Оливер Буркеман - Антидот. Противоядие от несчастливой жизни Страница 5

Способна ли эта неподдельно искренняя идеология позитивности любой ценой, невзирая на возможные результаты, приводить к опасным последствиям? Оппоненты внешнеполитической деятельности администрации Буша именно так и считают. Эта возможность рассматривается, например, в книге Барбары Эринрайк[14] «Улыбайся или умирай: как позитивное мышление обмануло Америку и весь остальной мир». По ее мнению,

одной из недооцененных причин глобального финансового кризиса конца 2000-х была американская деловая культура, в которой не принято даже задумываться о возможности неудачи, не говоря уже о том, чтоб обсуждать подобные вещи публично.

Банкиры, чье самолюбование подогревалось культурой больших амбиций, потеряли способность видеть различия между собственными эгоистичными представлениями и конкретными результатами. Одновременно с этим ипотечные заемщики решили: можно получить все, что угодно, если только как следует захотеть (интересно, сколько из них читали книги типа «Тайны»[15], где это утверждается) и ринулись за кредитами, которые не были в состоянии вернуть. Финансовый сектор захлестнула волна безотчетного оптимизма, а профессиональные поставщики такого оптимизма — гуру самосовершенствования, мотивирующие ораторы и организаторы семинаров — были рады всячески поощрять его. Эринрайк пишет: «Ровно в той мере, в которой позитивное мышление стало областью бизнеса, его главным клиентом всегда оставался именно бизнес, охотно воспринимавший хорошие новости о том, что при помощи умственного усилия возможно все. Это считалось полезным для работников, от которых на рубеже XXI века стали требовать работать больше за меньшие деньги и в менее комфортных условиях. Но и для руководителей высшего звена это оказалось удобной системой взглядов: какой смысл корпеть над финансовой отчетностью и заниматься тщательным анализом рисков, зачем волноваться по поводу головокружительных уровней задолженности и угрозы дефолта, если тех, кто с достаточным оптимизмом смотрит вперед, и так ожидает блестящее будущее?»

Эринрайк обнаруживает истоки этого мировоззрения в Америке XIX столетия, в квазирелигиозном движении под названием «Новая Мысль». Оно зародилось как реакция на угрюмый посыл аскетического протестантизма (кальвинизма), доминировавшего в Америке: неустанная упорная работа — долг каждого христианина, а предопределенность судьбы означает, что вам, может быть, суждено провести вечность в аду, несмотря на ваши прижизненные труды. В противовес этому «Новая Мысль» предполагала, что, опираясь на силу разума, можно достичь счастья и жизненного успеха. Согласно выросшему на той же почве и тогда же религиозному учению Христианской Науки, сила мысли способна даже лечить физические недуги. Но, как поясняет Эринрайк, заменив кальвинистский упорный труд на позитивное мышление, «Новая Мысль» стремилась навязывать собственные субъективные рамки. Негативное мышление яростно отвергалось — примерно так же, как «порицание греха в старой религии», и к этому добавлялось «настойчивое требование постоянной внутренней самокритики». Ссылаясь на социолога Микки Макги, Эринрайк указывает, что в этой новой господствующей установке на оптимизм «продолжительная и бесконечная работа над собой предлагалась не только как путь к процветанию, но и как нечто вроде мирского аналога спасения души».

Получается, что, провозглашая важность оптимизма в любых обстоятельствах, Джордж Буш опирался на освященную веками традицию. Но его речь на Get Motivated! закончилась, практически не успев начаться. Щепотка религии, невнятный короткий рассказ о террористических актах 11 сентября 2001 года, несколько хвалебных фраз в адрес армии, и вот он уже простился с аудиторией («Спасибо, Техас, дома всегда так хорошо!») и уходит в окружении плотного кольца телохранителей. Среди восторженных воплей я слышу на соседнем сиденье вздох облегчения лесника Джима. Ни к кому особенно не обращаясь, он ворчит: «Ну вот, теперь я точно мотивировался. Не пора ли по пивку?»

Один из персонажей рассказа Эдит Уортон[16] говорит: «Есть куча способов быть несчастным, но только один — быть в полном порядке: это значит перестать гоняться за счастьем». Язвительное замечание хорошо выражает проблему «культа оптимизма» — нелепой, обреченной на провал битвы, в которой в результате яростных усилий гибнет позитивность. Но в нем есть и намек на возможность более обнадеживающей альтернативы, подходов к обретению счастья какими-то совершенно иными способами. Первый этап — научиться не гоняться за позитивом. Многие из адептов «негативного пути» идут еще дальше, утверждая парадоксальным, но убедительным образом:

предпосылкой к обретению истинного счастья может быть намеренное погружение в то, что мы привычно считаем негативным.

Наверное, одна из самых сильных метафор этих странных взглядов на мир — небольшая игрушка под названием «китайские наручники» (хотя нет никаких подтверждений именно китайского ее происхождения). Психолог Стивен Хейс[17], откровенный критик нецелесообразности позитивного мышления, держит на рабочем столе своего кабинета в университете штата Невада целую коробку этих штучек, чтобы с их помощью иллюстрировать свои доводы. «Наручники» — плетеный цилиндр из бамбука с отверстиями с каждой стороны диаметром примерно в человеческий палец. Ничего не подозревающей жертве предлагают просунуть указательные пальцы обеих рук в отверстия, и человек оказывается в ловушке: при попытке вытащить пальцы отверстия сужаются. Чем сильнее он тянет пальцы наружу, тем сильнее сжимаются края цилиндра и ловушка делается крепче. Освободиться можно, только прекратив усилия и засунув пальцы глубже в цилиндр: тогда его концы ослабевают и он просто спадает с рук.

Хейс замечает, что в случае с китайскими наручниками «делать, казалось бы, совершенно разумную вещь оказывается нецелесообразным». Идти к счастью по негативному пути и означает делать другие — казалось бы, совершенно неразумные — вещи.

Глава 2. А что сделал бы Сенека?

Стоическое искусство противостоять худшему

Пессимизм, когда к нему привыкаешь, столь же приятен, как и оптимизм.

Обычное весеннее утро на центральной линии лондонского метро: поезда ходят с «легкими перебоями», а от толпы сгрудившихся пассажиров исходит тяжелое чувство отчаяния. Необычно то, что через пару минут я собираюсь добровольно совершить нечто, заранее представляющееся мне одним из самых ужасающих переживаний моей жизни. При подходе поезда к станции Чэнсери-Лэйн я собираюсь во весь голос объявить «Чэнсери-Лэйн!» — до того, как это сделает автоматический голос из динамиков в вагоне. А дальше я буду продолжать объявлять названия станций по мере движения поезда: Холборн, Тотенхэм-Корт-Роуд, Оксфорд-Серкус и так далее.

Я понимаю, что это — подвиг не самой выдающейся смелости. Читатели, которые пережили похищение пиратами, погребение заживо или хотя бы побывали в зоне особо высокой турбулентности во время авиаперелета, наверняка сочтут, что в данном случае я излишне драматизирую ситуацию, и их можно понять. Тем не менее мои ладони вспотели, а сердце бьется учащенно. Я всегда с трудом преодолевал собственное смущение и теперь проклинаю себя за то, что счел толковой идеей вызвать его специально.

Я выполняю ритуал намеренного самоуничижения по методу американского психолога Альберта Эллиса, умершего в 2007 году. Он создал его в качестве наглядной демонстрации принципов древней философии стоиков, которые были одними из первых, кто предположил, что счастье может зависеть от отношения к негативным сторонам жизни. Эллис рекомендовал «упражнение со станциями метро» (впервые предписанное им пациентам, проходящим у него курс психотерапии в Нью-Йорке) в качестве примера того, насколько неразумно мы воспринимаем даже самые легкие неприятности и сколько полезного можно в этом обнаружить, если заставить себя присмотреться внимательнее.

Стоицизм, зародившийся в Греции и расцветший в Риме, не следует смешивать с расхожим понятием унылого безропотного смирения, которое скорее подходит для описания состояния моих нынешних попутчиков в вагоне лондонского метро. Истинный стоицизм требует намного большей трезвости ума и умения проявлять могучее спокойствие в трудных обстоятельствах.

Как раз в этом и состоит цель изнурительного упражнения Эллиса — дать мне возможность встретиться лицом к лицу с собственными невысказанными представлениями о смущении, неловкости и о том, что обо мне могут подумать.

Оно заставит меня испытать неприятные ощущения, которых я боюсь, и сделать из этой ситуации интересный психологический вывод: мои представления о том, насколько все это будет ужасно, при ближайшем рассмотрении окажутся совершенно несоответствующими действительности.