Регина Бретт - Бог никогда не моргает. 50 уроков, которые изменят твою жизнь Страница 10

Когда папа был маленьким, ему запрещали плакать. Жизнь была слишком жесткой, чтобы позволять себе слезы. Нужно было стать жестче. Он перенес Великую депрессию, а вот семейная ферма

— нет. Папа видел, как ферма, которую он так любил, утекает сквозь паль-цы его собственного отца. У них закончились деньги, потом от семьи отвернулась удача. На моего папу наорали за то, что он дал лошадям лишнего овса, а ведь если бы он этого не сделал, животные просто умерли бы от голода. В восьмом классе папа бросил школу и пошел работать, чтобы семья смогла выжить.

В слезах он ничего не понимал. Когда мы плакали, он кричал: «Что вы ревете? Сейчас я вам покажу, из- за чего нацо реветь!» От этого я начинала рыдать еще сильнее. Слишком много мужчин растет, не пролив и слезинки. Однажды я прочитала статью о великом бейсболисте Пите Роузе, который расплакался, добившись наконец спортивного достижения, к которому так стремился. Он сказал журналистам, что плачет впервые в жизни. Впервые в жизни? У него в то время уже был ребенок. Неужели Роуз не плакал в день его рождения?

Когда твои дети видят твои слезы, в этом есть что- то особенное. Слезы — это не знак слабости. Они знак человечности. Видя, как ты плачешь, дети понимают, что ты чувствуешь жизнь глубоко и полно. Я никогда не забуду одного отца, позвонившего мне однажды, чтобы рассказать о баскетбольном матче, который оказался лучшим в его жизни. На этой игре мужчина пролил слезы и был счастлив, что его сын видел их.

В тот вечер играл Леброн Джеймс. Уже в старших классах у Избранного была свита, уже тогда о нем писала национальная пресса и слава следовала по пятам за молодым спортсменом. Еще до своего вступления в НБА он ездил на «Хаммере» и заключал миллионные контракты с компаниями, производящими кроссовки.

Как и многие отцы, тот, о котором я хочу рассказать, хотел, чтобы его сын увидел игру Леброна, поэтому они приехали заранее, чтобы занять хорошие места в школьном спортзале. Впервые за много лет появился такой виртуозный баскетболист-старшеклассник, как Леброн.

Скоро его должны были забрать в профессиональный спорт, но сейчас он играл за свою родную школу Святого Винсента и Святой Марии в Акроне.

Отец с сыном сидели на открытой трибуне и ждали окончания игры юниоров из Уодсуортской старшей школы и старшей школы Клоуверлиф. Команда из Уодсуорта была на десять очков впереди. И вдруг, когда до конца матча оставалась всего минута, тренер из Клоуверлифа остановил игру. Толпа загудела, не понимая, почему он взял тайм-аут, когда счет был такой неравный и возможности выиграть не оставалось. Ведь он знал, что задерживает собравшихся: люди пришли посмотреть настоящую, главную игру игру с Леброном. Тогда-то отец и увидел низенького, щуплого игрока, сидящего на краю скамьи запасных. Он был в зеленой форменной футболке «Клоуверлиф колтс» с номером десять. Когда он поднялся, отец заметил хромоту баскетболиста, легкий наклон головы, странный взгляд вдаль и деформированное от рождения ухо.

Мужчина не знал, что парню хирургическим путем ввели в голову шунт, благодаря которому жидкость откачивается из его мозга, и только поэтому юноша до сих пор жив.

Шунт продлевал жизнь баскетболиста, но одновременно и не позволял играть в полную силу. Молодой человек ни в коем случае не должен был ударяться головой. Доктор запретил.

Тренер собирался дать Адаму Серни поиграть, даже если разрыв будет совсем небольшим. Он знал, насколько страстно Адам желал поучаствовать в схватке с главным соперником их школы, и рассудил, что парень заслужил такое право. Адам на все тренировки приходил первым, а уходил последним. Он мыл полы, таскал бутыли с водой и доставал баскетбольные мячи.

Отец с сыном на трибуне смотрели, как Адам поймал пас и бросил мяч из-за дальней, трехочковой линии. Он промазал.

Игроки второй команды могли бы кинуться в атаку и набрать очки, но они не шелохнулись. Они хотели дать Адаму еще один шанс.

Часы вели обратный отсчет. Адам бросил мяч еще раз и снова промахнулся. Двенадцать секунд. Еще промах. И еще. Десять секунд. Девять. Команда шко-лы Уодсуорт и не думала разыгрывать мяч. Один игрок даже махнул Адаму, чтобы тот подошел поближе, но парень отказался.

К этому моменту уже все стояли и подбадривали Адама Серни. Те, кто его знал, кричали: «Давай, Адам! Се-ер-ни! Се-ер-ни!» За четыре секунды до конца игры Адам бросил мяч. Сигнал окончания матча распорол воздух, когда мяч со свистом пролетел сквозь кольцо.

Толпа взревела.

Болельщики обеих команд кричали и аплодировали стоя. Игроки из Уордсуорта хлопали Адама по спине и пожимали ему руку. Ему аплодировали два рефери на площадке. Один повернулся к другому и все время повторял: «Боже, это было здорово».

Отец на трибуне начал плакать. Он плакал о том, во что превратился школьный баскетбол. Все эти охотники за автографами, съемочные группы, телохранители, кружащиеся возле подростка, ради которого профессиональные команды готовы вести переговоры о миллионных сделках с производителями кроссовок. Возле парня, которого прозвали Король Джеймс и который, минуя университет, попадет сразу в НБА.

Отец плакал о том, что увидел бросок, который был лучше всех профессиональных, университетских и школьных игр на его памяти. Когда он поднял глаза, пятилетний сын спросил: «Ты плачешь, потому что команда «Клоуверлиф» проиграла?» Отец не смог объяснить. Он только улыбнулся и крепко обнял малыша.

Какой подарок для сына! Надеюсь, мальчик запомнит эти слезы. Надеюсь, папа расскажет ему, почему он заплакал, и тогда у них будет общий повод для этих прекрасных слез.

УРОК 13

Не сравнивай свою жизнь с жизнью других: ты понятия не имеешь, каков их путь

В День призвания в школе я всегда съеживалась и старалась казаться незаметной.

Директор школы Непорочного зачатия объявлял, что отец такой-то собирается поговорить с нами о жизненном призвании. Вариантов всегда было только два: стать монахиней или священником.

Я до ужаса боялась этого Разговора. Священ-ник расхаживал по залу и пристально всматривался в наши лица, ища вокруг них ореолы. Он говорил нам, что у некоторых мальчиков и девочек в этом зале есть призвание, то есть глас свыше призывает их сделать в жизни что-то особенное.

Я пряталась за стоящим впереди ребенком, чтобы священник не выбрал меня, равно как и Бог. Если Бог меня не заметит, Он меня не выберет. Я не хотела ходить в монашеской рясе и прятать волосы под ту хитрую штуковину, которую доминиканки носят на голове, только лицо и остается на виду.

В день отбора варианты были простые: иди к Богу или иди в мир. Единственным способом служить Господу, и только Ему, было вступить в какой-нибудь религиозный орден. И тут уж выбор велик: францисканский, иезуитский, орден «Отцы из Маринолла» для мужчин, а орден святой Урсулы, доминиканский или орден Слова воплощенного для женщин. Они даже брошюрки приносили, чтобы набирать людей, совсем как в армию.

Насколько я знаю, из моего класса никто не услышал гласа свыше. Мы выбрали обычные профессии и обычную жизнь со свиданиями, браком, детьми. И не обязательно в такой последовательности. Иногда я спрашивала себя, действительно ли мы выбрали не лучший путь, когда предпочли мир Богу. У нас не было призвания или предназначения, мы решили эту дилемму в пользу работы и карьеры.

У меня ушли годы на то, чтобы понять, что такое призвание на самом деле. Что у каждого из нас оно есть, и выбор не ограничивается монашескими орденами. И что мы не должны сравнивать и сопоставлять свое призвание с чужими.

Все мы пришли в этот мир не просто ради существования, а ради чего-то большего. У каждого из нас есть своя собственная, неповторимая миссия, задача, предназначение, призвание. Лучшее определение призвания я нашла у писателя и теолога Фредерика Бюхнера. Оно помогло мне определить приоритеты в жизни. Если перефразировать Бюхнера, Бог выбрал для тебя место там, где сходятся твое величайшее наслаждение и величайшая потребность мира.

ГЬдами я мучительно искала свое место. Хотела, чтобы моя жизнь была исполнена значения и смысла. Я брела по колдобистой дороге, изобилующей выбоинами, объездными путями и оранжевыми дорожными конусами. Я работала кассиром в аптеке, стирала пыль с упаковок витаминов. Потом была официанткой. Носила розовую форму и сетку для волос и накладывала пациентам больницы мусс из чернослива. Была фельдшером на «Скорой помощи». Отвозила тела усопших к месту прощания. Работала секретарем суда, собирала штрафы за превышение скорости и заполняла списки дел к слушанию. Была секретарем окружного государственного защитника, печатала краткие изложения дел с привлечением фактов и документов. Стояла за конторкой амбулаторного центра лечения алкоголизма. Давала советы алкоголикам и проводила групповую терапию.