Дмитрий Соколов - Любовные реки, семейные берега (Архетипические сюжеты семьи и рода) Страница 10

Если такой фигуры нет, то из роли «третий лишний» вырастает, скорее всего, гораздо менее приятное для окружающих существо, пытающееся внедриться в этот мир не службой и послушанием, а когтями и кровососущими жвалами.

Гипер-Опека и Сверх-Тревожность

Одному моему приятелю в школе бабушка давала с собой бутерброды с сыром, где сыр был обрезан ножницами по кромке хлеба.

А одному знакомому родители после свадьбы купили дом, но не разрешили поставить в нем ни Интернета, ни кабельного телевидения. Чтобы не смотрел порнографию.

Другому, наоборот, мама с папой исправно оплачивали огромные телефонные счета (в основном звонки на «секс по телефону»), но ложились костями, если у него появлялась девушка, и с девушкой встречаться не давали («мешает карьере»).

А вот еще меня Трикстер попросил написать: что, дескать, триста лет назад в России часть девушек, выходящих замуж, лишались невинности не мужем, а барином. И что «Право первой ночи сеньора» было прописано в большинстве европейских законодательств. Я ему говорю: ну и что это значит, даже если правда? А он говорит: было дело, и свекор трахал. В более дремучие времена. А логика, дескать, та же самая, что «барин» – «отец родной», что «сеньор» – то есть «старший». Это они на себя трудную часть семейной жизни детей брали, которая дефлорация. Чтобы защитить детей родных от опасностей, с нею связанных.

Надеюсь, что все эти примеры (мои, не Трикстера) кажутся вам дурацкими и ничего-не-значащими. Думаю и практически уверен, что вы сами видали такое, по сравнению с чем всё это – цветочки и забавы взрослых шалунов.

Конечно, родители заботятся о детях. До какой степени? – вот на этот вопрос никакие мудрецы не ответят. Хотя всегда пытались. Как вам такой ответ – до любой?! Потому что ребенок – недочеловек, он многого не понимает. И ради заботы можно с ним сделать что угодно. Вплоть до аборта. Вот такая сказка: глупое дитя хочет родиться совершенно не вовремя. Я, взрослый, понимаю, что сейчас «плохое время». И останавливаю его от этого дурацкого шага.

Что является «нормальной» опекой, а что «гипер» – пусть решают юристы и университетские профессора, потому что ответа, конечно, не существует, а им хорошо платят за товар-заменитель. Можно только сказать, что существует огромное количество людей и семей, страдающих от несогласия со своими родителями или детьми по этому вопросу. Вот это и есть гиперопека в самом простом смысле: опека, вызывающая много страдания и вражды, а также явно неадекватную инфантильность объекта этой самой Г/О.

Гиперопека может казаться «личным делом», типа каприза отдельно взятого человека, но, конечно, она всегда явственно прописана в семейной динамике. И чтобы понять такую динамику, нам не надо сильно ломать голову. Ну угадайте: кого надо сильно-сильно беречь? Обычные ответы: 1) того, кто представляет из себя какую-то необыкновенно большую ценность; и 2) того, кого есть большие шансы потерять. По этой логике к королевским детям приставляют больше мамок-нянек, чем к детям простолюдинов, и за сильно больными во время болезни ухаживают больше, чем за здоровыми. Это понятно.

А вот кто представляет из себя особую ценность? Это уже не очень очевидный вопрос, вроде все дети довольно ценны, и тем не менее не все попадают в сюжет Г/О. Для Рода дети более-менее вроде бы равноценны, разве что в патриархальной культуре мальчики чуть «дороже» девочек, но и это не причина для их за-Г/О-на. Прежде чем перейти к решению этого странного неравенства в общей форме, давайте порешаем простые примеры.

Например. Вижу маму и сына – явная Г/О. Узнаю про ее маму – там явная Г/О со своим сыном. Выясняю про бабушку – у той тоже, как у них у всех, было два ребенка, сын и дочь, и сын, имея во время Отечественной войны освобождение от армии, тем не менее рвался на фронт, писал письма товарищу Сталину, и его таки призвали в 1943-м, и он погиб во время бомбежки, только-только доехав до фронта. Спрашивается, есть ли в этой семье причина для того, чтобы не пускать детей (сыновей) из дома? Да, простая и очевидная.

Например. Вижу маму и дочь – конкретная Г/О. Выясняем историю беременности. Все, включая ее жениха и родителей, были против, советовали, уговаривали, угрожали, чтобы она сделала аборт. У этого ребенка было мало шансов попасть в наш мир. Она попала, но мама расслабиться так и не может – дочке все время грозят опасности, и только она может свое чадо защитить. Логично? Абсолютно.

Например. У женщины четверо детей, но под жесткую Г/О попала только младшенькая. Предыстория рождения: у мамы был любовник, самая светлая, горячая и короткая любовь ее жизни. От кого этот последний ребенок? Ну. нет, не от него. Но почти как будто от него. Вот формально не от него, как кажется маме, но от тех прекрасных и последних дней их любви. Любовник исчез, но ребенка можно попридержать. Правда ведь?

И так далее. Это я вам пока показываю решения этих неравенств для средней школы. Для «высшей школы» такие неравенства в общем виде я бы решал по формуле «More than one»

(У Иосифа Бродского, который резво и безвозвратно укатился от своей семьи a la Колобок, есть такое эссе (давшее название книге, за которую он формально и получил Нобелевскую премию): «Less than one» («Меньше чем один»). Ребенок попадает под гипер-опеку по ровно противоположной формуле, которую вполне удобно назвать «More than one» («Больше чем один»).)

Я имею в виду, что гипер-опека возникает там, где один ребенок совмещает в себе, в глазах родителей (точнее говоря, в семейной системе), помимо себя самого, еще какую-то «замещаемую» фигуру.

Один из самых простых вариантов – это ребенок, родившийся после одного или нескольких абортов или выкидышей. Такой ребенок «больше чем один», поскольку стоит на месте двух или нескольких таких же, как он. И чем прочнее они забыты, тем больше они «висят» на нем. Ему, с приличной вероятностью, негласно будет приписана их общая ценность (в том числе, и в его собственных глазах).

По той же схеме, ребенок, как будто (пусть даже не фактически, а «как бы») родившийся от любовника, который никак потом в семье не присутствует, может совмещать в себе образ своего отца (или своего «как бы» отца) и потому стать объектом гипер-опеки.

И так далее.

Позже, в главах про Замещение и Идентификацию, мы увидим разнообразие персонажей, которые могут наследоваться ребенком вплоть до сильного отождествления.

Но принципы решения во всех «школах» одинаковы: мы ищем, что в отношении данного ребенка (или его прототипов в Роду) имеет исключительное значение, то есть исключает его из ряда ему подобных.

(Тут с грустью приходится сказать, что во многих семьях на сегодня на поверхности лежит самый простой факт – этот ребенок единственный, братьев-сестер нет. Какое-никакое Г/О на его долю, голову и плечи повалится почти наверняка.)

Обыкновенная история про навязчивую тревожность, любовь и сорок тысяч убитых детей

1

Жила-была мама Наташа, у нее были дочка Света и младший сыночек Витя.

И была у мамы Наташи странная привычка: она все время у себя в голове убивала своих детей. Она часто представляла себе, как деточек давят машины, как они падают с обрыва или с моста, как их кромсают ножами бандиты. Часто она представляла себе не смерть, а тяжелые ранения: как она случайно обливает детей кипящим маслом, как они заболевают тяжелыми болезнями и так далее.

Внимание, вопрос: становились ли Света и Витя здоровее и счастливее от маминых фантазий?

Если в чьей-то голове вас все время режут и убивают – скажет вам любой волшебник – то вам от этого тоже ничего хорошего. И немножко плохо – или даже сильно плохо – в зависимости от того, какой силой магии обладает тот, кто вас режет в своей голове.

Мама Наташа, похоже, сильным магом не была, потому что дети ее росли довольно-таки здоровые и счастливые.

Зато сама мама была немножко болезненной и несчастной.

2

А потом как-то у мамы Наташи появился друг дядя Петя. Хороший такой человек, с усами. Он в нее влюбился. И был дядя Петя немного волшебником. Не так чтобы очень, но немножко. Просто когда он чего-то хотел, то это обычно исполнялось.

Дядя Петя очень захотел, чтобы мама Наташа стала здоровой и красивой. Она ему и так очень нравилась, но он еще хотел, чтобы у нее сияли глаза, румянились щеки и мерцала кожа. Таким вот он был жадным, дядя Петя. Ему было мало влюбиться в симпатичную женщину, он еще хотел, чтобы она вообще стала красавицей.

3

А как это сделать? Вначале, когда дядя Петя и мама Наташа стали дружить, мама немного забыла про детей, и стала про них поменьше гадостей придумывать. Но потом, очень скоро, она спохватилась, что как-то мало детьми занимается. И поехала сочинять про них вдвое больше. Теперь Витеньку трактор переезжал по пять раз в день, а Светочка то падала в шахту, то ее уносил аист. Мама разгулялась.