней, не позволяя их лидерам сконцентрироваться в организации эффективного противодействия агрессору, и, наконец, постоянно атаковал южные владения Цзинь по среднему течению Хуанхэ и в Шаньси. Так «бесконечная война» продолжалась практически все эти годы, а опыт, приобретенный Мухали, умершим в марте 1223 года, пригодился приемникам, и в первую очередь Бору, его сыну, который унаследовал не только звания и титулы, но и клубок неразрешенных проблем. Чтобы решить «проблему Цзинь», нужно было новое крупномасштабное вторжение монголов в пределы Центрального Китая, тем более что империя Сун хотела на определенных условиях поучаствовать в свежевании их заклятых врагов чжурчжэней, а сил у Бора не хватало. Несмотря на поддержку войсками, оказанную ему Чингисханом в 1226–1227 годах, Бор не смог склонить чашу весов в пользу монгольского оружия, а вскоре в 1228 году смерть настигла и его. Это дало чжурчжэням надежду, что они смогут вырваться из накинутой им на шею монгольской удавки.

За годы противостояния с «северными варварами» в среде цзиньских военачальников появились инициативные решительные люди, наученные горьким опытом поражений и не чуравшиеся перенимать самое ценное из стратегии и тактики захватчиков. И это дало свои результаты. Летом 1228 года главнокомандующий чжурчжэньскими войсками Вэньян Хэда отправил одного из своих военачальников Чен-хо-шана против монгольских войск, вступивших в Да-чань-юань. Чен-хо-шан, имевший в своем распоряжении всего лишь несколько сот конницы, «совершенно разбил восьмитысячный корпус монголов. Эта победа пробудила мужество… в войсках, ибо со времени нашествия монгольского в продолжение двадцати лет они в первый раз одержали победу» [31, с. 108].

Однако цзиньский император Ай-цзун не обольщался этим успехом и на следующий год, по-видимому ко времени инаугурации Угэдэя, направил в Монголию большое посольство во главе с Агудаем — поднести «вассальные траурные подношения». Нетрудно представить себе витиеватые речи посла, который, стоя на коленях, а может, и распростершись ниц перед новым Великим кааном, испрашивал мира или хотя бы мирной передышки своей стране, но Угэдэй был истинным сыном своего отца, а в данный момент, будучи властелином половины Азии, надменно сказал Агудаю: «Твой господин долго не покорялся, вынуждая прежнего государя состариться в сражениях. Могу ли я забыть [это] и для чего [эти] траурные подношения!» — «и отвергнул их» [12, с. 163]. Подобные речи, исходящие от властителя монголов, означали лишь одно — война будет продолжена. Но чжурчжэни не оставляли мечты о перемирии или даже союзе, а потому «в тот же год. Цзинь опять направило послов со сватовством. [Они] не были приняты» [12, с. 164]. Все это является свидетельством того, что военно-политическая ситуация сползла от «бесконечной войны» к чему-то более ужасному и кровавому.

В Китай был направлен новый командующий Дохолху-Чэрби. Зимой 1230 года под его руководством началось очередное наступление монголов. «Сопротивление войск Цзинь было для них неожиданностью. Прежний боевой дух чжурчжэней вернулся» (4, с. 208]. Против Дохолху-Чэрби выступил уже снискавший себе славу победителя монголов Чен-хо-шан, вначале он успешно «отражал атакующих… в восточной части Ганьсу» [4, с. 208], а затем в долине Вэй-хой-фу произошло то, чего давненько не случалось с монголами — они вновь были разгромлены. «Дохолху сразился с цзиньскими войсками и был полностью разбит» [12, с. 164]. Это был звездный час Чен-хо-шана и чжурчжэньского воинства, что подтолкнуло к действию и дипломатов Цзинь, которые тут же начали активную работу со своими коллегами из империи Сун, вызвавшую опасение, негодование и ярость в ставке Угэдэя. Он принял решение самолично возглавить монгольские армии по крупнейшему вторжению в пределы Поднебесной, но вначале им было отправлено «повеление Субэдэю помочь ему» [12, с. 164], «предписано Су-буту идти к нему на помощь» [31, с. 113]. Хронист так витиевато подносит этот текст, что неясно, кому «ему»? Вроде бы и Дохолху, но, скорее всего, в помощи нуждался сам Угэдэй, потому как к лету 1230 года «создалась совершенно иная военная и политическая ситуация, в которой нужен был Субудай» [11, С. 78].