Вадим Сафонов - Земля в цвету Страница 36

Странная пара!

Мало того, что оба эти сорта очень поздние, — они и от запалов страдают в летний зной, и зерно у них бывает неважное, и вообще всяческих недостатков у них уйма. Один перечень этих недостатков занимает в справочниках сортов несколько строк убористой печати. Словом, взять эти два сорта как исходный материал для нового — затея по меньшей мере неожиданная.

И кому бы пришло в голову доискиваться, есть ли у этих двух безнадежных сортов хоть что-нибудь хорошее? А вот Лысенко особенно заинтересовался именно некоторыми их положительными особенностями. Оказалось, что «гирку 0274» не берут ни ржавчина, ни пыльная и твердая головня. А если «эритроспермум 534/1» яровизировать, он наливает тяжелое зерно, не осыпающееся из колосьев. Словом, оба сорта были не так уж плохи… если бы пороков у них не было вдвое больше, чем достоинств. Да и впрямь нужно бы сито, чтобы отсеять их хорошие качества от недостатков.

Но Лысенко словно надеялся раздобыть как раз такое сито и с его помощью освободить свою удивительную пару от всех пороков, оставив за нею только достоинства да в придачу к тем, какие есть, добавить еще такие, какими эти сорта вовсе никогда не блистали, например… скороспелость.

С тех пор как люди стали работать с растениями, никого не окрыляли более удивительные надежды. Но тут и сказалась сила нового знания о жизни растений.

Пользуясь этим новым знанием, Лысенко прежде всего установил, что все обильные и разнообразные пороки обоих сортов на самом деле происходят только от одной для каждого сорта причины. Это клубок, который весь размотается, если найти конец нити и потянуть за него.

Азербайджанец «эритроспермум» был знаком Лысенко еще с ганджинских времен. Пшеница эта долго топталась на стадии яровизации. И выходила, в конце концов, ни павой ни вороной — слишком озимой для яровых, слишком яровой для озимых.

А одесситка «гирка 0274»? Та пулей проскакивала стадию яровизации. Нелады начинались дальше. Стебли никак не выбрасывали колоса. Кто бы подумал, что, стремительно вступая в жизнь, эта пшеница вдруг окажется дальше такой копуньей? Когда она собиралась, наконец, закончить все свои дела, было уже поздно: зной иссушал землю, посевам не уйти от запалов.

Оба сорта запаздывали. Но оказалось, что нет ничего сходного в их запозданиях: один спотыкался на стадии яровизации, а другой (Лысенко уже мог поставить точный диагноз!) — на световой стадии.

Теперь станет понятной идея, которая привела Лысенко к его неожиданному выбору.

В работе доктора сельскохозяйственных наук Д. А. Долгушина, где рассказана биография новой пшеницы, созданной Лысенко, я вижу рисунок. Сорт «А» изображен сочетанием длинной тонкой и короткой толстой палочек. Сорт «В» обозначен короткой тонкой и длинной толстой палочками. Что будет, если скрестить оба эти сорта? На это отвечает третий рисунок-схема. Он короток весь: он состоит из короткой тонкой и короткой толстой палочек. Это скороспелая форма, которая соединила лучшие стороны обоих родителей и потому оказалась лишенной недочетов каждого из них. Она легко преодолеет стадию яровизации — ведь один из родителей внес в «общее дело» свою способность яровизироваться быстро; а другой «в приданое» гибриду передал свое свойство без затруднений справляться со световой стадией.

Значит, именно соединение этих двух очень поздних форм должно дать форму, поспевающую скорее всего. А раз коренного порока родителей у гибрида не будет, он должен быть освобожден и от прочих недостатков, которые тянул за собой главный порок.

Идея выведения сорта по плану возникла у Лысенко зимой 1932 года. И если бы он стал ждать весны, чтобы проверить ее, «то, наверное, — говорит доктор Долгушин, — никогда в жизни академик Лысенко не простил бы себе — так противоречил бы этот поступок одной из отличительных черт его работ».

«Гирка 0274», «эритроспермум 534/1» и «лютесценс 062» были высеяны в теплице в глиняных вазонах 8 декабря 1932 года. Упрямого азербайджанца яровизировали: электрическое солнце по ночам озаряло всходы. И в конце января в теплице все колосилось.

Тогда и был заключен брак «эритроспермум» с «гиркой» и для сравнения с «лютесценс». Оба союза не были плодовиты: собрали всего 114 зерен. Их высеяли 17 апреля опять в вазоны.

Вскоре показались всходы.

Гибриды почти все выколосились раньше родителей, только некоторые задержались до времени колошения более раннего члена родительской пары; и ни один гибрид не выколосился позже.

19 июля 1933 года в вазонах происходила «жатва». А на другой день в 75 вазонах посеяли второе гибридное поколение. Все шло по плану. Но еще ничего нельзя было сказать окончательно. Были гибридные формы, но не было сорта. Ученый еще не создал новой жизни — такой, которая сама твердой ногой станет в мире так, что ее можно выпустить без человеческого присмотра. А надо было спешить: ведь на все про все — два с половиной года!

Как уложиться в них? Если сеять в поле, то два с половиной года — это всего три пшеничных поколения.

Нужно самое время заставить течь иначе. Уничтожить извечное деление года на зиму, весну, лето и осень, на периоды бодрствования и сна природы. Никакого сна! Никакого покоя! Не два с половиной года, а тридцать месяцев творческой работы! И в этих месяцах использовать каждый день.

Третье поколение гибридов родилось в октябре. Их гнали электрические лампы, искусственная температура летнего дня, поливка удобрительной смесью.

Ноябрь. Первые колоски… Но что с пыльцой? У многих цветочков чешуйки широко разошлись, распушенные рыльца раскинулись в стороны. Сутки, другие… Сорок восемь мучительных часов… Завяжется ли жизнь или прервется навсегда?

Еще двое суток… Все висело на волоске. Ведь Лысенко выводил скороспелую форму — самые ранние колосья, самые ценные. Пусть бы погибли все остальные, только не эти!

Что губило пыльцу? Тусклый осенний свет, скудно сочащийся сквозь запотелые стекла, — слишком слабый солнечный свет, которому все-таки не могли помочь все бессонные юпитеры? Хилость тощей листвы, бледных, вытянутых стеблей? Их больше гнали, чем выращивали. Сухой жар парового отопления? Температура, падающая в морозы?

Что бы ни было, сейчас все равно. Может быть, на будущее время надо избегать самых хмурых, самых суровых зимних месяцев. Лучше уж замедлить гонку, посеять так, чтобы колосья появлялись не раньше февраля, пусть даже в марте.

«На будущее время…» Но теперь? Что теперь?

Все же на некоторых цветах (сколько сотен раз днем и ночами глаза, не знающие сна, с жадным ожиданием впивались в них!) — да, на некоторых цветах чуть удлинились завязи.

Можно вздохнуть свободно: самые скороспелые спасены.

Урожай с них собрали 27 декабря. Всех остальных забраковали и выбросили. Урожай составил: 193 зерна с гибридов «534/1» × «062» и 20 зерен с самых важных гибридов «534/1» × «0274».

Двадцать зерен!

Какая уверенность в своей правоте была нужна, чтобы не отчаяться, когда в руках не осталось ничего, кроме этой тонкой ниточки в третьем гибридном поколении, после бешеной годовой работы!

Потомки этих двадцати — пятое гибридное поколение — покинули, наконец, вазоны и теплицы. Первый обычный посев в грунт. Рядом росли и гибриды «эритроспермум» с «лютесценс».

Выжигала землю жгучими ветрами весна 1934 года. Земля лежала в черных трещинах. Она казалась тусклой от пыли, висящей в воздухе. На горизонте вставали марева.

Проволочный червь, тощий и прожорливый, словно порожденный этой превращенной в порошок алчущей почвой, напал на нежные ростки селекционных гряд. Работницы выбирали горстями червей из приманочных лунок. На грядки, огороженные ячменем, с утра до поздней ночи совершали паломничество работники института. Может быть, правильнее сказать, что они жили тут, на короткое время отлучаясь, чтобы поесть и поспать, и каждый раз досадуя на себя за эти отлучки.

Они знали наизусть всех своих таких слабеньких и дорогих питомцев. С каким нетерпением следили люди за крошечными событиями, за неуловимыми и постоянными переменами на грядках! Вот развертываются все в пушке трубки молодых листков. То прибывает, то убывает сила роста. Вот одинокие хрупкие стебли превращаются в пучки и кусты… Вчера ничего этого не было. А сегодня сизый налет возник на листьях. Чем все это сменится завтра?

И в долгие дни, когда в горле пересыхало от жажды и беспощадный блеск с неба и с земли слепил глаза, биологи, агрономы, селекционеры института выискивали в лупы и без луп, не проступают ли за сотнями летучих признаков черты нового сорта.

Когда подошло время уборки, строгий отбор опустошил делянки. Надо было выделить семьи — зачинатели сорта. Браковка продолжалась в лаборатории — по величине, форме, наливу зерна. Только четыре семьи прошли через все испытания: три — от скрещивания с «гиркой», одна — от скрещивания с «лютесценс». Этим четырем семьям дали номера «1155», «1160», «1163», «1165».